Крах всего святого - Илья В. Попов

остановившись в нескольких шагах от ступеней, ведущих к трону, отвесил долгий поклон:

— Рад видеть ваше величество в добром здравии. Надеюсь, рана вас не сильно беспокоит?

— Мои года уже сами по себе тяжелые увечья, — в полу шутку ответил Матиас и кивнул за спину Аль-Хайи. — Как я погляжу, вы вернулись не с пустыми руками?

— О, да! И скажу вам, что отыскал я даже много больше, чем желал… — загадочно улыбнулся Абдумаш и, мельком оглядев зал, чуть сбавил голос. — Если вы позволите, я бы хотел переговорить с вами наедине. Разговор нам предстоит долгий и недурно, если бы он дошел лишь до тех, в ком вы уверены, как в самом себе.

После недолгого раздумья Матиас три раза хлопнул в ладоши — от стен эхом отозвался дружный топот, и слуги вместе со стражниками ручьями принялись утекать из зала, а следом за ними побрели и бродяги, то и дело кидавшие взгляды то на Абдумаша, то на его находку. Когда они остались вдвоем, Моро поднялся с трона, подхватив мантию, и начал осторожный спуск, стараясь не опираться весом на больную ногу; и вот спустя время он уже стоял рядом с Аль-Хайи.

— Поездка прошла без происшествий? — спросил Матиас, с любопытством оглядывая загадочный предмет, возвышающийся над его макушкой едва ли не на три-четыре головы.

— Подушки в повозе были мягче перины, ваши люди — тактичны и терпеливы, а Мьеза оказалась весьма приятным городом, хоть на мой вкус и лишка сыроватым, — сказал Аль-Хайи, сложив руки за спиной. — Конечно, я и немало времени провел, ощущая под ногами не твердую земь, а ходящую ходуном палубу, но до сих пор из всех морей и озер я остался привычен только к песчаным… но не буду изводить вас лишними жалобами.

— Так это то, о чем вы рассказывали? — произнес Матиас, осторожно дотронувшись до предмета, что стоял между ними. Даже сквозь несколько одеял он почувствовал, насколько гладок и холоден материал, точно мрамор, пролежавший несколько дней под снегом. — Что же такого вы отыскали в Мьезе?

— Я нашел его или он нашел меня — не суть разница, — туманно ответил Аль-Хайи и добавил. — К слову, я имел счастье познакомиться с вашим добрым другом — великим магистром Амадиу Тома.

— Другом? — невольно хмыкнул Матиас. — Боюсь, это слишком громко сказано. Хоть мы и знакомы без малого пару десятков лет, но отношения наши натянуты, словно струна у лиры. Думаю, вы и сами заметили, что характер великого магистра, увы, оставляет желать лучшего, а с языка чуть ли не капает яд.

— Что верно, то верно, — усмехнулся Абдумаш. — Во время нашей последней встречи он пожелал мне гореть в бездне. Притом в вашей компании.

Матиас цокнул языком, и покачал головой. Нет, он нисколько не сомневался в том, какую «любовь» Амадиу питает к его персоне. Но великий магистр мог хотя бы постесняться выражаться в присутствии иноземца. Что подумает гость Фридании о людях, ее населяющих, услыхав, как один из них — и не какой-нибудь крестьянин, а человек титулованный и знатный — поливает грязью своего короля?

— Прошу прощения за несдержанность господина Тома. Уверяю, он не мыслил ничего дурного, — попытался чуть сгладить ситуацию Матиас. — Думается, как-нибудь мы встретимся все трое и посмеемся над этим недоразумением за графином вина… если, конечно, Амадиу даст на то согласие.

— Боюсь, вы ошибаетесь. В искренности его слов я не сомневаюсь ни на мгновение. Что же касается нашей общей встречи… При всем уважении, в этой жизни она, увы, маловероятна.

— Великий магистр, конечно, остер на язык, но…

— Великий магистр мертв.

Признаться, эта весть была едва ли не самой последней, что Матиас ожидал услышать; от неожиданности Моро даже поперхнулся и все, что он хотел сказать далее, костью застряло у него в горле. Он в недоумении взглянул на Аль-Хайи, но тот, казалось, и не думал шутить; да и кто станет веселить подобными вещами?

Матиас тотчас потерял интерес к находке Абдумаша, начав мерить залу большими шагами, даже позабыв о боли в ноге, пока в голове его роем завертелось с десяток мыслей. Великого магистра больше нет? Боги, возраст, конечно, берет свое, но Тома никогда не жаловался на здоровье. Хотя много кто узнавал о болячках только лежа на смертном одре… Надо бы не забыть послать соболезнования в Алый Оплот. Кого теперь выберет капитул? Хорошо бы кого-нибудь посговорчивей, но если это будет племянник Амадиу… Стоит узнать у Реджиса, кто из магистров наиболее лоялен — или жаден.

Так. Нужно собрать мысли по порядку, а вопросы решать по мере их поступления. Для начала необходимо узнать, что вообще случилось с Тома. На миг остановившись, Моро повернулся к арраканцу, который все это время следил за ним сквозь полуприкрытые веки, прислонившись плечом к колонне.

— Что случилось с Амадиу? Он упал с лошади и сломал шею? На него напала какая-нибудь тварь? Он подхватил хворь? Занес грязь в рану и скончался от гангрены?

— Ни то, ни другое, ни третье, — Аль-Хайи оторвался от вещи, с хрустом потянувшись, и по лицу его скользнула легкая улыбка. — Великого магистра убил я — а точнее, заставил простаков из Мьезы сжечь Амадиу и его дружков заживо.

Некоторое время Матиас просто смотрел прямо в темные глаза Абдумаша, глупо теребя рукав и пытаясь осмыслить то, что услышал. Когда, наконец, слова арраканца дошли до рассудка Моро, он одним прыжком — сам не ожидая от себя подобной прыти — оказался подле Аль-Хайи и схватил его за грудки. Тот даже не шелохнулся, абсолютно спокойно глядя на лицо Матиаса, что пошло красными пятнами и покрылось испариной.

— Что?! Ты убил Амадиу?! Зачем?!

— Он не оставил мне выбора, — пожал плечами Абдумаш, точно рассказывал о том, как раздавил надоевшую муху.

— Как… как ты это сделал?! — срывающимся голосом произнес Матиас. — Если это какая-то шутка, то она зашла слишком…

— Нет, мои слова — чистая правда. Думаю, их могут подтвердить, по крайней мере, с сотню свидетелей. Вы хотите знать, как мне это удалось? Надо сказать, куда легче, чем я думал, — ответил Абдумаш спокойным и даже дружелюбным тоном, будто бы разъясняя неразумному дитя, отчего дождь мокрый. — Я просто воспользовался ситуацией и в удачный момент подбросил сухого хвороста в разгорающийся костер людской ненависти — не мне вам рассказывать, что простой люд, мягко говоря, не питает особо теплых чувств к сильным мира сего, особенно к тем, кто может одним словом послать их на плаху. Они их боятся — а где есть страх, там клубится и злоба;