Исповедь русской американки - Валентина Попова-Блум

Немного позже в Москве была организована на радио похожая ночная передача о сексе. Вела ее моя подруга М., актриса, невероятно красивая блондинка, что не видно было по радио, но кажется ее имя называлось и ее могли знать зрители. Однажды к ночи, после моей телевизионной программы по вопросам полового воспитания, я позвонила М., но она не подняла трубку. Позже она перезвонила и на вопрос, где была так поздно, ответила:

— Занималась сексом в лифте (она употребила вульгарный глагол).

— С кем? — взвилась я.

— С мужем, — был ответ.

— Как? Зачем?

— Ну, интересно же, а вдруг кто-то войдет!

Я упоминала этот эпизод в своих лекциях в серьезных аудиториях (учителей, врачей) об управлении своей сексуальностью и что-то в этом роде, о половом воспитании, и всегда был один вопрос у части аудитории — телефончик ее дадите?

Вернемся к героине Вере.

Ее скудная сексуальная жизнь в собственных и общественных запретах, с отпугнутыми ее скованностью и комплексами редкими мужчинами, с полным отсутствием здорового и хоть какого-нибудь секса, наложили отпечаток и на выражение лица, и на характер, и на нервную систему. Редкие сексуальные эпизоды не приносили ей оргазма, она стеснялась показать, что она хочет от мужчины. Но, наконец, с приходом новых веяний, она поняла, что она клиторная женщина, а не все мужчины умеют довести до оргазма такой тип женщин. Нужен умелый предварительный петтинг эрогенных зон (это слово уже это было озвучено в рамках новой общественной морали), но где взять специалиста по петтингу она не знала.

Стеснительность редко проходит с приходом знаний. У нее случались мужчины, даже имела пару мужей, но оргазм к ней не приходил. Она притворялась (по статистике новых откровенных времен, так делают чуть ли не 70 % женщин, чтобы не обидеть или не потерять мужчину).

Она все уже прослушала, прочла, но изменить свои установки по жизни не смогла. Человек из прошлого поколения, искалеченного и деформированного системой запретов, ханжества, осуждения, она осталась в том поле — без нужного здорового секса, с мечтами и фантазиями, с неполным счастьем и разочарованиями. Она искала заместительные механизмы, которые уже продавались без ограничения и запретов.

Она, и миллионы русских женщин не перестроились в перестройку и остались прежними, находясь в рамках советских цепях лживой морали, ханжества и застенчивости. Жизнь Веры, по ее ощущениям, была неполной. Она жалела об упущенных возможностях.

Про секс все всё уже знали. И шуточный вопрос в анекдоте: «Нужно ли говорить с детьми о сексе?» заканчивался ответом: «Нужно, вы можете узнать много нового».

А наша Вера так и осталась жертвой ханжества советского периода…

Но это о старых временах. Сейчас в Мире наблюдаются совсем другие тенденции. Полная либерализация нравов, предпочтений, поведения людей, даже градации пола. Не просто мужской и женский, а промежуточный, anysex (любой, даже в туалетах. В Калифорнии в школах уже такие. Представьте, мужики по 16–17 лет и маленькие девочки в одном туалете!).

Не просто разрешена смена пола, а приветствуется. В Америке иншурансе (страховка) выплачивает огромные суммы хирургической и гормональной коррекции). Эротика и порнография слились в один комок. Все на продажу, никаких ограничений. Все в пределах нормы.

ВСЁ под Солнцем течет и изменяется.

Но об этом должна быть другая история.

И снова про кота

Я уже изложила в начале книги моей жизни историю о сожженной даче под Москвой, где жил мой свободолюбивый кот Филя. Когда тушили пожар, его видели рядом. Потом он исчез, и я каким-то чудом, уверенная, что он бродит там, бездомный, по округе в тоске, горе и голоде, нашла его по рассказам соседей.

Я привезла его в город, где он не прижился.

Тогда-то я и написала грустную историю, наверное, для внука.

Писала почему-то корявой рифмой, роняя горькие слезы. Ни перечитывать, ни редактировать не могла — рыдания подступали.

Поэтому прошу извинить за примитивизм; не претендую на оценку, но предлагаю прикоснуться к живой истории страдальца Фили.

Очень грустная история 1 Жил-был на свете котик Филя. Он вовсе не был простофилей: Он был умен; хвост был прекрасен; И для мышей он был опасен. Любил гулять он по лесам, С котами дрался из-за дам. Входил он в дом через окно, Когда все люди спят давно. Его звала я громко: «Филя!» И он бежал, что было силы Домой, где я его кормила, Ласкала, иногда бранила. Цвет шерсти серо-голубой Его мне не давал покой: Вдруг кто-то — хвать его в охапку, Чтоб сшить из Фили «тортовую» шапку. Так прожил Филя лишь два года. Привык к природе и свободе, Питался редко, нездорово (Мы не всегда бывали дома). Кошачьи баночки с едою Не в моде были и не вдоволь. Голодный, в скучном стылом доме Он грыз замерзшую еду, Глотая слезы на ходу. Кот ждал хозяев по два дня, И как завидит два огня (Подъехала к двору машина),