Голливудские жены - Джеки Коллинз

К ЧЕРТУ ЕГО МАМАШУ!

Оставила его. Отдала. Выбросила, как мусор.

СУКА НИКОГДА ЕГО И НЕ ХОТЕЛА.

Будет расплачиваться за каждый год его жизни.

Кровью.

Мучительно.

Глава 69

— Сегодня я с ухожу, — тихо сказала Ангель.

— Да ух вижу, — раздраженно бросил Коко, отправлял в рот ложку кукурузных хлопьев с изюмом и одновременно пытаясь налить себе кофе.

Она осторожно взяла чашку у него из рук.

Он схватил ее обратно.

— Премного благодарен, только кофе я вполне могу себе сделать сам.

Она вздохнула.

— Почему ты на меня злишься?

— Кто злится? Я — ни в коем случае.

— Пожалуйста, не сердись. — Она робко коснулась его руки. — Ведь это у тебя я научилась постоять за себя. Без тебя разве хватило бы у меня сил дать Бадди попробовать еще раз.

— Ха! — фыркнул он. — Остается только надеяться, что ты соображаешь, что делаешь.

— Возвращаюсь к мужу и надеюсь, что у нас с ним получится и у ребенка будет отец.

— Мы с Адрианом были бы замечательными отцами. — Он хмыкнул.

— А в крестные отцы пойдете?

— Как у Марио Пьюзо?

— Кого?

— Силы небесные! Ты все такая же незнайка, да?

— Знаю не так уж и мало, тебе спасибо. Уже не та дурочка, что в слезах пришла к тебе в парикмахерскую искать работу.

— Никогда ты не была дурочкой. А просто невозможной лапочкой!

Они захихикали и обнялись.

— Ненавижу прощания, — сказал он угрюмо.

— За мной заедут только в пять.

— Ты же знаешь, суббота у нас самый трудный день. Раньше десяти я не вернусь.

— Можно я на следующей неделе приведу с собой Бадди?

— Господи! А надо?

— Ну пожалуйста.

— Там видно будет.

Они еще раз крепко обнялись, он погладил ее по светлым шелковистым волосам и крепко прижал к себе.

— Будь счастлива, греза моя, — прошептал он.

— Буду, — шепотом отозвалась она. — Я знаю, что буду.

Монтана не желала оплакивать Нийла. За то время, что они были женаты, он потерял двух близких друзей и оба раза говорил одно и то же: «Никогда не оглядывайся. Смело встречай все, что тебя ждет, и пусть мерзавцы это знают». А после напивался до чертиков.

Он бы, понятно, не захотел, чтобы она сидела и хандрила, вот она и не стала. А начала осуществлять свой замысел — расквитаться с Оливером. Понадобилась кое-какая организационная работа, но теперь все готово, и всякий раз, об этом подумав, она расплывалась до ушей. Понедельник, утро — час Оливера Истерна, и она ждет этого не дождется!

Меж тем она кончила укладывать вещи Нийла и принялась за свои пожитки.

В субботу утром позвонила Стивену Шапиро, знакомому агенту по недвижимости, и он явился посмотреть дом.

— Немедленно пускайте в продажу, — распорядилась она. — Оставляю на вас. В понедельник улетаю в Нью-Йорк.

Стивен вроде бы счел, что цена в два миллиона не так уж нереальна. «Если найдем нужного покупателя», — добавил он.

Она раздумывала, звонить кому-нибудь, чтобы попрощаться, или не стоит. Потом ей пришло в голову, что все настоящие ее друзья живут в Нью-Йорке. А в Лос-Анджелесе только знакомые.

Останется она или уедет — им-то что.

Пробовала дозвониться Бадди Хадсону, но напоролась на дежурную службу автоответов. До отъезда попробует еще, он заслуживает, чтобы ему толком объяснили, отчего картина приказала долго жить, а не выслушивать басни, которыми его наверняка потчуют.

Прощай, Калифорния. По-своему мне будет не хватать тебя.

Этого океана и пляжа. Этих гор и парков. И просто соблазна жить на солнце. И, конечно же, вида с их холма. Этой необыкновенной панорамы с мириадами огоньков, что открывается, как в стране волшебных сказок.

Да, ей будет не хватать Лос-Анджелеса, но, как сказал бы Нийл: «Никогда не оглядывайся…»

Бадди три раза проехал мимо своего бывшего дома. Улица, да и сам дом ничуть не изменились. На что ты надеялся? Что тут все застроят небоскребами и автострадами и уже не будет никакой возможности напасть на след матери?

Ничего подобного не случилось. И предлога у него нет.

Может, она здесь больше и не живет.

Может, умерла.

Есть надежда.

Он ненавидел себя за такие мысли.

Он сидел и мучился. Почему просто не подойти к дому, не позвонить в дверь и не покончить с этим делом?

Бадди решительно стал вылезать из машины, но в это время отворилась парадная дверь его бывшего дома и на улицу вышел мальчуган лет семи. Бадди остановился, а мальчуган подбежал к темно-бордовому пикапу, рывком открыл заднюю дверцу и залез в машину. Парадная дверь дома была открыта, и Бадди ждал, зная точно — с минуты на минуту она появится.

Так и случилось.

Он юркнул назад в машину с тем же чувством вины, что и в день, когда сбежал из дома. Снова как шестнадцатилетний. Ничуть она не изменилась.

Он был в полном смятении. Почему-то рассчитывал — надеялся, — что десять лет возьмут свое. Но даже издалека видно — она осталась, какой была. Прическа другая, вот и все. Роскошные кудри больше не спадают до пояса, она остригла до плеч свои рыжеватые волосы и выглядит еще моложе, чем ему запомнилась.

Сколько же ей лет? Он помнит, как спросил ее об этом, когда был восьмилетним ребенком, и как она его строго одернула:

«Дамы никогда не говорят о своем возрасте. Будь так добр, заруби это себе на носу».

Восемь лет мальчишке, а родная мать скрывает от него свой возраст.

Она села в пикап и уехала в другую сторону, оставив его в состоянии полного расстройства.

Он решил: торчать у дома и ждать, когда она с малышом вернется, — глупо. В Сан-Диего у него есть другие дела, и чем быстрее он все закончит и отправится назад в Лос-Анджелес к Ангель, тем лучше.

Вулфи Швайкер.

Не пора ли заявить в полицию?

Они настороженно изучали друг друга.

Элейн думала: «Господи, на кого я похожа!»

Росс думал: «Господи, на кого она похожа!»

У них всегда было много общего.

— А где Лина? — спросил он.

— Ушла, — ответила Элейн, в первый раз за целую вечность сознавая, что ногти у нее поломаны, волосы не причесаны и надето на ней черт знает что.

— А пижама-то моя, — упрекнул он.

— Знаю, — был ответ. Непонятно почему, но настроена она была довольно ветрено.

— Так я войду?

— Войдешь?

— Это мой дом, так ведь?

Она кивнула. Неверный, лживый изменник и подлец. Надо послать его подальше.

Но ведь неверный, лживый изменник — ее муж. И он вернулся.

— Входи, — сказала она.

Знаменитые синие глаза вспыхнули от радости.

— Я уж думал, ты не пригласишь меня в дом.

И собирать-то особенно было нечего. Чемоданчик и большая дорожная сумка со всякой мелочью. Никогда больше она не сможет путешествовать налегке. Скоро придется брать в расчет малыша.