Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

Всего через несколько часов после того, как «Норвегия» прошла над полюсом, радиосвязь прервалась. Мир принял сообщение, что на макушке Земли установлены флаги: В общей сложности воздушный корабль и «Радио Свалбард» обменялись пятьюдесятью пятью радиограммами, через эфир прошло 1583 слова. Но когда дирижабль пересек рубеж неведомого, воцарилось полное молчание. Корабль вырвался из эфирных волн и пропал в неизвестности.

Полярник всегда отличался неразговорчивостью, и полковник Нобиле отметил, что он не жаловался на радиомолчание. Позднее итальянец инсинуирует, будто Амундсен сознательно испортил связь. И даже намекает, что замена Олонкина, который обеспечивал радиосвязь на всем пути из Рима до Шпицбергена, совершенно незнакомым ему, Нобиле, Сторм-Юнсеном, якобы имела к этому отношение.

Какова бы ни была причина, обрыв связи оказался им в известном смысле на руку. Руал Амундсен вовсе не горел желанием держать постоянный контакт с окружающим миром. Он с грустью наблюдал, как экспедиция «Мод» с ее радиопередатчиком мало-помалу исчерпала себя и утратила интерес публики. Вместе с тем во время прошлогодней аварии он пережил эффект полного исчезновения. Радиосвязь портила драматургию, исключала момент сюрприза. Весь эмоциональный накал, облегчение, ликование, заслуга пропадали по милости прозаического общения через эфир. Беспроволочная связь — сама по себе загадка — отвлекала от события как такового. Первопроходец отправился в полет, чтобы вернуться.

Многие тысячелетия люди жили на планете Земля, но часть их мира оставалась сокрыта тьмой неведомого. И один человек взял на себя головокружительную миссию первым заглянуть в это неведомое. Пятнадцать других были рядом, чтобы обеспечить ему такую возможность. Его единственная задача — увидеть. Увидеть впервые.

С кем из покорителей мира можно сравнить в этот миг Руала Амундсена? С Наполеоном на коне, во главе армии средь снежных российских просторов? С Колумбом или Лейфом Эрикссоном на кораблях в океане? Кое-что общее было у полярника в этот час со всеми первооткрывателями и завоевателями в истории человечества. Но вместе с тем этому последнему великому открытию Земли присуще нечто необычное, нереальное. Оно осуществилось за считаные часы, без особых усилий. Только взгляд двигался. Все снаряжение открывателя — записная книжка да бинокль.

Руал Амундсен не сидел верхом на коне, не стоял на капитанском мостике, не погонял собачью упряжку, даже за рычагами самолета не сидел — он открывал мир со зрительского места. Из театральной ложи. Это была премьера — состоявшаяся в реальном мире[166].

«Только что видел 3 чаек, летевших над разводьем?» — записывает он в 3.45 пополудни. Вопросительный знак говорит — земля? Где есть жизнь, есть и земля. Но здесь нет ни земли, ни жизни, пока несколькими градусами ниже медвежьи следы вновь не пробуждают надежду. Хотя медведи способны забрести очень далеко. Где есть тюлени, есть и медведи…

Бегут часы, и постепенно полярнику становится ясно: ничего нет. Бесконечный спектакль, полный пустоты. Нет ни новой Америки, ни новой Гренландии, ни новой Исландии, ни даже Земли Франца-Иосифа, ни даже острова Мэн. Нет Земли Руала Амундсена.

Полярник может положить бинокль на колени. Здесь один только лед. Он открыл, что открывать нечего.

Еще лет двадцать назад, планируя путешествие на «Фраме» — через Берингов пролив и дальше на север, — Руал Амундсен мечтал покорить эти исполинские просторы земной поверхности. Как скудны оказались в конце концов впечатления, видно из книги «Первый полет над Ледовитым океаном», где весь путь от Северного полюса до Аляски описан всего-навсего на полутора страницах.

Дирижаблю грозило обледенение, но проблемы возникли лишь по прибытии на Аляску, где воздухоплаватели попали в сложные погодные условия. Экипаж был измотан — около трех суток почти без сна, на мороженой еде. Атмосфера нервозная. Даже собачка-полярница Титина беспокоилась. Где и как посадить дирижабль? Невзирая на сильный порывистый ветер, решили попробовать сесть на лед вблизи поселка Теллер, между Дирингом и Номом. Было утро 14 мая, по европейскому времени.

Сейчас, на самом последнем этапе экспедиции, полярник наконец-то переживает «чудо». На сцену вновь выходит Он — Тот, кто властен разделить море и унять бурю. «Еще когда мы начинали спускаться, с земли дул сильный резкий ветер. Внезапно и, по-видимому, без всякой к тому причины стало совершенно тихо, и штиль продолжался во время всего спуска», — пишет полярник в книге.

За отсутствием земного прибытка сам полет поднят на божественный уровень. Полярник «снимает шляпу» перед инженером. Однако ж где-то есть иной руль, иной штурман, иная, высшая, сила: «Честь по заслугам, говорят в народе. Так давайте же все вместе воздадим честь Тому, кто не раз в этом перелете явно простирал над нами руку Свою и спасал нас. Не будем спорить, кто из нас был лучшим. Мы все так ничтожно малы, если всемогущий Господь не помогает нам».

Глава 43

НАЦИОНАЛИСТЫ НА КРЕПОСТНОМ ПЛАЦУ

Пропажа «Норвегии» принесла в мировой прессе оптимальные результаты. 13 мая 1926 года, когда это случилось, люди на всей Земле читали, что дирижабль прошел Северный полюс. Но уже наутро точные радиосообщения сменились разворотами, полными исключительно журналистских домыслов. И в субботу 15 мая мир еще пребывал в абсолютной неясности насчет судьбы «Норвегии». Только вечером до цивилизованных краев достигло сообщение о прибытии на Аляску.

В экстренном выпуске — в день национального праздника, в понедельник 17 мая, — «Афтенпостен» извещает о том, как эта новость была обнародована в столицах, то есть в Осло и в Риме. Первый репортаж — из «Гранд-отеля»: «Вечером в субботу Зеркальный зал был полон — танцы, непринужденные разговоры, всё, как всегда. Внезапно секретарь Общества воздухоплавания, инженер Алф Брюн, поднимается на оркестровую эстраду, стучит по своему бокалу и зачитывает вслух телеграмму о том, что "Норвегия" приземлилась в Теллере. Огромное ликование». Затем исполняются национальные гимны трех стран, но это еще не все: «Немного погодя полковник Сверре, постучав по своему бокалу, произносит короткий спич в честь экипажа "Норвегии" и его подвига. Завершает он свою речь так: "Самый близкий им человек здесь — г-жа Рисер-Ларсен, сидящая вон за тем столиком, и потому я адресую этот тост ей"».

Эта радостная реакция, по скандинавским меркам весьма импульсивная, выглядит, несомненно, скромной по сравнению с тем, что происходило тогда же в итальянской столице: «Стотысячная толпа собралась на пьяцца Колонна, где развевался маленький норвежский флаг, а по сторонам от него — огромный итальянский и американский. Движение транспорта на Корсо остановилось, все примыкающие улицы были переполнены ликующими людьми, которые кричали: "Да здравствуют Италия и Норвегия!" Под окном Муссолини вывесили норвежский флаг, что вызвало всеобщий восторг. Всю ночь город кипел жизнью. Народ без устали читал экстренные выпуски и отдавал почести норвежскому, итальянскому и американскому флагам под окнами Муссолини». В этот упоительный вечер, когда разукрашенный флагами и иллюминацией Рим охвачен бурным ликованием, Муссолини принимает главного редактора «Афтенпостен». Диктатор обращается с приветствием к братскому северному народу: «Блистательный успех полярной экспедиции наполнил меня радостью и гордостью и как итальянца, и как главу правительства. Неодолимое итальянское мужество соединилось здесь с неколебимой норвежской волей, а буйная созидательная фантазия латинян — с дисциплинированной, целеустремленной творческой энергией северян. Разные темпераменты чудесным образом дополняли друг друга. Бессмертное предприятие осуществилось, и эта победа, к которой так стремилось человечество, одержана в том числе и под нашим флагом. Излишне подчеркивать значение экспедиции для самых разных сфер, но этот общий наш триумф никогда не канет в забвение. Отныне давняя, богатая традициями дружба между Норвегией и Италией станет еще крепче и глубже прежнего».