Другая Болейн - Филиппа Грегори

Юбка вьется вокруг колен, тоненькая фигурка, копна волос.

— Не беспокойся, заметят, — угрюмо усмехнулась я. — Они тебя заметят, дочурка.

Зима 1536

Никогда еще я так приятно не проводила двенадцать дней после Рождества. Анна ждет ребенка, поэтому излучает здоровье и уверенность. Уильям, теперь уже признанный муж, рядом, малышка в колыбели, красавица-дочь при дворе, Генрих приехал на рождественские каникулы — Анна, опекунша, разрешила. Усаживаясь в двенадцатую ночь за обед в главной зале, вижу сестру на английском троне и всю семью за лучшим столом.

Начинаются танцы.

— Ты просто сияешь, — говорит Уильям, занимая место напротив меня.

— Отчего же не сиять? Наконец-то Болейны получили все, что хотели, могут чуть-чуть расслабиться.

Он смотрит на Анну, ведущую дам в замысловатой фигуре танца, тихонько спрашивает:

— Она беременна?

— Да, — шепчу я в ответ. — Как ты догадался?

— По глазам. К тому же только в это время она способна быть вежливой с Джейн Сеймур.

Не могу сдержать смешок. Джейн, бледная невинность в кремово-желтом платье, стоит опустив глаза долу в кругу танцующих, ожидает своей очереди. Делает шаг вперед, в центр круга. Король пожирает ее глазами как кусок марципанового пирога с глазурью.

— Сущий ангел, — замечает Уильям.

— Змея она напудренная — вот кто, — решительно возражаю я. — Перестань таращиться, я этого не потерплю.

— Анна же терпит, — говорит он вызывающе.

— Поверь мне, она этого не допустит.

— Она зарывается, — заявляет Уильям. — В один прекрасный день он устанет от скандалов, и девушка вроде Джейн Сеймур покажется тихой гаванью.

Качаю головой:

— Она в неделю его уморит — от скуки помрет. Он король, любит охоту, поединки, развлечения. Только мы — девушки из семьи Говард — способны принимать во всем этом участие. Не веришь — посмотри сам.

Уильям переводит взгляд с Анны на Мадж Шелтон, потом на меня и наконец на Екатерину Кэри, мою прелестную дочурку. Она сидит, смотрит на танцующих, поворот головы — точь-в-точь зеркальное отражение кокетливой позы Анны.

Мой муж улыбается:

— Я поступил мудро — сорвал самый пышный цветок. Мне досталась лучшая из сестер Болейн.

На следующее утро мы с Екатериной и Анной сидим в покоях королевы. Анна заставила придворных дам вышивать престольную пелену, это напомнило мне времена королевы Екатерины — бесконечное вышивание голубого неба, растянувшееся, казалось, на целую вечность, а ведь тем временем решалась ее судьба. Екатерине, как самой младшей и скромной из придворных дам, позволено лишь подрубать огромный прямоугольник материи, в то время как остальные дамы, стоя на коленях или придвинув табуреты, трудятся над центральной частью. Их болтовня подобна летнему воркованию голубей, лишь голос Джейн Паркер звучит не в лад. Анна, с иголкой в руках, откинувшись в кресле, слушает музыку. У меня тоже нет охоты вышивать, сидя у окна, всматриваюсь в застывший от холода сад.

Громкий стук, дверь распахивается. Входит дядюшка, ищет глазами Анну. Она поднимается на ноги.

— В чем дело? — спрашивает без церемоний.

— Королева умерла.

Он в таком волнении, что забывает — ее надо называть вдовствующей принцессой.

— Умерла?

Дядя кивает. Анна заливается краской, лицо расплывается в улыбке.

— Слава Богу, — произносит она просто. — Наконец-то все кончено.

— Господи, благослови и помилуй ее, — шепчет Джейн Сеймур.

Темные глаза Анны вспыхивают от гнева.

— И помилуй вас, Джейн Сеймур, раз вы забыли, что вдовствующая принцесса бросила вызов королю, заманила брата своего мужа в капкан фальшивого брака, принесла ему немало горя и боли.

Но Джейн не дрогнула.

— Мы обе служили ей, — мягко напоминает она. — Королева была доброй женщиной и милостивой госпожой. Конечно, я говорю: „Господи, благослови ее“. С вашего позволения, я покину вас и помолюсь за нее.

Казалось, Анна не разрешит. Но, поймав жадный взгляд Джейн Паркер, сестра вспоминает — не пройдет и пары часов, как двор будет во всех подробностях обсуждать малейший скандал.

— Конечно идите, — произносит она почти ласково. — Кто еще пойдет к мессе вместе с Джейн, а кто со мной к королю — праздновать?

Выбор сделать нетрудно. Джейн уходит одна, а мы отправляемся через главную залу к королю.

Он приветствует Анну радостным воплем, обнимает, целует. Можно подумать, он никогда не был рыцарем Верное Сердце для своей королевы Екатерины. Можно подумать, не стало его злейшего врага, а не женщины, двадцать семь лет преданно любившей его, умершей с его именем на устах. Он зовет распорядителя увеселений — поскорее устроить праздник с пиром, с танцами. Английский двор веселится — женщина, не сделавшая ничего плохого, умерла в одиночестве, разлученная с дочерью, отвергнутая мужем. Анна и Генрих одеваются в желтое — радостный, солнечный цвет. В Испании это траурный королевский цвет, хорошая получилась шутка — послы могут доложить императору о двусмысленном оскорблении.

Я не сумела выдавить улыбку, глядя, как Генрих и Анна празднуют победу. Повернулась, пошла к дверям. Кто-то ухватил меня за локоть — дядюшка.

— Ты останешься!

— Это низость.

— Да, возможно. Но ты останешься.

Попыталась ускользнуть, но он держит крепко.

— Она была врагом твоей сестры и нас всех. Она чуть не свалила нас, чуть не победила.

— И было бы справедливо! Мы оба знаем.

Улыбается от души. Его развлекает мое негодование.

— Справедливо или нет, она мертва, а твоя сестра стала королевой, этого никто отрицать не может. Испания не нападет, Папа отменит отлучение от церкви. Возможно, она была права, но ее правота умерла вместе с ней. Если Анна родит сына, мы получим все. Так что останься и смотри повеселей.

Я покорно остаюсь стоять рядом с ним. Анна и Генрих отошли к окну, говорят о чем-то. Сблизили головы, быстрое журчание их речи предупреждает любого — вот величайшие заговорщики на свете. Даже Джейн Сеймур поняла бы — ей не разрушить это единство. Когда королю нужен ум, такой же быстрый и такой же неразборчивый в средствах, как у него, он идет к Анне. Пусть Джейн молится за королеву, Анна будет плясать на ее могиле.

Придворные, предоставленные сами себе, разбиваются на группки и парочки, судачат о кончине королевы. Уильям оглядывает комнату, замечает — я стою с унылым видом возле дяди, подходит предъявить свои права.

— Она остается здесь, — заявляет дядя. — Мы должны держаться вместе.

— Она поступит так, как сочтет нужным, — возражает Уильям. — Не стану ей указывать.