Вонгозеро. Живые люди - Яна Михайловна Вагнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только я еще ни разу, ни разу за три года не говорила Серёже «ты не будешь этого делать». Я даже не могу представить себе, как это – открыть рот и сказать ему «не смей, я тебе не позволю». Я просто вернусь сейчас в душную комнату и буду ждать, когда ребенок, наконец, уступит его мне. А после буду лежать рядом с ним под расстегнутым спальным мешком, и если он не очень устал сегодня, он положит мне на бедро горячую ладонь и шепнёт: «давай выйдем на улицу, малыш», но скорее, он просто провалится в беззвучный, неподвижный сон, и я несколько часов подряд буду слушать его ровное дыхание, пока тоже, наконец, не усну.
Догорающая сигарета обожгла мне пальцы.
– Анчутка… – сказала я, бросая ее в глубокий, испещренный темными провалами следов снег под мостками. – Что это за имя такое? Ужасно странное слово.
Андрей сделал последнюю затяжку и тоже выбросил сигарету, щелчком пальцев швырнув ее далеко вперёд, в обступающий дом ельник. Уже взявшись за дверную ручку и наклонив голову, чтобы не стукнуться о низкую притолоку, он слегка повернулся ко мне и ответил:
– Это не имя. Анчутка – это черт такой, мелкий бес.
10
Обмен заложниками, как мрачно назвал его Лёня, состоялся на следующее утро. Как и было запланировано накануне, камуфляжная троица с того берега прибыла к нам около половины девятого, когда тусклое зимнее солнце еще не показалось над густо ощетинившимся на горизонте черно-белым еловым частоколом, но уже успело высветлить хмурое низкое небо и сонное ледяное озеро. Мы узнали об их приближении заранее. Вначале на том берегу пронзительно и бесцеремонно завизжал снегоход, и звонкий этот звук взрезал вязкую рассветную тишину, а его обладатели показались уже после, когда мы приникли к окну, словно их появление непременно нуждалось в этой оглушительной эффектной увертюре. Приближались они небыстро. Восседавший на снегоходе человек легко преодолел бы разделявшее нас расстояние в несколько минут, но двое остальных шли пешком, а он, очевидно, не планировал являться к нам раньше своих спутников и потому двигался жизнерадостными зигзагами, бросая шумную свою машину то вправо, то влево, уезжая далеко и вновь возвращаясь, словно разыгравшийся, спущенный с поводка щенок.
– Пижоны, – снова сказал папа, пока мы покорно, не в силах оторваться, наблюдали за их торжественным шествием, только в этот раз в его голосе было, пожалуй, больше восхищения чем горечи.
– Где ж они, сволочи, берут бензин?
И после этих его слов Серёжа поспешно отставил недопитую чашку и засобирался.
– Термос я у вас заберу, – сообщил он, застегивая на поясе широкий кожаный ремень с ячейками, в который он еще с вечера уложил яркие красные столбики охотничьих патронов. – Вы же ненадолго, а мы неизвестно, сколько прокатаемся. А замерзнете – Мишку за чаем сгоняете, ну или к нам можно…
Казалось, ему уже трудно устоять на месте. Он деловито пробежался по маленькой комнате, выудив из рюкзака запасные шерстяные перчатки; зачем-то вынул из длинного кармана на бедре свой обожаемый охотничий нож в толстом футляре из грубой кожи – для того лишь, чтобы тут же вернуть его обратно, и шагнул было к вешалке, спеша надеть куртку, словно собираясь уже выйти туда, в морозное утро, и дожидаться снегохода снаружи.
Он даже не посмотрит на меня, думала я, наблюдая за этими торопливыми сборами; настолько ему не терпится, наконец, сбежать отсюда. Настолько ему успело осточертеть всё это – все мы, упавшие духом, сонные и пассивные. На его лице нет улыбки, но я знаю это выражение; радостное нетерпение – вот что означают эти сдвинутые брови и блестящие глаза, потому что он на самом деле радуется поездке чёрт знает куда с незнакомым этим, опасным мужиком, лишь бы больше не торчать здесь с нами.
– Куда ты столько патронов набрал, крутой Уокер? – лениво спросил Андрей, поднимая глаза от своей чашки, и улыбнулся Сереже в затылок. И мне опять, в сотый, в тысячный раз не понравилась эта улыбка.
– Вы же вроде только на разведку собрались? Чак Норрис настолько крут, что может убить двух охотников одним зайцем, – продолжил он, и удобно откинувшись назад, негромко рассмеялся, и я немедленно пришла в ярость, в то время как Сережа (хоть мне и показалось, что спина его едва заметно напряглась) обернулся и засмеялся тоже.
– Термос! – сказал он. – Чуть не забыл. Анька, плеснёшь кипяточку? Времени нет заваривать. Вы бы тоже собирались, мужики. Они вот-вот будут здесь…
– А нам-то чего собираться, – перебил его Лёня. – Мы-то никуда не пойдём.
И словно в подтверждение своих слов, двумя нарочитыми неторопливыми движениями взбил подушку Наташиной кровати, на которой сидел, и неожиданно лёг, вытянувшись во весь рост, и заложил руки за голову.
– То есть как – не пойдём? – переспросил Серёжа. – Мы же договорились вчера?..
– Это ты договаривался, – отозвался Лёня, не меняя позы. – Стану я зеков по озеру выгуливать.
– Ну подожди. Они же сети принесут. – терпеливо сказал Сережа мирно, без гнева, но едва сдерживаемая радость, которая так расстроила меня несколько минутами раньше, уже погасла, растворилась, словно ее и не было.
– Мы же обещали. Нам позарез нужны эти их сети.
– А что им от нас нужно, ты подумал? – спросил тогда Лёня и снова сел. – На хрена им эта сраная рыбалка, когда у них там консервов припрятано до следующей зимы?
– Да кто видел эти консервы… – начал Сережа, уже раздражаясь.
– А с чего ты взял, кстати, что их только трое? – сказал вдруг Андрей и перестал улыбаться. – Мы там ни разу не были у них. Может, их там еще пятеро? Или больше? Один поедет с тобой, двое других попрутся с нами на
