Они вернутся - Андрей Вдовин

если не свидетельство ночевки под лодкой? Значит, можно быть спокойным: Леха все-таки внимет голосу разума и приготовит себе лежанку.

И Сергей, облегченно вздохнув, хотел было уже направиться в палатку, но, глянув на погруженного в себя товарища, вдруг снова засомневался... С полминуты топтался на месте, раздумывая, потом что-то досадливо промычал, изобразил руками невнятный жест и стал спускаться к речке.

Надрал там охапку осоки, принес к костру. Отправился за следующей партией. Инициатива его не осталась незамеченной: Леха, видимо, понял, что отсидеться ему не удастся, — угрюмо встал и принялся помогать другу. Вместе дело пошло быстрее.

Капитан поначалу молчал, но, когда они в очередной раз спустились к воде, вдруг повернул к другу каменное лицо и проговорил:

— Ты тоже веришь, что я мог это сделать?

Сергей застыл на пару секунд, не зная, что ответить.

— Ну... не могло же Юльке померещиться... — он замялся. Вспомнил, как ему самому вчера привиделось, будто его засасывает в илистую трясину... А что если у сестры тоже была галлюцинация? Хотя... они ведь своими ушами слышали, как ее кто-то насиловал...

— Да я себе скорее член топором отрублю!..

Старпом задумался. Сомневаться в словах друга как-то даже в голову не приходило. Да, что-то тут было не так... Но если на Юльку напал не Леха... то кто?..

Словно угадав его мысли, капитан продолжил хриплым шепотом:

— Знаешь, что я думаю? Это был не я, а мой двойник. А я к нему вообще никакого отношения не имею.

Сергей хмыкнул, пытаясь понять, что бы это значило. Капитан тут же пояснил:

— Вспомни историю с пейджером. Их было два. И второй взялся непонятно откуда. Один нормальный, другой — дефективный... Вот и тут такая же хрень: есть я, и есть мой двойник. Я нормальный, а он — ублюдок какой-то гребанутый, — Леха зло сплюнул.

— Погоди, — Сергей потер виски. — Ты же что-то там такое говорил... что, мол, второй пейджер — это остаточное явление... ошметок альтернативной линии событий... Получается, в какой-то из реальностей ты — самый натуральный маньяк?

Леху судорожно передернуло.

— Может, и так... Только это уже никакой не я. Я — вот он, здесь! — он стукнул себя в грудь. — И если встречу этого пидора гнойного — на месте урою!..

Сергей промолчал. Он пытался представить себе, как могла возникнуть альтернативная линия, в которой Леха сделался маньяком, но не сумел. Где та развилка, на которой что-то пошло не так?..

А капитан тем временем опомнился:

— Слушай, что мы тут груши околачиваем? Давай за работу. Нельзя Юлико надолго одну оставлять...

И они возобновили прерванное занятие.

Наконец натаскали достаточное количество осоки — получилась мягкая лежанка.

— Ну всё, иди к ней, — шепнул Леха, указав головой на палатку.

Однако Сергей дал понять, что не отправится спать, пока товарищ сам не уляжется на приготовленное ложе. Пришлось Лехе подчиниться. Старпом накрыл его перевернутой лодкой.

— Ну как? — поинтересовался он, постучав по днищу.

— Зашибись, — глухо раздалось в ответ. — Как в гробу.

Проигнорировав мрачную метафору, Сергей пожелал капитану спокойной ночи, потом на всякий случай затушил костер и уже собрался было идти в палатку, как вдруг зацепился взглядом за сухостоину, на которой по-прежнему висела Лехина одежда. Внутри зашевелилось смутное чувство: как будто что-то было не так...

С полминуты старпом стоял, соображая, и наконец хлопнул себя по лбу. Нужно убрать отсюда эту коряжину — уволочь ее обратно! Потому что завтра ночью, когда он окажется здесь вместе с Лехой, ему предстоит в первый раз притащить ее к костру. А значит, оставлять ее тут нельзя, иначе нарушатся уже сложившиеся причинно-следственные связи! Что бы там ни говорил Леха, а Сергей по-прежнему считал, что лучше лишний раз не рисковать и не менять того, что уже произошло. Поэтому он снял с веток всё еще сырую одежду капитана, разложил ее на днище лодки, а сухостоину уволок на прежнее место.

И только после этого полез в палатку.

— Кто это? — испуганно дернулась Юлька.

— Да я, не бойся... Чего не спишь?

— Я сплю... А ты чего так долго?..

Сергей хотел было недвусмысленно ответить, что помогал Лехе обустраивать место для ночлега, ведь надо же бедняге где-то спать, раз Юлька сочла нужным его выгнать... Но все-таки подавил в себе этот праведный порыв и благоразумно промолчал.

* * *

«Чувствую себя раздавленной, уничтоженной... Когда ты доверяешь человеку больше, чем самой себе, открываешь ему всю свою душу, а он вдруг поступает с тобой ТАК... Нет, не могу писать об этом... Не представляю, что может быть хуже... Как же теперь быть? Не знаю, ничего не знаю... Внутри пустота и тоска. Всё потеряло смысл. Хочется заснуть и не просыпаться...

От прежних чувств не осталось и следа. Вместо них — ненависть и презрение... Хотя нет, сильнее всего — страх. Да, теперь я дико его боюсь...

Господи, за что?.. »

Из дневника Юлии Двойных

28 августа 2000 г.

* * *

Березы и осины, склонив к воде желтеющие кроны, угрюмо взирали на плывущую по узкому речному руслу лодку с тремя сидящими в ней молчаливыми туристами. Вокруг висела тягостная, гулкая тишина. Лишь плеск весел да унылое поскрипывание уключин...

Леха, ссутулившись, словно на плечи ему давила непомерная тяжесть, сидел на носу. Сергей машинально греб, задумавшись о чем-то своем. Юлька, сжавшаяся, словно пугливый крольчонок, приютилась на корме — подальше от «ночного насильника». Ушла в себя, словно отгородившись от всего мира, и единственным ее союзником оставался дневник, которому она доверительно приоткрывала свои переживания, обиды и страхи.

Всех