Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

если мы сами во дворец отнесем. Так и сделали, там сдали секретарше. Очень вскоре получила от имени принцессы Юлианы написанное ее камергером (от руки) благодарственное письмо, в котором подробно описывалось то, что послано, с кратким содержанием альбома, и сообщение о том, что Ее Высочество с большим интересом ознакомилась со всем этим.

Вот и все. Ты видишь — никаких связей.

Повторяю — это не было в моих планах — как-то выделиться или выскочить, выворотить кишки и т. п.

Между прочим, доктору я ничего не говорила, а только его экономке передала альбом, сказав, что я потом зайду за ним. Когда зашла — он мне сказал: «Знаете, я читал и думал, что этот альбом Вы должны бы были дать королеве». Видишь?

Я тебе никогда не говорила, что это «мое дело». Но я только м. б. думала, что: как бы ты не думал про это, — я-то знаю, что я хорошо поступила. И это ты тоже бы сказал, если бы смог все прочесть и познакомиться. Конечно, я все сделала очень красиво. Цветочник сделал сказку из корзинки с деревцом, как и подобает для дворца.

Я пошлю тебе акварели, когда воспроизведу их. Некоторые из видевших хотели бы, чтобы я издала книжкой. Но после подношения это, конечно, невозможно. Между прочим, королевский двор здесь очень демократичен и прост в обращении с подданными. Мой муж был вначале против подношения — он очень скромен — но, ознакомившись, нашел очень уместно. У меня не было неприятного осадка, и я не чувствовала, что тут «подлизывание». Я бы себе этого не позволила. Да какое же это искусство?

Относительно моей поездки пока нельзя и думать, — я опять больна. Жестоко простужена. Но, кажется, уже проходит. Не дают девиз. Надо докторов за бока, м. б. дадут на лечение. Не хочется пускаться в путь до тепла. Страшно нос высунуть в холод.

Ванюша, письмо все сплошь о деревце вышло — а я и не успела приласкать тебя!.. Как хочу тебя увидеть и так о многом поговорить. Мы неисчерпаемо долго можем говорить… о всем. Какая чушь: «герой романа». Я же так люблю и знаю твое сердце. Вечное, оно и вечно _ю_н_о. Я серьезней, чем ты думаешь. Иной раз это заметно, что ты меня легче представляешь. Письмо мое, запечатанное для тебя, оставлю лежать. Потом прочтешь, чтобы знать, как больно было Ольгуне, что ты ее несправедливо обидел. И гусыней… зачем? Как ты это… самое-то такое… затронул… Не надо. Больно. Ну, Господь да сохранит тебя бодрым и здоровым. Скоро еще напишу. Целую. Оля

[На полях: ] Спасибо, Ванечка, за посланное с В[алентиной] Д[митриевной] — я еще у нее не была из-за нездоровья, но целую тебя заранее.

Сожги письмо, т. к. у меня здоровый грипп.

114

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

18. II.46 Утро, 10–40

Только вчера вскрыл и прочел твое письмо от 24 янв., полученное 31. Долго же шло оно! но сейчас рассмотрел почтовый штемпель — и вижу, что 28! Итак, оно проспало у тебя 4 дня! Вот как… Мои письма, самолетом, не летели, а плелись… так сказать ползли, «самоплётом». Больше 3 недель я не мог ни писать, ни читать, — залился кровью правый глаз, воспалился и сильно болел. Все я видел «в розовом свете»… пребывая в отчаянии. Это мой «рабочий» глаз: левый видит на расстоянии в 2–3 сантиметра! Глаз когда-то был остро ушиблен, писал тебе… И вот, — очевидно, от разогретой печки — слева от меня, когда я за письменным столом, нагревшийся, он простужался, когда выйдешь в коридор… — и до-простудился… Я часами лежал, стиснув зубы, с компрессом, пускал свои капли… — и все это на почве общей простуды. Вот, только со вчерашнего дня могу читать — без боли, глаз поочистился… Этим и оправдан мой такой поздний ответ на твое письмо. А ты..? Или ты пробуешь играть со мной «в перетяжки»? кто кого победит… молчанием? Ты пишешь, что тебе лучше — грипп твой проходит… И вот, — больше 20 дней — молчание… Побеждай, — только что же из сего может получиться..?

Никогда я не судил тебя за «подношение» и — тем более — не называл твой шаг подхалимством. Это уж ты накручиваешь. Напрасно. Я лишь досадовал, зачем это «метанье бисера»…512 зачем таким путем пробивать лед… льдышек?! И… мое предчувствие, кажется, оправдывается… моя тревога уже перешла в… острую обиду за тебя. Ка-кой же это — _п_р_и_е_м?!.. и какая _т_у_т_ — «демократичность»?! Знаешь, милочка… в нашей Державной России так бы _н_е_ поступили. Ни-когда. Там… именно, _п_р_и_н_и_м_а_л_и, раз давали согласие принять дар сердца. Мы знаем исторические акты… Когда мужик-купец Губонин подносил царю Александру II группу «Крестьянин» — из серебра, выражение благодарности за освобождение… — царь обнял его и трижды поцеловал. И знаю я, если бы писатель русский посвятил царю достойное и — поднес в дар… — после дворцового контроля, — он получил бы аудиенцию. (Вспомни: Пушкин — и Николай I.) Пекарь Филиппов получал ее — и рукопожатие — за… калач, за «крендель». И так искони было. А тут… — такое трогательное, такое — «от сердца» — говорю, даже и не видя! — тут… Господи… после _т_а_к_и_х_ терзаний..! и _т_а_к_ _т_о_н_к_о… — почему ты смеешь судить себя так строго, говоря — «не искусство это»?! — выразить… это, конечно же самое сокровенное _и_с_к_у_с_с_т_в_о_… это же — _п_о_э_м_а_ горя! — ограничиться письмом, — хотя бы от руки! — но… камергера… т. е… лакея..? а?! ибо все эти камер[166]… — это — челядь, смерды в мундирах!.. — и я остро оскорблен за тебя. Я не сомневаюсь, что ты держала себя с достоинством: ты и чудесно-чисто горда, ты и чудесно умна!., и ты слишком от плоти и души России… Как тебе могло в сердце войти — упрекать меня, что я здесь вижу… дурное?! Я лишь предчувствовал… возможность обиды для тебя! И только. И все же — браво! Ты же невиновата за невоспитанность души _д_р_у_г_и_х, за… легкосердие… за… просто, невнятицу их восприятий. Это же — другого состава лю-д-цы… и другой крови, да еще с начинкой _о_п_у_с_т_о_ш_е_н_и_я_ условностями и искривлениями во взглядах на мир и людей, и их страдания. Я предпочитаю — «просто апельсины». Но твои акварельки, не видя их, я и сейчас целую…

Милая, ты не поняла, или не совсем верно поняла… «Гусыня»… что я просил пожать ей лапку..? Да потому, что люблю пернатых… что _в_и_ж_у_ в делах гусыни следование здоровому инстинкту, «против всего»! за счастье, что есть неизменяемое… устойчивое в шатущейся