Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок

не приглашает русских, украинцев и всех остальных в свободный мир, не призывает их к роспуску полиции и сокращению армии, чтобы открыть путь к процветанию?» Вместо этого Буш «по глупости поставил Вашингтон на сторону московского центра, а не на сторону истории». Особо Сэфайр заклеймил выступление Буша в украинском парламенте 1 августа 1991, назвав его речь «котлетой по-киевски». Американское название этого популярного блюда, «цыпленок по-киевски», имело уничижительный смысл – обвинение в трусости[1209]. Журналист требовал немедленно признать независимость Украины.

Статья глубоко задела и возмутила президента Буша. Кличка «цыпленок по-киевски» пристала к нему, как клеймо, да еще в такой ответственный момент в международной политике. Буш и Бейкер гадали, как отделение Украины скажется на советском ядерном арсенале. Особую озабоченность вызывали стратегические последствия выхода республики из Союза. На территории Украины размещалось 176 межконтинентальных баллистических ракет (МБР) в шахтах и сорок два стратегических бомбардировщика на авиабазах, а в специальных бункерах хранилось около 1800 ядерных боеголовок. В украинском Днепропетровске находился крупнейший в СССР ракетный завод, где выпускались главные модели стратегических ракет, в том числе самые грозные из них – «Р-36М “Воевода”»[1210]. Кто будет отвечать за этот огромный ядерный потенциал, если Украина станет независимой?

Президент США решил не обращать внимания на Сэфайра и других критиков. Белый дом провел черту между признанием независимости прибалтийских республик и вопросом об Украине, отложив последний до прояснения ситуации с ядерным вооружением. На следующий день, 30 августа, Буш сообщил Горбачеву, что больше не может тянуть с признанием Прибалтики. Советский лидер попросил повременить до открытия Съезда народных депутатов СССР. Новый американский посол в Советском Союзе Роберт Страусс и другие эксперты поддерживали просьбу Горбачева – съезд мог отправить советского президента в отставку. Буш сказал, что может подождать еще несколько дней. Затем позвонил Витаутасу Ландсбергису в Литву и предупредил, чтобы тот ждал «важного объявления в понедельник». «Хочу, чтобы вы знали – мы с вами», – обнадежил американский президент[1211].

Утром 2 сентября Буш встретился с прессой и объявил о восстановлении дипотношений со странами Балтии. Незадолго до этого он позвонил президентам Эстонии и Латвии и объяснил, что ждал так долго, поскольку пытался «убедить Советы дать добро на независимость». Президент США полагал, что совершил тонкий дипломатический маневр. Обеденный перерыв Буш провел в размышлениях об особом значении дня 2 сентября в его жизни. 2 сентября 1944 года военный самолет, который пилотировал Буш, был сбит над островами Бонин в Тихом океане, к югу от Японии. Все члены экипажа погибли, выжил только он. Буш думал о жизни, везении и служении своей стране.

В своих мемуарах Буш и Скоукрофт настаивали, что поступили мудро. По словам советника по национальной безопасности США, они «стремились окончательно урегулировать» балтийский вопрос: «Добровольное признание Советским Союзом независимости Прибалтики было лучшим способом достигнуть этого». При других раскладах, если бы к власти в Москве пришли правые националисты, эти новые правители могли бы легко переиграть ход событий, «заявив, что СССР действовал по принуждению, когда был ослаблен». Скандальную статью Сэфайра в мемуарах они даже не упомянули[1212].

После того как балтийский вопрос был решен, а признание Украины отложено, Белый дом сосредоточился на других аспектах советской проблемы. 4 сентября Буш и его кабинет министров обсуждали, что больше отвечает американским интересам – слабый Советский Союз или его распад. «Мы разошлись во мнениях, сильно разошлись», – вспоминает Скоукрофт. Глава Пентагона Дик Чейни выступил за отказ от Горбачева в пользу Ельцина, которого считал истинным демократом и приверженцем западных ценностей. Чейни поддержал призывы украино-американских организаций и Национального фонда поддержки демократии (NED) признать независимость Украины[1213].

Джеймс Бейкер возражал, что слабый Союз во главе с Горбачевым для США выгоднее, чем непредсказуемая какофония независимых республик. На Бейкера подействовали тексты, составленные его молодыми помощниками – Эндрю Карпендейлом и Джоном Ханна. Первый написал меморандум «Что делать?», озаглавив его знаменитым афоризмом Ленина. Русофил Карпендейл болел за московскую либеральную интеллигенцию и разделял ее концепцию «единого демократического пространства» на всей территории Советского Союза. Амбиции Ельцина, считал он, могли спровоцировать кровавый конфликт между республиками по типу югославского. Джон Ханна предложил пять принципов, исходящих из правовой базы СБСЕ, при соблюдении которых процесс распада СССР мог бы «происходить мирно и спокойно». Среди этих принципов – мирное самоопределение в соответствии с демократическими ценностями и принципами в духе Хельсинкского Заключительного акта; уважение существующих границ, как внутренних, так и внешних, когда любые изменения происходят мирно и по обоюдному согласию; уважение демократии и верховенства закона, преимущественно в том, что касается выборов; соблюдение прав человека, особенно в плане равного подхода к меньшинствам; уважение международного права и обязательств[1214]. Сходные сигналы Бейкер получал и от своего друга Шеварднадзе. Тот надеялся, что администрация США убедит Горбачева и Ельцина стать партнерами[1215].

Бейкер тоже думал о Югославии, стране, которая скатывалась в тотальный хаос. 4 сентября госсекретарь США представил пять принципов на брифинге для прессы в госдепартаменте. Он подчеркнул, что прибалтийские государства «всегда были и действительно остаются особым и отдельным случаем для Соединенных Штатов». Будущее Союза, продолжал Бейкер, «советские народы должны определить сами», в соответствии с «международно признанными» принципами. Когда репортер спросил Бейкера о параллелях между Советским Союзом и Югославией, тот ответил: «[Югославы] не следовали пяти принципам, и смотрите, что получилось!»[1216]

Два обстоятельства несколько путали эту дорожную карту. Во-первых, опять оживилась идея выделения Западом крупного финансового пакета для стабилизации советской экономики при переходе к капитализму. 27 августа Грэм Аллисон и Роберт Блэквилл в редакционной статье «Вашингтон Пост» призвали администрацию Буша возглавить эту инициативу[1217]. Джон Мейджор, один из лидеров «Большой семерки», предупредил Буша: некоторые западные лидеры хотят ускорить вступление СССР в МВФ, чтобы Москва могла воспользоваться средствами фонда. Буш, по совету министра финансов Николаса Брэйди, решительно отверг этот план: «Мы только что одержали судьбоносный триумф в борьбе за наши ценности и жизненные интересы. Думаю, мы в достаточно сильном положении, чтобы не принимать поспешных решений. Мы должны суметь устоять перед давлением и не выделять масштабной денежной помощи»[1218]. На заседании кабинета министров 4 сентября Бейкеру пришлось с ним согласиться. Президент США не мог предложить конгрессу тратить деньги американских налогоплательщиков на Советский Союз, пока экономика США переживала трудные времена[1219].

Вторым обстоятельством была Украина и ее независимость. Эд Хьюэтт, главный советский эксперт в Совете национальной безопасности США, писал Бушу и Скоукрофту: «И Ельцин, и Горбачев считают, что Украина должна остаться в Союзе». Отделение Украины могло спровоцировать экономические потрясения и националистические выступления в