Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения - Сергей Хрущев

Юлочка (Юля младшая) рождения 22/1-1940 года, дочь погибшего на войне Леонида Никитича, росла с нами. Мать ее, Любовь Илларионовна Сизых, была несправедливо репрессирована в 1942 году и пробыла в сталинских лагерях до середины 50-х годов. После школы Юля пошла на факультет журналистики Московского университета, работала в Агентстве печати «Новости», затем в театре им. Вахтангова заведующей литературной частью. Неудачно выходила замуж в 18 лет, на II курсе университета за Николая Шмелева,[80] разошлась и вышла замуж за Льва Сергеевича Петрова[81] — журналиста АПН. Родила двух дочерей, Нину и Ксению. К сожалению, муж Лева рано умер от болезни почек (1970 г.).

Жили мы в Москве сначала на ул. Грановского, а впоследствии в особняках (№ 36 и 40) на Воробьевском шоссе. Много времени занимали разные дипломатические дела — поездки, приемы. Дети росли без особого нашего внимания, учились хорошо, считалось, что все в порядке.

28 сентября 1971 года. Пошел 17-й день, как не стало Никиты Сергеевича. Хотела записать разные мелочи, пока не стерлось из слабеющей памяти. Умер Никита Сергеевич 11-го сентября, в субботу, утром, в 11 часов с минутами, в больнице, куда мы с Владимиром Григорьевичем Беззубиком[82] привезли его во вторник 7/IХ.

Дома с понедельника на вторник ночью у него был сердечный приступ, с 2-х до 5 часов ночи. Сначала он сам себя лечил, ходил по дому, разбудил меня после 4-х часов. После приема таблетки нитроглицерина в лежачем положении боль в сердце отошла. Когда стал засыпать, я хотела погасить свет настольной лампы у кровати, — не велел. Сказал, что ему почему-то страшновато в темноте. Я сказала, что посижу в кресле, сидела примерно час. Н. С. уснул, даже всхрапнул, через какое-то время проснулся, погасил свет и велел мне уходить спать. Сказал, что все прошло, он тоже будет спать. Было уже светло, 6 часов утра. Я ушла, спросила, оставить ли дверь открытой. Ответил: «Как хочешь». (Перед тем в течение некоторого времени — 11/2 часа — 2 недели он сам оставлял дверь открытой, несмотря на свет из прихожей комнаты, на шум моих шагов, шелест газет и разные шумы. Тогда еще не топили, начались дожди, было холодно, но, может быть, он уже тогда начал бояться темноты, а сказать не хотел?)

Я поднялась в 8 часов и все боялась заглянуть к нему в комнату, чтобы не прервать сон. Зашла в 10–30. Проснулся, спросил время, бодрый, сказал, что хорошо выспался, пошел умываться. Вернулся из ванной опять с болью в сердце. Попросила лечь в постель, дала нитроглицерина, боль сразу не прошла. Позвонила доктору. Владимир Григорьевич сказал, что надо класть в больницу, что он приедет с сестрой и заберет его. Я говорю доктору, что надо же спросить Н. С., чтобы его не волновать неожиданно. Владимир Григорьевич согласился, ждал у телефона, пока я спрашивала. Н. С. сказал, что, пожалуй, стоит лечь в больницу, хотя и не хочется — последние хорошие дни осени, но что мы будем делать с тобой (со мной), если опять будет приступ ночью?

30 сентября. Владимир Григорьевич Беззубик (лечащий врач) приехал с сестрой из процедурной (не из скорой помощи) на обычной «Волге», Н. С. просил, чтобы ехать ему в сидячем, не в лежачем положении. Пока доктор ехал, Н. С. позавтракал в постели, но не разрешил кормить себя в лежачем положении, а сел на кровать. Сказал, что положить в чемоданчик. Не велел класть халат, сказал, что в больнице хорошие халаты. Лежали на окошке три книги «Последняя глава» Голсуорси, велел взять, хотя сомневался, что это его заинтересует.

Одели его, опять заболело сердце, дали одну таблетку нитроглицерина, через короткое время — вторую, стало легче. Перед выездом сестра сделала инъекцию промедола, боль прекратилась.

Ехали на «Волге» (новой модели) вчетвером: впереди с водителем Н. С., сзади него Владимир Григорьевич, посередине сестра, слева — я. Перед уходом из дома Н. С. попрощался с Леной, с Аней Дышкант[83] (она потом плакала, почему не поцеловала его), у машины стоял Леонид Сергеевич — рабочий участка, тот попрощался издали, пожелал поскорее выздороветь. Дежурный Ладыгин Владимир Иосифович[84] ехал сзади на нашей машине, взял чемоданчик с вещами.

Ехали спокойно, Н. С. шутил с водителем, спросил, откуда он родом, рассказывал о И. А. Лихачеве.[85] Когда переехали мост через Москву-реку, посмотрел на колхозную кукурузу и стал возмущаться неправильным посевом: посеяли бы реже, получили бы больше, были бы початки и т. д. Перестал возмущаться после моей и доктора просьбы не волноваться. Сказал: «Вот такой характер, не могу спокойно говорить о таких вещах…» Доехали до больницы хорошо. Похвалил каштаны на проспекте Калинина, рассказал, как сопротивлялись московские озеленители, когда Н. С., будучи Секретарем ЦК и МГК в 50-х годах, настаивал на посадке каштанов на улицах Москвы. (Я помню, что он ездил к Курскому вокзалу посмотреть растущий во дворе какого-то дома большой каштан — доказательство, что МОГУТ расти в Москве каштаны. Радовался, когда увидел три больших каштана в Кунцеве у одного дома. Советовал озеленителям заложить питомник каштанов, что и было сделано. У нас на даче в Огарево посадили каштаны у ворот, и они хорошо росли, цвели, давали плоды.)

В больницу проехали через двор, к лифту. Встретил знакомый санитар Петя, поднял на 3 этаж, пожелал Н.С. скорее поправиться. До палаты № 8 (в конце коридора) Н. С. прошел самостоятельно, даже без поддержки под руку, своим обычным шагом. В палате оживленно беседовал с сестрой, санитаркой, буфетчицей — знакомыми по прежнему лежанию в палате. Сидел у стола, пока я не попросила его снять брюки и лечь в постель. Я ему помогла с брюками, он лег. Остался у постели Владимир Григорьевич, пришла лечащий врач Софья Анатольевна, заместитель заведующего отделением Евгения Михайловна Мартынушкина.

Я ушла на 2 этаж сделать процедуру на руках (немеют), пока не ушла процедурная сестра, — было уже 3 часа дня.

Н. С. не велел мне возращаться, так как он будет занят с врачами, с лаборанткой, обедом и т. п.

Я уехала на дачу, особого беспокойства не чувствовала. Позвонила ему в палату в 20.30 (8.30 вечера), он ответил сам, сказал, что боли нет, самочувствие приличное, что смотрел телевизионную передачу, не понравилось, выключил, собирается пораньше лечь спать, и того же мне пожелал. Это было во вторник 7 сентября 1971 года.

На следующий день утром в 8 часов я позвонила ночной сестре узнать, как прошла ночь, и узнала, что всю ночь с ним были врачи (дежурный Нина Лаврентьевна Корниенко и врач-реаниматор), долго продолжался сердечный приступ, сейчас спит.

Пока я получила машину, пока добралась, пришла в палату — было уже 12 часов.