Заповедник для академиков - Кир Булычев

Один из гостей переоделся в оранжевую тогу буддийского монаха и водрузил головной ламаистский убор, схожий с греческим шлемом, второй же избрал куда более экзотическую одежду — это был черный балахон с капюшоном, скрывающим в тени лицо, и в этой черной неопределенности особенно ярко выделялись ярко-зеленые перчатки.

Марта встретила фюрера, вошедшего, по обыкновению, к учителю в одиночестве, тогда как охрана разбежалась вокруг виллы, отрезав ее от внешнего мира, и провела в гостиную, где Гурджиев, давно известный фюреру, почтительно поднялся и поклонился, сложив перед грудью ладони.

— Не надо, брат, — сказал фюрер, проходя к своему креслу — у него в этой гостиной было единственное преимущество перед прочими — свое кресло. — Мы здесь все равны. Мне надо посоветоваться с учителем.

— Он сейчас придет, брат, — сказал Гурджиев, чуть утрируя свой восточный акцент. — У нас сегодня гости. Наконец сбылась мечта Посвященных — они были там.

— Что? Что ты хочешь сказать? — Но Гурджиев игнорировал вопрос фюрера и обернулся к двери, в которой показались Посвященные.

Генерал Гаусгофер, отлично выглядевший, подтянутый, упорно занимавшийся йогой и никогда не выкуривший ни сигареты, отчего казался куда моложе своих семидесяти лет, сделал шаг в сторону, пропуская гостей.

Первым вышел человек в черном капюшоне и зеленых перчатках, за ним — буддийский лама. Лицо ламы сразу привлекло внимание фюрера — у него был крупный нос, большой жесткий подбородок и такие глубокие глазницы, что глаза скрывались в них, как в колодцах.

Оба гостя поклонились фюреру, и фюрер так же молча ответил на их поклоны.

— У нас гости, Адольф, — сказал Гаусгофер. — Гости издалека. Только что они возвратились из Тибета. И впервые наше предприятие оказалось успешным. Отчет об израсходовании тридцати шести тысяч фунтов стерлингов на организацию экспедиции будет передан завтра.

— Гиммлеру, — сказал Гитлер. — Именно он будет отныне оплачивать расходы из конфиската.

— Я не понял тебя, брат, — сказал Гаусгофер.

— Мы не для того отнимаем неправедно нажитые деньги у еврейских богачей и ростовщиков, чтобы кидать их на ветер, — в мире должно быть равновесие.

— Воистину, — сказал генерал и жестом пригласил всех садиться. Потом продолжал: — Я рад, что ты, Адольф, услышал мой мысленный зов и почувствовал, что ты должен быть первым, кто услышит отчет о великом открытии.

Фюрер намеревался сказать, что знанием о великом открытии обладает скорее он, нежели мистики и маги, но понял, что отказываться от дара неразумно. Он склонил голову, признавая за собой право на телепатию.

— Разреши представить тебе — лама Ананда Мохендра.

Пан Теодор, скрывавшийся под этим экзотическим именем и недорого купивший место сопровождающего лица у мага в зеленых перчатках, известного ранее генералу Гаусгоферу как Фридрих Штамм, однако всему миру должный являться как тибетский маг Лобзанг Рапа, чуть склонился вперед, вперив в фюрера упорный взгляд, и тот быстро перевел глаза направо, к магу в черном халате и зеленых перчатках.

— Именно Ананда Мохендра, — сообщил генерал Гаусгофер, — смог провести нашего с вами брата и соратника Лобзанга Рапу в таинственные и недостижимые подземные пещеры в Агарти, храме непричастности.

Гитлер кивнул, будто эти откровения были ему знакомы, впрочем, в многочисленных и многолетних беседах с Гаусгофером, Сиверсом, Эккертом и иными магами, астрологами и восточными целителями, имевшими доступ к нему, термины и понятия обсуждались не раз, правда, далеко не всегда в понятие или термин вкладывался один и тот же смысл. И в этом была сила магов, так как сознание не могло уцепиться за нечто конкретное, подобное точке на карте, — Шамбала могла завтра изменить свою функцию и расположение в космосе, а Земля — вывернуться наизнанку, поместив человечество внутрь себя.

Гитлер сегодня был не столь внимателен и прилежен, как обычно, — ему надо было поделиться с Гаусгофером своей тайной, но собеседники этого не чувствовали, потому что акт, разыгрываемый ими, был вершиной определенной деятельности, стоившей многих средств и приготовлений.

— Говори! — приказал Гаусгофер Лобзангу Рапе. Тот поднял зеленую руку и поправил капюшон, словно настраиваясь на должный тон.

— Мы были в тайном из тайных святилищ Лхасы, — заговорил он громко и значительно, ибо был допущен до самой главной тайны ледяного мира…

Неожиданно Гитлер, который никак не мог сосредоточиться на тайнах Тибета, вопреки ожиданиям Гаусгофера произнес:

— Я полагаю, что подробный рассказ мы побережем до собрания Посвященных. Ты только скажи мне, брат, — ты видел?

— Я видел, мой фюрер! — воскликнул лама, странным образом нарушая обращение к брату-магу, но никто не обратил внимания на эту оговорку. — Я видел три гроба из черного камня, на которых были вырезаны тончайшими иглами загадочные рисунки, — гробы были открыты, и лама Ананда, — человек в зеленых перчатках изящным жестом указал на своего молчаливого спутника, — позволил мне заглянуть внутрь и показал, что именно эти существа обитали в нашей стране в те времена, когда на месте Гималаев тянулась бесконечная ровная долина. Я взглянул на них, мой фюрер, я был очарован и одновременно охвачен бесконечным ужасом. Их тела были покрыты листами золота, видно, чтоб предохранить их от тления. Мужчины были пяти метров в длину, а женщина — трех метров… У них большие головы, узкая челюсть, маленький рот и узкие губы, в то же время их лица по-своему прекрасны…

Гитлер неожиданно поднялся и обернулся к Марте, которая как раз вошла в гостиную, неся поднос с китайскими чашечками.

— Мне чаю не надо, — сказал он.

Лама в зеленых перчатках, не услышав реплики фюрера, продолжал:

— На крышке одного из гробов, что лежала рядом с гробом, я разглядел искусно выгравированную карту звездного неба и, к своему удивлению, убедился, что расположение звезд на ней совсем иное, чем то, к которому мы привыкли.

— Спасибо, — сказал фюрер. Он быстро пошел к выходу — генерал кинулся за ним, не понимая еще, чем прогневал Гитлера. И когда он поравнялся с фюрером в коридоре, тот спросил: — Где можно поговорить с тобой наедине?

Не дожидаясь ответа, он толкнул дверь в ванную комнату и увидел, что она вся — доказательство быстрого переодевания, но Гитлер вроде бы и не заметил этого, а прошел к следующей двери — она вела в спальню. Шторы в спальне были задвинуты, там было темно.