Ювелир. Тень Серафима - Наталья Корнева

Лес жил.

Однако, в окрестностях Маяка действительно было довольно тихо - жизнь инстинктивно сторонилась странных сооружений. Ни зверей, ни птиц - только неуемная растительность Виросы, которой всё было нипочем, буйно разрасталась повсюду. Ровные стволы старых деревьев уходили куда-то в небеса, рядом с ними торопливо и мощно поднимался молодняк, лоснящийся от переполнявших его соков земли.

Себастьян расслабленно потянулся, ощущая в мышцах позабытую уже упругость и легкость. Такое же ощущение легкости оказалось в голове и груди. Гнетущие мысли и чувства наконец отступили, растворились в окружающем мягком полумраке. Что ни говори, а здесь был его дом. Здесь он, кажется, снова был молод и бесконечно беспечен, как в детстве. Хотя, кого он обманывает, - он не был беспечен в детстве. Он не был беспечен ни одну минуту в своей нелегкой, мучительной жизни, за исключением, может, вот этой.

Темно здесь было всегда. Днем темнота была чуть прозрачнее, разбавленная разлитыми над кронами раскаленными белилами солнца, ночью же становилась непроницаемой. Сейчас стоял полдень, и лес не казался таким уж зловещим.

Шаги ювелира были быстры и бесшумны. Преследователь уже почти не поспевал за ним, несмотря на то, что сильф никуда не торопился. А если бы он перешел на бег? А если бы растворился в воздухе, сладком, цветущем, манящем воздухе Виросы?

- Кажется, пришло время отдавать долги, - ровно произнес Серафим, остановившись.

- Точно, - колдун выступил из зеленоватого сумрака, как невесомый призрак, не потревожив ни одного листа. Тем не менее, сильф прекрасно слышал, как гончар идет за ним от самого Маяка, идет, упорно не веря в то, что гость способен покинуть сие заколдованное место.

Он ошибся.

- Хорошо, коли таково твоё желание, - кивнул ювелир, с удивлением оглядывая собеседника. Тот подготовился к походу на славу. Помимо превосходной дорожной одежды и обуви, совсем не походившей на прежнее тряпье, гончар был вооружен несколькими метательными ножами и длинным мечом. Судя по драгоценно украшенным ножнам и рукояти, - фамильным и очень дорогим. - Но должен предупредить тебя: если Маяк все эти годы не отпускает тебя, значит, ты по-прежнему не готов покинуть его. Он оберегает тебя от чего-то. Ты должен уйти отсюда не таким, как пришел. Совсем не таким.

- Я знаю, что это значит, - колдун устало прикрыл глаза. - Поверь, я знаю это не хуже тебя. Но я должен попробовать. Как я понимаю, ты собираешься вернуться в Ледум. Позволь мне показать тебе, как можно попасть туда, минуя сторожевые башни и избегнув ненужных неприятностей с Инквизицией и властями. Мне ведомы кое-какие секреты.

Себастьян недоверчиво покачал головой. Гончар был полон сюрпризов, как шкатулка кокетки - модными украшениями.

- Скажи еще, что мы попадем прямиком во дворец.

Гончар не ответил, и ювелир снова пошел вперед. Некоторое время они передвигались в многозначительном, но вполне дружелюбном молчании.

- Что это такое, Себастьян? - вздрогнув от отвращения, вдруг спросил его спутник. - Двадцать лет я наблюдаю и не могу понять смысла такой жестокой, варварской казни. Или это какой-то религиозный обряд?

На звук голоса ювелир обернулся и мельком глянул в лесную чащу, уже зная, что увидит. Взору его во всей красе предстала необычная для непосвященных, но часто виденная в юности картина. Неподалеку от них был мертвец. Судя по всему, он умер совсем недавно, может, всего несколько часов тому назад. Человек был уже немолод, и смерть его представлялась бы довольно естественной, если бы не один нюанс: сквозь мертвое тело свободно, как сквозь рыхлый весенний снег, проникали гибкие стебли дерева, которое мертвец обнимал крепко, как молодую жену. Молодые ростки уже вовсю заполонили внутренности, жадно поглощая питательные вещества. Паутина трав густо оплелась вокруг голеней и бедер, звездочки цветов усеяли начавшие седеть нити волос. Особенно эффектно смотрелись синие плесневелые грибки на тонких ножках, прораставшие прямо сквозь еще не успевшие вытечь глазные яблоки.

Однако Себастьяна это зрелище не шокировало. Наоборот, вызвало чувство спокойной, безмятежной радости.

- Ни то, ни другое, - понимающе улыбнулся сильф. - Всё гораздо проще. У лесных людей не бывает кладбищ. Однако леса Виросы не только позволяют им находиться под своей вековечной сенью, губительной для чужаков, они питают их всю жизнь, даруют пищу, воду и защиту. Деревья отдают свою плоть, чтобы у людей был кров и огонь, важнее которого нет ничего за пределами городов. Пустоши прекрасны, но безжалостны, и уцелеть можно лишь благодаря милосердию Виросы. Поэтому, когда приходит час, люди возвращают свою благодарность, соединяясь с деревьями. Они дарят своих мертвых лесу. Земля, которая была им домом, принимает их и становится братской могилой. По сути, все здесь живут в некоем высшем симбиозе. По сути, люди - неотъемлемая часть Виросы.

- Так значит, лес стоит на крови? - брезгливо поежился гончар, по-прежнему не отрывая глаз от умершего. На лице его было написано непонимание и неприятие. Многое колдун пересмотрел в своей жизни за минувшие годы... многое, но не всё. Всё же память о городе была слишком сильна. Память, которая отравила его.

- Нет, - отрицательно покачал головой Себастьян, - конечно же, нет. Здешняя земля вобрала много крови, это так. Но Вироса не нуждается в этом. Люди не смогут выжить без леса, но не наоборот. Вироса стояла прежде, чем пришла человеческая раса, и будет стоять после нее. Вироса - единственное, что будет всегда.

- Да ты оптимист...

Гончар неожиданно задохнулся, не успев закончить мысль, захлебнулся внезапным сырым ветром.

Но что это?! Вновь всё тонет в странном неуловимом свечении, идущем откуда-то изнутри. Сильф сузил глаза, пристально всматриваясь в переплетения воздуха, составлявшего его суть, и с замиранием сердца различил в них тончайшую зеленую нить. Блестящую скользкую металлическую нить, тянувшуюся откуда-то вне здешних четырех измерений. Не думал ювелир, что когда-нибудь доведется увидеть такое. Но глаза не обманывали его: реальность менялась. Воздух, проникавший в их легкие, в кровь, в мозг, сочился несуществующим, как старая рана сочится сукровицей.

И сильф всё смотрел и смотрел, и не мог насмотреться на это фантастическое откровение, как слепой, внезапно обретший заветное зрение. И если бы он мог сейчас видеть себя со стороны, он был бы удивлен еще больше. Глаза его, способные видеть больше глаз простых смертных, превратились в два зеленых моря. В два бушующих северных моря, наводящих ужас на моряков, которым не посчастливилось попасть в шторм. Взгляд сильфа пронизывал насквозь. Ему казалось, он вышел за границы, за пределы своего - своего ли?.. - тела. Далеко за. Дух его проявлял себя в иных сферах.