Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения - Сергей Хрущев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже Сергей не застал его в живых, так как я успокоила его со слов докторов и просила приехать к 2 часам на смену мне и Раде, чтобы не толпиться в палате.
Сережа сказал Юлочке (Юле младшей), она тоже примчалась. (А в среду или в четверг она просилась навестить отца; он не велел ей приходить, сказал, что и так много народу, пусть приедет потом, когда станет лучше…)
Приехали Юля (старшая) и Лена с Витей, пришли с плачем уже в палату (их встретила Евгения Михайловна в коридоре). Посидели мы с НИМ, наверное, с час, пока пришла машина из морга, посидели еще немного в дежурке у докторов, потом уехали на дачу, домой. И тут обнаружили: спальня Н. С. запломбирована, входная дверь в дачу заперта изнутри, а на веранде — пост, чтобы никто не зашел.
Владимир Иосифович Ладыгин (дежурный) объяснил, что это сделано по распоряжению ЦК, что это было так у К. Е. Ворошилова и Н. М. Шверника,[88] не только у нас; комиссия из ЦК приедет, как только я попрошу, объяснит и снимет пломбы. Я попросила, чтобы скорее это сделали. Через час приехали двое: заместитель управления делами ЦК т. Кувшинов и заместитель заведующего общим отделом ЦК — фамилию не помню. (Аветисян.)
Я обратилась сразу к Кувшинову: «Что же, т. майор, вы так поспешили, могли бы меня дождаться и все делать при мне…» Но он ответил: «Выражаем вам соболезнование. Я — не майор, а работник ЦК», — и назвал себя. Тогда я присмотрелась и узнала его, он помогал нам въезжать в квартиру на Староконюшенном пер. Объяснил, что они заинтересованы «для истории», чтобы документы Н. С. попали к ним нетронутыми.
Пломбы они сняли, пост также, я открыла им сейф. Боголюбов (Аветисян)[89] взял оттуда 4 (магнитофонные) пленки (давние очень), пересмотрел папки, забрал поздравление Н. С. с 70-летием, подписанное всеми членами и кандидатами Президиума ЦК, хотел взять указ о награждении медалью «За победу над фашисткой Германией», подписанный М. И. Калининым, но потом оставил.
Забрал с магнитофона пленку с записями физкультурных упражнений и какие-то схемы управления магнитофоном, стихотворение (о Сталине, то, где «его пальцы, как черви…»), написанное Осипом Мандельштамом перед войной и подаренное Н. С. академиком Арцимовичем[90] года полтора назад. Кувшинов спросил, какие вопросы, сказал, что все неинтересное «для истории» возвратят. Сказал, что приедет сотрудница Мария Никифоровна по вопросу похорон (справка о смерти, могила, одежда, морг, венки, автобусы, продукты, так как в воскресенье купить обычным способом нельзя, все закрыто). Сказал, что тело будет выставлено в морге в Кунцево (ЦКБ) в понедельник с 10 часов утра, в 11 часов гроб поставят в автобус и в 12 часов дня — захоронение на Новодевичьем кладбище. Сказал еще, что некролог будет напечатан в понедельник.
Остаток субботы и воскресенье сидели мы все на даче, как потерянные, осиротевшие, взрослые и дети. Я занималась, сколько могла, хозяйственными делами: собирала ордена Н. С., переписала их, одежду, составляла примерные заказ на продукты (вместе с товарищем Марией Никифоровной), потом рассчитывала, когда продукты привезти… Показывала Юле (старшей) наши пленочные теплицы, еще что-то делала, как каменная.
В понедельник 13/IХ принесли газету — сообщение в 4 строки на первой странице «Правды» и никакого некролога, во вторник перепечатали сообщение «Известия»:
«ЦК КПСС и Совет Министров СССР с прискорбием сообщает, что на 78 году жизни 11 сентября 1971 года скончался бывший 1 секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров, персональный пенсионер Никита Сергеевич Хрущев».
Редакция даже не выделила имя и фамилию из общего текста сообщения.
К 10 часам поехали в морг. Я — с Леной, Юлей и Ниной (племянница Нины Петровны) (приехала накануне с Виктором Петровичем из Киева), во второй — Василий Михайлович (Кондрашов) (дежурный офицер КГБ), Виктор Петрович и Тихон Иосифович Кухарчук (тоже приехали накануне). Галя и Ника[91] поехали с Сергеем.
На повороте от шоссе увидели массу машин и милиционеров, у помещения морга стояли люди, приехавшие в автобусах ЦК, и друзья наших детей, приехавшие на своих машинах.
Зал маленький, людям проходить не дали, почетный караул не организовали, постояли мы, поплакали у гроба под траурную музыку. Сергей Иванович Степанов и Петр Михайлович Кримерман[92] сделали снимки. В 11 часов сели в автобус с гробом. Автобус шел быстрым темпом, невольно напрашивалось сравнение с похоронами Пушкина.
5 октября. Автобус не остановился, как обычно, на площадке посреди кладбища, а промчался к концу аллеи, к стене, где справа была подготовлена могила. Там стоял помост из досок, на который поставили гроб. Дождь лил. Кто-то держал зонт над головой Н. С. Пропустили к могиле небольшую группу родственников и друзей — 150–200 человек. На кладбище был объявлен санитарный день, так что обычные посетители не допускались.
Я ждала, что траурный митинг откроет хотя бы секретарь парторганизации, где Н. С. состоял на учете, озиралась, растерянно метался Сережа. Через какое-то время Сережа встал на край могилы и обратился к присутствующим с хорошими словами.
Передаю по отчету Роберта Г. Кайзера для парижского издания «Геральд Трибюн» от 14/IХ 1971 г.:
«Мы просто хотим сказать несколько слов о человеке, которого мы хороним и которого оплакиваем», — начал Сергей и остановился, чтобы овладеть собой, губы его дрожали. «Небо тоже плачет с нами», — прибавил он (шел небольшой дождь).
«Я не буду говорить о большом государственном деятеле. За последние дни печать всего мира, за редкими исключениями, и все радиостанции говорили об этом. Я не буду оценивать вклад, сделанный Никитой Сергеевичем, моим отцом. Я не имею права делать это. История сделает это. Единственное, что я могу сказать — это то, что он никого, с кем встречался, не оставлял безразличным. Одни его любили, другие — ненавидели, но никто не мог пройти мимо него, не оглянувшись. От нас ушел человек, который имел право называться человеком. К сожалению, таких людей мало…»
Журналист передал выступление Сережи более-менее правильно, хоть и сокращенно. Потом Сергей предоставил слово Наде Диманштейн, которая сказала о Н. С. в период ее работы с ним в Донбассе, в Юзовке: о его принципиальности, настойчивости в проведении намеченных задач, о его умении работать с людьми, воодушевлять их на большие дела и еще многие хорошие слова. «Примером был для молодых». (Это истинная правда!)
Затем Сережа назвал своего товарища по Энергетическому институту Васильева Вадима. Он сказал, что Н. С. вернул доброе имя (посмертно) его отцу, погибшего в бериевском лагере, и дал возможность ему, Вадиму, и его детям свободно учиться, работать и гордиться погибшим отцом.