Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

– Боже! – проговорил печально Роллан. – Я и сам не знаю до сих пор никаких подробностей.

– Ты смеешься над нами?

– Нет, женщина, которую я люблю… Он остановился в нерешимости.

– Как это хорошо звучит: женщина, которую я люблю! – заметил насмешливо Рокамболь.

– Я видел ее только мельком, – договорил, наконец, Роллан.

– И влюбился?

– До безумия!

– Право, и это выражение очень недурно, – заметил опять Рокамболь.

– О, пожалуйста, не смейтесь, – проговорил печально Роллан, – но я, право, очень страдаю.

– Так ты приехал, верно, лечиться от этой любви в Париж? – сказал Фабьен.

Роллан покачал головой.

– Я видел ее, но никогда не говорил с ней.

– Да вы просто бочонок с порохом! – воскликнул Рокамболь. – Что за черт, влюбиться до безумия в женщину, которую видел только мельком и с которой даже никогда не говорил, – ведь это может случиться только в романах!

– Это и есть полный роман.

– Можно прочесть его?

– Я, пожалуй, сам расскажу его вам, так как он очень немногосложен: когда я приехал в Баден, то один из моих случайных приятелей потащил меня на бал в Maison de conversation для того, чтобы показать мне первую красавицу всего сезона – графиню Артову.

При этом имени Рокамболь чуть не вскрикнул.

– Приятель этот, – продолжал Роллан, – сказал мне, что графиня Артова была известна прежде в Париже под именем Баккара… я прежде слышал уже об этой женщине и потому с большим любопытством отправился на этот бал, где провальсировал с нею и тут же влюбился в нее до безумия.

– Вы, однако, скоро влюбляетесь! – заметил, улыбаясь, Рокамболь.

– Любовь рождается мгновенно, – ответил Роллан. – Вы сказали почти правду, назвав меня бочонком с порохом… достаточно было только одной искры!..

– Нужно было беречься огня и не подходить близко к камину, – ответил хладнокровно Рокамболь.

– Ну-с, в этом-то и заключается ваш роман? – спросил Фабьен.

– Нет.

– Так продолжайте же!..

– По выходе с этого бала мне казалось, что я сойду с ума.

– Ты давно уже сошел! – заметил Фабьен.

– Ну, не мешай! – проговорил Рокамболь. – Продолжайте, господин Роллан, продолжайте…

– На следующий день я поклялся, что буду преследовать графиню и что заставлю ее рано или поздно полюбить меня, хоть бы мне пришлось для этого выполнить двенадцать египетских работ и завоевать весь мир.

– И схватить при этом с неба несколько звезд для ее ожерелья? – перебил Рокамболь, бывший в веселом расположении духа. – Как все это прекрасно и какая веселая вещь – эта любовь!

– На следующий день, – продолжал Роллан, – я бродил целый день по аллее Лихтенталь, на гулянье, около Maison de conversation, в надежде встретить графиню. В пять часов я был в английской гостинице, где она остановилась, и, к великому своему прискорбию, узнал там, что она еще утром уехала из Бадена.

– И, конечно, в Париж?

– В Гейдельберг.

– Вы, вероятно, последовали за ней?

– Без сомнения.

– И опять встретились с нею?

– Я спас ей жизнь, – ответил самодовольно Роллан.

– Позвольте, – перебил Рокамболь, – вы спасли жизнь графине?

– Да.

– А только что перед этим говорили, что видели ее мельком и даже не говорили с ней?

– Совершенно верно I

– Скажите, пожалуйста! Как это мило!..

– А я, – заметил в свою очередь Фабьен, – положительно не понимаю ничего и предполагаю даже, что сумасшествие моего друга Роллана перешло в мономанию.

Роллан пожал плечами.

– Ты поймешь все, – сказал он, – когда узнаешь, что со мной случилось.

Но Фабьен не дал ему продолжать.

– Пойдем лучше завтракать, – сказал он, – а после ты доскажешь нам свои интересные приключения.

Рокамболь пошел вслед за ними.

– Черт возьми! – подумал он. – Кажется, сам дьявол начинает помогать мне, и если он потребует у меня какого-нибудь вознаграждения за свои услуги, то мне придется свести с ним прескверный счетец!

По окончаний завтрака виконт Фабьен д'Асмолль увел опять в кабинет своего шурина и своего бывшего Друга.

У Роллана де Клэ хватило такта не упоминать во время завтрака о Баккара.

– Любезный друг! – заметил Фабьен, предлагая своим гостям сигары. – Не думай, что ты отделаешься дешево от нас.

– То есть как это?

– Мы желаем слушать продолжение твоих любовных похождений.

– А я, – добавил Рокамболь, – кроме того, горю нетерпением узнать, каким образом вы спасли жизнь женщине, которую вы видели только мельком.

– И с которой ты никогда не говорил…

– Извини, мы обменялись с ней несколькими словами.

– Когда ты спасал ей жизнь?

– Нет, когда я вальсировал с ней. Фабьен и маркиз расхохотались.

– Пожалуйста, не смейтесь, – заметил Роллан.

– Да ведь, право, нельзя не смеяться.

– Неужели?

– Еще бы, я не раз слышал о Баккара, но она не была тогда немой.

– Да и на бале же она говорила, – добавил со своей стороны Рокамболь.

– Конечно, нет, – возразил Роллан, – но ведь она была такой только тогда, когда я спас ей жизнь.

– Это почему?

– Оттого, что она лежала тогда в обмороке.

– Резон! – заметил Рокамболь.

– Но надеюсь, что она пришла же в себя?

– Конечно.

– И не поблагодарила тебя?

– Меня уже не было там, я даже ретировался не добровольно, а меня просто прогнали.

– Ха, ха, ха!

– Это целая история.

– Ну, рассказывай ее.

Роллан кашлянул, принял преважный вид и, откинувшись на спинку кресла, начал свое повествование.

По его словам, оказалось, что он последовал вслед за графиней Артовой в Гейдельберг и терпеливо ожидал, в продолжение нескольких дней, встречи с ней. Однажды это ему удалось следующим образом: графиня Артова, или Баккара, ездила ежедневно кататься на лодке, гребцами которой были два бородача самого свирепого вида. Отправившись в один прекрасный день на такую прогулку, она опрокинулась вместе с лодкой и гребцами в воду. Роллан де Клэ бросился в воду и вытащил ее из воды. На другой день после этого происшествия он послал ей свою визитную карточку и взамен получил письмо, в котором графиня писала ему, что никогда не забудет того, что обязана ему жизнью, и надеется, что он пожалует к ней в Париж через две недели, где она лично поблагодарит его за спасение своей жизни.

– Это значило, – добавил он, – что она не желала видеть меня в Гейдельберге.

– Ну, что же ты сделал?

– Я еще не знал, на что мне решиться, когда получил другое письмо.

– От кого?

– От моего дяди шевалье. Ему нужно было видеть меня по одному семейному делу… Я поехал, надеясь вылечиться там от своей любви… но я страдаю теперь еще больше, чем в Гейдельберге, – графиня приедет через неделю, и я должен непременно видеть ее и добиться ее любви.