Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

Это, конечно, меня подстегнуло – разрубить гордиев узел целки и овладеть всей дикой Азией тела. Лестно и радостно быть первым и знать, что ты сможешь не только развеять страхи девушки, но и направить её своим умением на путь истинный, то есть восторженный. Да и вообще, вскрывать запечатанный Богом дар – и торжественно, и приятно.

После обеда мы слонялись по местному музею, полному затхлых экспонатов.

Вечером мы пошли в единственное в этом городке место, где собирается молодёжь. Там пульсировала музыка, испускаемая сердцем оркестра, и в такт ей двигались тела. Мы сидели за столиком и что-то пили. Юля не хотела танцевать, а я с трудом мог оторвать взгляд от стройных женских тел, которые почему-то принадлежали не мне, а кому-то другому.

Я посматривал на милую Юлю, с её невнятным для моего желания телом, и клял себя за то, что торчу с ней. Ну какого чёрта я трачу время на ту, что леденит меня всем своим милым видом? Как мне хотелось залезть на одну из этих стройных самочек и сделать так, чтобы ветхая крыша их неприступности протекла от желания.

Мне кажется, что Юля чувствовала мои мысли, пусть не вполне их осознавая. Я пригласил её на обратном пути зайти ко мне в отель, но она отказалась. Я с облегчением отвёз её домой – завтра в два часа дня я должен был уезжать. Она пригласила меня на ранний семейный завтрак, и я согласился. После завтрака мы договорились провести вместе несколько оставшихся часов. Еда была обильной, и Юля нажимала на жирную ветчину, что ещё раз подтверждало существование причинно-следственной связи в нашем мире. Но она словила мой взгляд на очередной кусок ветчины, который она положила на хлеб с маслом, и не стала его есть. Мне понравилась её чуткость.

Разговор за столом шёл об эмиграции, и так как это всех нас живо касалось, то он был естественным и непринуждённым. Я к тому же выступал в качестве эксперта, поскольку они – свеженькие, а я – аж гражданин США.

После завтрака мы поехали куда глаза глядят. А у меня они глядели в уединение моей комнаты в отеле. Сначала Юля сказала «нет», и мы проехали мимо в накрапывающий дождь. Тогда я рассердился и сказал, по возможности мягким голосом, сдерживая злобу: «Ведь ты потом жалеть будешь, что мы не оказались вместе». Сказал я это и вижу, что подействовало, губы у неё дрогнули. А через секунду и слышу, что подействовало – Юля тихо молвила: «Хорошо». Я развернулся и погнал машину к отелю.

Вошли в комнату, и она села на стул. Я подошёл к ней, поцеловал в темечко и стал расстёгивать её кофточку. Она не сопротивлялась. Мне открылось тело с лифчиком, в котором хранились юные грудки. Я поднял Юлю со стула, чтобы снять юбку, и она послушно встала. Я расстегнул сзади молнию и стянул юбку вниз. Она всё время молчала и повиновалась каждому моему движению. Я быстро избавился от своей одежды, и мы забрались под одеяло. Я снял часы – у нас было около двух часов, вполне достаточно. Юля лежала на спине, а я мерно целовал её заветные места. Она напрягалась от удовольствия, сжимая меня в руках, а я, не торопясь, опускался всё ниже. Пизда у неё была мокрая до последнего волосика, и, когда я лизнул её клитор, она застонала и схватила меня за запястья. Я, не отрываясь от клитора, высвободил одну руку и пальцем стал скользить в её влагалище. Палец упёрся в плеву, и она легко растягивалась, но я решил избавить её от девственности хуем, чтобы всё было как подобает, однако я хотел, чтобы Юля сначала кончила и расслабилась. И она явно приближалась к концу. «Ой», – застонала она, и через секунду я почувствовал, как стенки влагалища запульсировали. Не дожидаясь, пока в последних судорогах умрёт наслаждение, я поднялся и, стоя на коленях перед её нежной темноволосой пиздой, раздвинул ей широко колени и медленно проскользнул. Юля лежала с закрытыми глазами и ярким румянцем на лице. Хуй упёрся в скользкую плеву, я чуть нажал, и она пропустила меня до самых яиц. Юля только протянула руки, призывая меня лечь на неё. Я лёг и старался не двигаться резко, чтобы ей было не больно и чтобы самому быстро не кончить. Она прижала меня к себе и открыла глаза, в которых горел восторг и благодарность. Я со спокойной совестью кончил ей на живот и потом взял её ладонь и окунул в лужицу моей спермы. Юля улыбнулась, посмотрела на свой живот, жирноватый, кстати, и сказала: «Так вот как оно выглядит». Я взял полотенце из ванной и вытер её и себя. «Тебе не было больно?» – спросил я. «Нет, совершенно не больно, было только… приятно, очень приятно».

«Поздравляю, с превращением в женщину», – сказал я, положив свою руку ей между ног. «Спасибо», – серьёзно отвечала она и поцеловала меня в шею.

Второй раз она целеустремленно двигала бёдрами и простонала не просто «Ой», а уже «Ой, Боренька! Ой!..». А потом мы лежали обнявшись, и на меня уже смотрело знающее лицо женщины.

Когда настала пора уезжать, я чувствовал, что мне нужно сказать ей что-то обнадёживающее, вроде, что я скоро приеду снова или что мы встретимся очень скоро, или ещё что-нибудь подобное. Но у меня не поворачивался язык, потому что я не хотел предпринимать каких-либо усилий, чтобы встречаться с ней опять, тем более – после нескольких оргазмов мне и красивую женщину хочется сбачить поскорей, а тут и подавно. Мы подъехали к её дому. С её родителями я попрощался ещё после завтрака и опять заходить к ней домой не хотел. Юля явно ждала от меня каких-то слов, сулящих будущее. Но единственное, что я мог сказать, это: «Всего тебе доброго. До свиданья». И в «до свиданья» я постарался вложить глубокий смысл, которого я не имел в виду.

Я ехал в аэропорт, довольный приключением и с сожалением, что вот какой, наверно, замечательной женой была бы Юля, но насколько холодно моё сердце к ней. Почему на её месте не могла оказаться женщина внешне притягательная и вдобавок со всеми Юлиными душевными качествами? Что это за вечная дилемма, почему нельзя всё сразу, не «или – или», а «и» и «и»? Но «и» и «и» даже звучит по-ишачьи.

Такова судьба!

Держи связь и будь здоров.

Борис

Сугубо официальная часть закончилась. Начинается полуофициальная.

Гонг. Бомм! Второй раунд.

Боря! Действительно, без дураков, была удивлена и рада Вашему звонку. Правда, удивлена больше, так как чувствую, что моя хандра слишком явно выплеснулась в последней записке. Практически была уверена, что на этом ниточка-паутинка порвалась.

Давайте я расскажу немножко подробнее о себе то, что смогу. Остальное – очень больно.

Петербужанка до шестого колена, дальше просто не могу проследить родословную.

Папа – известный композитор, умер десять лет назад. Мама – всю жизнь папина жена. Я закончила электротехнический институт, а когда начала работать в почтовом ящике, поняла, что с этим мне не по пути, и ушла в ювелирку.

Вышла замуж и родила Светланку.

Я всё уговаривала мужа уехать. Наконец подали документы и сели в отказ на 10 лет. Три года на уговоры плюс 10 лет отказа, итого 13 лет – треть моей жизни как в тылу врага.

Приехали в Америку. Прожили 4 месяца (здесь должно быть объяснение, почему я разошлась с мужем).

Итак, подвожу баланс:

В Америке почти год.

Родные – ни одного человека, кроме дочки.

Друзья здесь – только вновь приобретённые, то есть знакомые.

Язык – оставляет желать много лучшего.

Профессии – нет.

Настроение – как зебра.

Состояние сердца – настрадалась так, что кажется, человеческое сердце не способно всё это вынести. Но как сказал мне один мудрый старик, поздравляя с Новым годом: «Что же ты, глупышка, сетуешь, что год прошёл впустую! Ты же выстояла, не наложила на себя руки и не сошла с ума. А это победа, да ещё какая!»

Состояние души – одна большая кровоточащая рана. Затянется ли она? (После «состояние души» всё зачёркнуто, но так, чтобы можно было прочитать. – Примечание Бориса.) Всё не те слова. Не могу охарактеризовать. Плохо.

Состояние внешности – удовлетворительное, пока люди не заглядывают глубоко в глаза. Как заглянут – шарахаются.

Вот, Боря, рассказала, что смогла. По крайней мере, честно, без розовой дымки, так как ложь не переношу всем нутром своим.

Хочу ли я счастья? Конечно, хочу! (Кто же не хочет?) Только всё время помню слова Мандельштама, которые он твердил своей Надежде: «И кто тебе внушил такую дурацкую мысль, что ты обязательно должна быть счастлива?» Вот это уже точно про меня. Поэтому-то меня так взбесило Ваше объявление. Вы так опрометчиво пообещали сделать женщину счастливой. А сейчас пропускаете кандидаток через сито. Откалибровываете. Этих в одну сторону – можно ещё поговорить. А тех – на выброс. Шлак.

Ладно. Понесло меня. Простите.

Боря, если Вы всё-таки решитесь мне ответить после такого почти обнажённого портрета, напишите о себе хотя бы что-нибудь. Не из брошюры. Ну, что можете. А вот сейчас совсем «зарвусь». Если Вы всё-таки будете мне писать, пожалуйста, не печатайте. Терпеть не могу официального шрифта в личных письмах. А потом, по почерку гораздо больше можно узнать о человеке.