Горячее сердце - Юрий Корнилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Служил, учился на курсах «Выстрел». После освободительного похода в Западную Украину остался в Перемышле, работал в штабе укрепрайона. Артиллерийский и авиационный налет немцев 22 июня переждал в недостроенном двухэтажном доте. Когда немцы перешли пограничную реку Сан, перестрелял гарнизон дота и вышел к врагу на поклон.
Перекрасившись в коричневый цвет, надеялся на высокий взлет, но надежды не оправдались — затерялся на штабной работе среди подонков, презираемых им русских плебеев. За это, хоть и в душе, поимел зуб и на немцев.
С братом Леопольдом он встретится только в 1949 году.
52
Прошлое за считанные минуты промелькнуло в памяти Мидюшко, оживило крепко вросшую в душу злобу на мир. Снова глотнув из стакана, пригасил навязчивое видение и, поперхав, продолжил свой желчный монолог:
— Итак, до какого круга дотащили вас, господин фальшивый казак? До пятого? В шестом, кажется, — еретики, в седьмом, видно, в самом вместительном, — тираны, убийцы, лихоимцы, насильники. Туда тебя без всяких рекомендаций…
Хмель и ненависть бурачно проступили на лице Алтынова. Сам распорядился хозяйской бутылкой — вылил из нее в свой стакан до единой капли, даже демонстративно постучал по донышку. Мидюшко не обратил на это никакого внимания, продолжал:
— Только собрались сдать тебя под расписку, увидели вывеску на восьмом круге: «Воры, лицемеры, обольстители». Признайся, милейший, обольщал? Конечно, обольщал. Помнишь ветхую даму в деревне Шелково? Как она на суде-то про тебя… «Прыемнай мужчина», сказала. Приятный, значит.
— Не ври чего не следует.
— Не скромничай, не скромничай.
Алтынов, сжимая и разжимая под столом кулачищи, едва сдерживал себя.
— Пойдем дальше. В этом круге слуги дьявола тоже не задержались, поскольку в самом низу, вмерзшие в лед, обосновались предатели. Предатели друзей, родных, родины… Они под охраной Люцифера. У Люцифера три пасти, он смачно жует этих грешников. Вот в его объятия и бросят тебя, многоблудный Алтынов.
Алтынов поднялся из-за стола, хапнул пустую бутылку за горлышко.
— А если тебя к Люфффицеррру…
Мидюшко откинулся спиной к стене, захохотал. Отогнув лацкан, показал «Ворошиловского стрелка».
— Это забыл? Иди спать, Андрон Николаевич.
Грохнув дверью, Алтынов вывалился на крыльцо, прорычал:
— Люфицеррры-офицеррры…
Нил Дубень сидел на бревнах, перочинным ножом строгал палочку. Покачиваясь, Алтынов прошел к нему, неловко шлепнулся рядом. Чтобы не свалиться с бревен, обхватил Нила рукой.
— У-у, какой ты мягкий, Нилка. Как девка.
Дубень саданул его локтем в грудь. Алтынов легко завалился за бревна и долго выкарабкивался оттуда. Матерясь, водрузился на место, Дубень отодвинулся, Алтынов обшарил пьяными глазами двор.
— Где моя лошадь, Дубенька?
— Сережка Егоров в Бетскую поскакал, там ночью партизаны побывали. Четверых из пятой сотни к богу отправили, а его дружка в лес живьем утащили.
— Мою верховую, без спросу? Поч-чему?! — ударил Алтынов кулаком по коленке. — К-как-кое право…
— Чего орешь? Твой денщик, с него и спрашивай.
— Ах ты… — озверел Алтынов.
— Шат ап! (Заткнись), — щегольнул Нил полученными от Мидюшко знаниями английского языка. Не надеясь, что английский понят Алтыновым, добавил по-русски: — Зоб вырву!
Корячась и нашаривая плеть за голенищем, Алтынов стал подниматься.
Дубень шарахнулся с бревен, оскалился белыми зубами, задиристо крикнул:
— Руки коротки, Андрон Николаевич!
Алтынов выдернул витой из сыромятины хлыст, хотел огреть Нила, но не достал — в сторону качнуло.
Нил прокрался к стене конюшни, где был прислонен карабин, пригрозил оттуда:
— Иди, иди, ротный, а то я тебя из винта.
Алтынов брел по заросшей лопухами и крапивой деревенской улице, сквернословил и вдруг загорланил фальшиво и пьяно: «Как в саду при долине громко пел соловей, а я мальчик на чужбине…»
53
В Камышин Новоселов приехал вместе с оперуполномоченным Белорусского КГБ Марковичем. Первый визит — в местный отдел КГБ, второй — в горком партии. После горкома Маркович отправился в прокуратуру, а Новоселов на автопредприятие, где уже ждал начальник отдела кадров — цыганисто-смуглый человек лет тридцати. Подавая Новоселову листок, сказал:
— Приготовил к вашему приходу. Самое основное.
Основное — это еще как сказать. Основное, пожалуй, у Юрия с капитаном Марковичем. Но и то, что подготовил Артур Игнатьевич, тоже нелишне знать.
— Спасибо, Артур Игнатьевич.
Итак, фамилия — Егоров, имя-отчество — Сергей Харитонович. С данными штаба карательного батальона сходится. Год рождения тоже — 1920-й. Соответствует истине и время пленения начальника автомастерской механизированной бригады лейтенанта Егорова — осень 1941 года. В остальном обнаружились некоторые, мягко говоря, неточности. За период белорусской командировки Новоселовым и его другом Сашей Ковалевым с помощью тамошних коллег установлено, например, что в сентябре 1943 года в партизанском отряде «За Родину» Учашской бригады появился новый боец — Сергей Егоров, дезертировавший из 624-го карательного казачьего батальона. Здесь же, в Камышине, значится бежавшим из лагеря военнопленных. Служба в карательном подразделении скрыта и после соединения белорусских партизан с регулярными частями Красной Армии. Сергей Харитонович Егоров восстановлен в офицерском звании, назначен начальником автотракторной мастерской артиллерийской дивизии. Награжден медалями «За боевые заслуги», «Партизану Отечественной войны 1-й степени», «За победу над Германией». В настоящее время — диспетчер Камышинского автохозяйства сталинградского Дорстроя. Женат, имеет троих детей. Член КПСС с 1952 года.
— Спасибо, — прочитав, еще раз сказал Новоселов. — Маловато, конечно.
Артур Игнатьевич, разумеется, догадывался, что появление уральского чекиста в Камышине связано с чем-то не очень светлым из прошлого Егорова, но истинной цели не знал. Пожал плечами:
— Просто справка. Если бы сказали, что надо характеристику…
— Неплохо бы. Но это потом. Пока своими словами, что знаете.
— В сущности, я его не очень-то…
«Вот так раз», — удивленно подумал Новоселов. Но не стал углубляться в детали, не имеющие прямого отношения к делу, выслушал рассказ Артура Игнатьевича, подал фотокопию показаний Егорова на предварительном следствии, которое вел когда-то Альфред Марле по делу убийства жительницы деревни Шелково:
— Чтобы вы были в курсе. Познакомьтесь.
Никогда бы Новоселов не подумал, что молодые да еще смуглые люди могут так сильно бледнеть. Со спертым дыханием Артур Игнатьевич читал:
«У Алтынова я служу денщиком… Ротный сходил в комнату за наганом и велел мне светить… Женщина хрипела, Алтынов стрелял в нее еще. Потом велел идти на кухню и расстрелять всех задержанных…»
— Что это? — возвращая снимок текста, сдавленно спросил Артур Игнатьевич.
— Показания Егорова, денщика командира карательной роты. А вот и о нем самом, — подал Юрий вторую фотокопию.
И снова что-то ужасное читал Артур Игнатьевич:
«А вечером денщик пришел. Кажется, Сережкой Егоркиным звали. Увел старика. Нашли за деревней убитого…»
— Егоркин… Это про Егорова, да?
— Про него, Артур Игнатьевич, про него.
Зазвонил телефон. По лицу Артура Игнатьевича видно было, что хотел лишь приподнять и опустить трубку, чтобы не мешали, но Юрий показал жестом, что звонок может быть и ему, Новоселову.
— Юрий Максимович? — услышал Новоселов голос капитана Марковича. — Санкции получены. Выезжаю.
— Понял, — Новоселов положил трубку, попросил Артура Игнатьевича: — Пригласите Егорова.
Артур Игнатьевич куда-то позвонил, потребовал, чтобы Сергей Харитонович пришел в отдел кадров. Немедленно.
Егоров появился в дверях очень быстро — улыбающийся, запыхавшийся: бежал, наверное.
Фотография, которую рассматривал Новоселов в личном деле, была сделана плохим фотографом, но все равно Юрий сразу же узнал Егорова. И дело не в том, что запомнил его лицо по снимку. Реальный Егоров очень походил на того, который жил в воображении Новоселова. Угодлив, настороженно-боязлив.
— Подождем, — предложил Новоселов, отвернувшись к окну.
За его спиной молчали. Артур Игнатьевич не знал, наверное, как объяснить Егорову, зачем вызвал, а может, и не хотел с ним разговаривать.
К подъезду подкатила новенькая темно-зеленая «Победа» горотдела КГБ. Капитан Маркович — пожилой, в серой, навыпуск, рубахе, перетянутой командирским ремнем, вылез из машины. Через минуту он был уже в кабинете. Подал Новоселову постановление об аресте Егорова. Юрий мельком глянул на него и передал бумагу Егорову. Тот, прочитав, с большим усилием выдавил:
