Горм, сын Хёрдакнута - Петр Воробьев

– Хмм, – схоласт накрутил ус на палец. – По второй панергической теореме, если есть определенный перепад давлений, есть и наибольшая скорость, которой можно достичь. А чтобы ее удвоить, перепад надо учетверить. Может, в этом дело?

– То есть у нас скорость если и прибавилась, расход упал? – огорчился Кнур. – А может, потому что струя в распыл пошла? Горо, постой на рычаге, Кирко, прибавь-ка давления!

– Мы уже на черте, – сказал тот.

– А за черту выйдет, может незадача пристичь, как дроттаров с волкомейкой, – сухо заметил Плагго.

Остальные четверо заржали.

– Жара-то сколько, – Кнур осторожно поднес руку на несколько вершков к пламени. – Медь, поди, плавить можно. Стало быть, если воздуха больше, а мертвой воды меньше… Кирко, бери лягушку!

Схоласт вытащил из бебня небольшой мех наподобие того, что используют игрецы на волынке.

– Открывай кожух и дуй позади обечайки!

Пламя загудело чуть громче. Кнур, порывшись в том же вместилище, вытащил кусок тонкой медной проволоки, взял щипцами, и сунул в пламя. К его крайней радости, на конце проволочки вскоре образовалась капля, переливавшаяся светло-красным и бледно-зеленым.

– Потом внешнюю трубку побольше сделаем, можно будет и без поддува обойтись. Олово или свинец этим, ясно, плавить тоже можно, а раз медь, то и серебро…

Кузнец задумался, южане и ярл с любопытством на него посмотрели, ожидая следующего откровения.

– Насос на бок положили, водомет вышел. А огнемет торчком поставить, поди, выйдет… Выйдет… Горелка для воздушного шара?

Глава 88

– И как они это делают? – спросил Горм, держа в руках дубовую доску с выжженными на ней рунами.

– Никто не знает, – Бельдан запустил пятерню в бороду. – Но все доски, что были оставлены, совершенно одинаковы, черточка в черточку. Гармангахис говорит, колдовство, неписанная надпись.

– У нее все колдовство. Саппивокова выдра в Янтарном море кусок янтаря нашла – колдовство. Кнуров топор и Алазонов камень в куски разлетелись, когда я Йормунрека зарубил – тоже колдовство… В Альдейгье есть похожая придумка. Там руны и рисунки, наоборот, режут на доске, потом ее макают в сажу с маслом и еще чем-то, и прикладывают к бумаге.

– Руны выходят белым по черному?

– Нет, черным по белому. Может, я перепутал чего?

– Не перепутал. Черным по белому, просто значит, резьба не плоская, а глухая. Если вместо доски взять…

Бельдан подобрал с одной из полок кожаный мешок с песком, положил его на широкую часть наковальни, потом поднял с пола кузницы железный лист и примостил на мешке. Взяв зубило и средний молоток, он принялся бить на листе руны, приговаривая: «Во… Во… Волунд.» Когда имя покровителя кузнецов оказалось продавлено достаточно глубоко, умелец кинул мешок обратно на полку, попутно сбив пару непонятностей, к счастью оказавшихся не из разряда хрупких, перевернул лист, парой ударов вернул основную часть его поверхности а приблизительно плоское состояние, и кинул в горн, меха которого с убаюкивающим звуком «чуфф-чуфф» раздувал маленький паровой двигатель, пар для которого поставлял котел, вмазанный в тот же горн.

– Кнур отцу такой хотел подарить, – вспомнил Горм.

– Поддув? Напомни мне, у меня один без дела лежит. Так, давай доску.

– А не задом наперед выйдет? – спросил Горм, догадавшийся, что собирается сделать Бельдан.

Тот хмыкнул, щипцами вытащил из огня железный прямоугольник, положил протянутый ярлом кусок дуба на край наковальни, и приложил железо сверху, стороной, с которой руны были выпуклыми. Зашипело. Умелец швырнул железку в бочку с водой, куда прямоугольник нырнул с жалобным пшиком, и повернул дерево, так что стала видна еще одна неписанная надпись.

– Что ж, Бельдан Золото, простому кузнецу до твоего искусства – как до колдовства, – сказал Горм.

Вместо того, чтобы обрадоваться похвале, Бельдан нахмурился:

– Никогда так не говори. Что один из нас проведал, то все знают, что один сработал, то все смогут – в том наша сила!

– Что делаете? – у порога показались Тира, Гармангахис, и несколько дев в белом.

Зрелище сугубо веселило душу. Анасса была одета по местному обычаю, во что-то длинное, льняное, и по краям слегка просвечивавшее. Горм полностью забыл, о чем говорил за миг до ее появления.

– Дроттарское облисиванье разоблачаем, – был ответ хозяина кузни. – Смотрите! Вот руны Фьольнирова заклятия во имя Одина… А вот мои руны! Всего-то и дел – в железе выбить да по дереву прожечь!

– Сильное волшебство, – сказала Гармангахис. – И сильное имя. Надо Волундовы руны во всех досках, что дроттары оставили, выжечь!

Бельдан только махнул рукой.

– А что писано в заклятии? – Тира взяла доску в руки. – Один творит чудеса… Йормунрека призвал встать во главу эйн… эйнхериев?

– Бессмертные воины за гробом, – пояснил Горм.

Анасса рассмеялась:

– Фьольниру вернул зрение… Меня за стойкость к пытке одарил красотой вальки..?

– Валькирии, – вновь пришел на помощь ярл. – Дальше обычное обольщение, мол, отринь ложных богов, не снимай лапши с рогов, О́дин оди́н, моче и калу господин, шире разевай хайло, слушай дроттаров фуфло.

– Горм ярл, этот нид на Одина ты сам сложил? – с неожиданным уважением спросила жрица.

«Я сложил нид на Одина?» – подумал Горм и решил, что лучше просто кивнуть.

– Вот что надо на досках выжечь, и вдоль западного берега расставить, – решила Гармангахис. – От дроттарских заклинаний оборониться.

– Не повредит, – неожиданно согласилась Тира. – И делать это на виду и с оглаской. Чтоб… бонды не боялись, а смеялись.

– С вылазками этими что делать? – Бельдан сдвинул брови. – У Осбьорна, моего нового ученика, старшую сестру угнали! В Динас Малоре на верфях два корабля сожгли!

Фьольнира Ингвефрейссона во многом можно было упрекнуть, но не в тяжести на подъем или недостатке решительности. Он с завидным соображением немедленно воспользовался замешательством, последовавшим после смерти конунга-братоубийцы. Кое-кто поговаривал, что дроттар начал действовать, еще когда Горм и Йормунрек ходили кругами по размеченному плащами месту, настороженно друг друга оглядывая. Так или нет, зловредный жрец запропастился вместе со значительной частью флота. Куда? Несколько недель, не было никаких вестей о Кормильце Воронов и кораблях поменьше. Ждущие от жизни нежданных радостей уже решили было, что последователи Одина прогневали не только Сварога и золотую деву альвов, но и Эгира, вследствие чего отправились ко дну. Потом не вернулись в Хроарскильде кнорры, пошедшие в Дюпплинн с янтарем, рыбой, и мехами, чтобы обменять то, другое, и третье на медь, торф, и серебро. А еще немногим позже, начались набеги на западный Энгульсей.

– Из Кенселайга или Дейси до Динас Малора снеккару хода едва три дня, – заметил Горм. – За неделю с небольшим можно выйти, найти какую-нибудь рыбачью деревню на западном берегу, напасть, пленных помоложе напихать, сколько в снеккар влезет, постарше перевешать, рунные доски пораскидать, потом обратно через море, чуть на север, чтоб не против ветра, и рабов продать в Свартильборге. Адальстейну с кораблями и дружиной везде не успеть, дороги так себе, а трем боевым пароходам не защитить четыреста рёст берега.

– Адальфлейд призвала Бьорна и Эгиля, – добавила Тира. – Это поможет против набегов, но полностью вряд ли их остановит, к тому же, серебро ей лучше бы тратить на домовых карлов, а не на наемников с Туле. Хотя Эгиль чего-то, возможно, и стоит для подъема духа. Он тоже может складывать… ниды? Кроме того, все эти нападения – скорее неприятность, чем настоящая угроза. Рыбаки, что останутся, родят новых рыбаков…

Последнее слегка резануло Горму слух, как всегда, когда анасса пускалась в пренебрежительные рассуждения про чернь, способную только идти на поводу у демагогов, бунтовать, и самовоспроизводиться. Одновременно, в голове ярла и эта безусловно раздражающая черта только добавляла к очарованию Тиры. Как там она говорила про несовершенство и восприятие? К тому же, анасса не пыталась претворить свои теоретические (высокое слово) соображения в практику (полезное слово). Плагго мудро изрек: «Только в теории теория не расходится с практикой,» и совершенно в духе этого изречения, когда Тира недавно встретила в Глевагарде доподлинных рыбаков, пострадавших от набега с западных островов и бежавших к родственникам, она попросила Горма разломить надвое золотое наручье и отдала половинки двум вдовам. Наконец, «чернь,» возможно, действительно существовала в Лимен Мойридио – к какому еще сословию отнести всех тех, кто побросал оружие, прыгнул за борт, и поплыл к берегу во время битвы с Йормунрековым флотом? Ярл решил поподробнее разузнать, откуда берется такой народ, и попробовать принять меры к тому, чтобы он не заводился в Танемарке. Мысль не была лишена внутренней иронии, поскольку Горм поймал себя на том, что думает о черни почти в тех же выражениях, что употребляла анасса – как о нежелательных, но почти неизбежных нахлебниках наподобие блох или вшей.