Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник) - Николай Ломакин

– Это не было бы таким забавным, не будь оно так трудно! – потирая руки, воскликнул Николай, когда они выбрались на правый берег реки.

– То, что для нас было всего лишь трудно, друг, для бухарцев, может быть, окажется непосильным! – ответил Михаил Строгов.

Глава VIII. Заяц, перебежавший дорогу

Наконец-то Михаил Строгов смог поверить, что дорога на Иркутск свободна. Он опередил врагов, которые замешкались в Томске, а когда солдаты эмира доберутся до Красноярска, они там найдут одни опустевшие дома. И ничего, что позволило бы незамедлительно пересечь Енисей! Итак, им обеспечены несколько дней задержки, покуда понтонный мост, соорудить который затруднительно, не обеспечит им переправу.

Впервые после роковой встречи в Омске с Иваном Огаровым царский фельдъегерь почувствовал, что тревога отступает, можно надеяться, что никакое новое препятствие больше не встанет между ним и его целью.

Кибитка, которую течением отнесло по косой на пятнадцать верст к юго-востоку, теперь снова выехала на тракт и возобновила свой долгий путь по степи. Дорога была хороша, этот ее отрезок между Красноярском и Иркутском даже можно считать лучшим из всех, что Михаилу пришлось проехать за последние недели. Меньше колдобин, на которых путников трясет, широкие кроны деревьев, защищающие их от жарких солнечных лучей, ведь там сосновые и кедровые леса тянутся на сотню верст. Это уже не бескрайняя степь, чей горизонт, образуя круг, сливается с небом. Но и этот щедрый край в те дни опустел. Повсюду – покинутые селения. Больше не встретишь местных сибирских крестьян, среди которых преобладает славянский тип. Теперь это была пустыня – и, как мы знаем, пустыня, возникшая по приказу.

Стояла хорошая погода, но воздух, свежея за ночь, уже не так легко прогревался на солнце. Ведь настали первые числа сентября, и здесь, в северных широтах, световой день к осени заметно сокращается, дуга, по которой солнце поднимается над горизонтом, становится все ниже. А осень здесь продолжается недолго, хотя эта часть территории Сибири расположена не выше пятьдесят пятой параллели, то есть находится на той же широте, что Эдинбург и Копенгаген. Порой зима даже сменяет лето почти внезапно. Это происходит потому, что зимы в азиатской части России наступают раньше положенного срока, и тогда столбик термометра опускается до точки замерзания ртути (около 42 градусов ниже нуля), недаром там температура около минус двадцати по Цельсию считается еще терпимой.

Итак, погода благоприятствовала путникам. Ни дождей, ни ураганов. Жара стала умеренной, ночи прохладными. Надя поздоровела, Михаил Строгов тоже окреп: с тех пор, как покинули Томск, оба мало-помалу восстановили свои силы, подорванные пережитыми тяготами.

Что до Николая Пигасова, он никогда не чувствовал себя лучше. Для него эта поездка была прогулкой, приятной экскурсией, так он коротал свой негаданный отпуск служащего, лишенного службы.

«Это определенно лучше, чем двенадцать часов в день сидеть на стуле и орудовать телеграфным ключом!» – говорил он себе.

Михаил Строгов смогуговорить Николая гнать свою лошадь побыстрей. Чтобы добиться этого, ему пришлось доверительно признаться, что они с сестрой направляются к своему отцу, сосланному в Иркутск, и очень спешат. Разумеется, загонять этого коня никак нельзя, весьма вероятно, что они не найдут другого взамен, но если обеспечить ему достаточно частые передышки – например, через каждые пятнадцать верст, – за сутки можно будет без особого труда одолевать верст шестьдесят. К тому же лошадь на диво крепкая, сама ее порода говорит о том, что она способна переносить продолжительные нагрузки. Богатые пастбища ей обеспечены на всем протяжении пути, трава здесь густая и сочная. Значит, можно попросить это животное и поработать сверхурочно.

Николай уступил, прислушавшись к этим доводам. Его очень взволновала история двух молодых людей, которые спешат разделить со своим отцом его изгнание. Ничего более трогательного, как ему казалось, он сроду не слышал. Поэтому он сказал Наде – и ах, с какой улыбкой! – такие слова:

– Сердце, полное божественнойдоброты! Какая радость ждет господина Корпанова, когда его глаза увидят вас, когда он раскроет свои объятия, чтобы прижать вас к груди! Если я доеду до Иркутска – а мне это теперь кажется весьма вероятным, – вы мне позволите присутствовать при этой встрече? Да, не правда ли?

Но тут же хлопнул себя по лбу:

– Нет, но как подумаешь, какое он испытает горе, узнав, что его старший сын ослеп! Ах! Все так перемешано в этом мире!

Вследствие всего этого кибитка покатила резвее и, по расчетам Михаила Строгова, делала теперь от десяти до двенадцати верст в час.

Так и вышло, что 28 августа путники проехали городок Балайск, находившийся в восьмидесяти верстах от Красноярска, а 29-го миновали Рыбинск, отстоящий от Балайска на сорок верст.

На следующий день, одолев еще тридцать пять верст, они прибыли в Канск, город покрупнее, названный по омывающей его реке Кан. Эта река – маленький приток Енисея, берущий начало на Саянах. Город малозначителен, его деревянные дома живописно теснятся вокруг центральной площади, но над ней возвышается высокая соборная колокольня с блистающим на солнце крестом.

Дома безлюдны, храм пуст. Больше нет ни почтовой станции, ни обитаемого постоялого двора. В конюшнях ни одной лошади. В степи ни единого домашнего животного. Приказы московского правительства были исполнены с безукоризненной точностью. Все, чего уходящие не смогли забрать с собой, было разрушено.

Выезжая из Канска, Михаил Строгов сообщил Наде и Николаю, что им встретится на пути к Иркутску только один мало-мальски значительный городок – Нижнеудинск. В ответ Николай сказал, что он это знает как нельзя лучше, ведь в том городе имеется телеграфная контора. А стало быть, если Нижнеудинск покинут также, как Камск, ему придется в поисках новой службы добираться до самой столицы восточной Сибири.

Кибитка смогла без большого труда пройти вброд здешнюю речку, которая пересекла им дорогу, как только они миновали Канск. Дальше между Енисеем и одним из его крупных притоков, Ангарой, на берегу которой стоит Иркутск, можно было не опасаться больших водных преград, разве что переправа через Динку сулила некоторые осложнения, да и то вряд ли. Итак, особых задержек с этой стороны ожидать не стоило.

От Канска до следующего населенного пункта путь лежал не близкий: верст сто тридцать. Остановки, предусмотренные договором, разумеется, соблюдались, иначе, как выражался Николай, со стороны лошади последовали бы обоснованные нарекания. Он этой храброй скотинке обещал, что через каждые пятнадцать верст она будет отдыхать, а уж коли условился, пусть даже с животным, изволь не выходить за пределы контракта!