Багряный лес - Роман Лерони

— Провалил штурм, — глухим голосом вставил Переверзнев.

— Нисколько! — горячо возразил Президент. — И думать так об этом не смейте! То, что вы сделали в Новограде-Волынском, достойно высшей похвалы. Уверен, что вы с честью заработали звание "Человека года". Освободить заложников без единого выстрела и без единой капли крови — это поступок, достойный профессионала.

Министр тоже подошел к окну, стал боком к Президенту и стал смотреть на тьму спящего леса.

— Спасибо вам за хорошие слова, Святослав Алексеевич. Но мы с вами оба политики, и вы опытнее меня в этом деле. Разведка научила меня в критические моменты действовать прямо и стремительно, чтобы внезапностью и напорством не только ошеломить противника, обезвредить его, но и для того, в первую очередь, чтобы остаться живым. Игра на грани провала, на грани фола, ва-банк. Политика же — это сонная кошка дипломатии: капризна и медлительна, ленива, но в то же время достаточно коварна, сильна и опасна. Я не родился с даром политика, и никогда не смогу им быть. В моей работе не было и не будет "своих людей". Я снесу их головы, чтобы потерять собственную.

Президент, уже не скрывая сожаления, глубоко и шумно вздохнул и медленно пошел к дверям, которые вели из комнаты.

— Мне кажется, что мы уже достаточно много обсудили. Пора идти на совещание. Наверняка, уже все в сборе. — Он открыл дверь и замер в освещённом проеме, как кукла в знаменитом театре теней, перед тем как сыграть свою главную часть роли в спектакле, привлекая своей неподвижностью внимание зрителей. — Олег Игоревич, поверьте, пожалуйста, что мне очень жаль.

— Спасибо, Святослав Алексеевич…

— Погодите с благодарностями, — устало перебил его Поднепряный. — Мне действительно жаль, что нам предстоит расстаться. Но со своей стороны я обещаю, скорее даже добавляю к тому, что обещал раньше: я ничем не буду вам мешать. Можете на меня положиться.

Он заметил, как широко улыбнулся его министр, но не понял причины радости этого человека.

Переверзнев же улыбался тому, что в этой беседе он добился главного: получил полные полномочия на свою игру, стал хозяином положения, чтобы полностью выложиться в своем прощальном бенефисе.

Он танцевал с нею. Эта женщина, как он думал, в другое время, не при тех обстоятельствах, которые плотной паутиной опутали его жизнь за последний день и грозили новыми бедами в скором будущем, она могла бы стать утешением всех его последующих дней. Но Переверзнев был готов отказаться от нее. И причиной этому было не только его неверие в любовь. Этого, как бы он не думал и не решал, не объяснял для себя суть жизни, истину существования человека, он не мог отвергнуть: любовь была, есть и будет. Разница была в том, что в ее рядах себя чувствовали счастливыми те, кто имел веру. У Олега же ее не было. Он потерял ее тогда, когда лишился доверия, главного стержня веры.

Ресторанчик был небольшим — в зале стояло около десятка столиков. И было огромной удачей, что сегодня он был полупустым. В дальнем углу сидела молодая пара, которая была настолько занята друг другом, что Олег и Наталья могли чувствовать себя уединенно. За удачу следовало благодарить понедельник. Кроме того, ресторан находился на Вторых Теремках, почти на окраине Киева, и эту отдаленность от центра столицы, от всего того, что можно было, без боязни ошибиться, назвать классической демонстрацией суеты человеческой, Олег оценил давно. Только здесь он мог, не боясь попасть в объектив какого-нибудь прощелыги-папарацци, решать свои сердечные дела, да и просто спокойно наслаждаться изумительной кухней данного заведения, зная, что никто не подойдет к тебе и не будет таращиться… Администрация ресторана настолько гордилась таким авторитетным и важным клиентом, что старалась не распространяться о нем. Естественно, кроме аккуратно оплаченных счетов, она получала и понятное покровительство министра. Очень ценил Олег и то, что здесь с ним обращались как с обыкновенным человеком. Его титулов никто не замечал, но все о них знали.

У одной из стен находилась барная стойка, за которой в свете ярких ламп, тихо и незаметно занимался своими делами бармен. На стене, немного в стороне от стойки, был укреплен телевизор. Он был включен — шла какая-то передача, — но без звука. Играла музыка, и они танцевали.

— Признаться, Олег, — положив голову ему на плечо, говорила Наталья, — я очень волновалась, когда узнала, что ты поехал в Новоград-Волынский…

Он держал ее за плечи. И нежно усмехнулся словам женщины. Ему была приятна эта забота. Может быть оттого, что у него никогда такого не было, а если и было, то забылось, затуманилось бурными хлопотами и событиями прошлых лет, которые были, либо казались, наиболее важными, чем все остальное, более настоящее, земное.

— Обо мне не надо беспокоиться. Я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы не пить молоко.

Когда Наталья вскинула лицо, в Олега ударил живой хрустальный блеск ее, совсем немного хмельных глаз. Они ласкали его и жили тем, что видели. И чтобы не ослепнуть от их жизненной силы, не утонуть в бездонном обожании, он наклонился и нежно поцеловал ее губы.

Голова Натальи вернулась на его плечо.

— Я не могу не беспокоиться о том, кого я люблю… Я, прежде всего, женщина.

— Да, — тихо согласился он. — Очаровательная женщина.

Она вновь подняла лицо.

— Не знаю, возможно, мне это только кажется, но ты вернулся совсем другим человеком.

— Которого ты не любишь? — шуточным тоном спросил Олег.

Наталья усмехнулась:

— Вижу, что ты не хочешь говорить ни о чем серьезном.

— Ты права. Сегодня и без того был довольно трудный день. Больше всего сейчас мне хочется быть с тобой в этом ресторане, который представляется мне последним пристанищем путников на краю земли.

— Да, здесь удивительно уютно. Я не знала, что на окраине может быть такое место! Правда.

— Я тоже не знал, пока не нашел, случайно.

Музыка кончилась, и они прошли к столику. Он, как и положено галантному кавалеру, помог ей сесть за стол и лишь затем сел сам. Подошел официант, который долил вина в бокалы и в немом ожидании, в угодливом, но не навязчивом, полупоклоне застыл подле, ожидая распоряжений, но когда понял, что клиенты пока ничего заказывать не будут, удалился.

— Ты здесь часто бываешь? — спросила она, и он прочитал в её лице ту тревогу, которая присуща женщинам, которые опасаются соперниц.

— Я холост, а это место, пожалуй, единственное, которое может порадовать мое одиночество хорошей кухней.

Он говорил правду и, одновременно, и ложь.

Наталья в смущении опустила глаза и отпила вина.