Отречение - Мария Анатольевна Донченко

нарушение дисциплины, повлекшее тяжкие последствия в виде вероятного пленения товарища Янычара, поощрять тебя не имею права. С утра пойдёшь на кухню, скажешь, что объявил тебе три наряда вне очереди.

– Есть три наряда вне очереди, – по-военному ответила Леся, утирая ладонью фальшивые слёзы и радуясь, что всё, кажется, обошлось.

– Можешь идти. Свободна.

Уже наступил комендантский час, и за десять минут пути ополченские патрули дважды проверили у Леси документы. Впрочем, они были в полном порядке.

Марк Калныньш мог быть доволен своим агентом.

А ночь была светлая и тёплая.

* * *

А ночь была светлая и тёплая, и луна выкатывалась сочным жёлтым апельсином из-за редких пушистых облаков посреди тёмного донбасского неба, освещая фигуру человека, вышедшего на крыльцо глотнуть свежего воздуха. Калныньш вытер руки влажной салфеткой, удобную всё-таки придумали штуку – вытаскиваешь одну салфетку, и сразу показывается кончик другой. Выросший в двадцатом веке, Марк умел ценить комфорт, который дарил век двадцать первый.

Он зажёг сигарету и положил рядом с собой.

Восточная часть чёрного августовского неба ещё не начинала розоветь, и в той стороне, где далеко за линией горизонта украинцы вгрызались в оборону Иловайска, сверкали только холодные созвездия. И звуков боя, конечно, слышно не было – слишком далеко.

Апельсиновая луна страшно смеялась ему в лицо, выкрикивая три странных русских слова, значение которых было ему известно, но смысла которых он, свободно владевший языком и проработавший в России без малого тридцать лет, понять не мог.

«Зима! Снежки! Варежки!»

В свете луны глаза Калныньша со стороны показались бы ещё более жёлтыми.

Он со злостью налил водки из фляги в алюминиевый стакан и залпом выпил. Легче от этого не стало.

Сигарета истлевает полностью за шесть с половиной минут.

Глава пятнадцатая

Калныньш почувствовал, что засыпает за рулём.

Он съехал на обочину, расправил на лобовом стекле пропуск для беспрепятственного передвижения по всей зоне АТО, чтобы никто не беспокоил его зазря, и решил отдохнуть полчасика.

Он возвращался в Славянск после вызова к начальнику.

Какой-то мерзавец из собственного штаба написал на Калныньша анонимный донос вышестоящему начальству – написал явно с целью подсидеть Марка и занять его место представителя ЦРУ в секторе C. Если, конечно, это не что-то более серьёзное – он уже не исключал, что у Дэна могли остаться неразоблачённые сообщники.

Калныньш не докладывал наверх о чрезвычайном происшествии, рассчитывая решить проблему своими силами. Он разработал план, как выманить Дэна в степь с помощью своей агентуры в Донецке – лучше всего на эту роль подходила Леся Усольцева – и навести его на засаду спецназа, а дальше представить всё так, как будто Дэн не перебежал на сторону противника, а был туда внедрён по заданию. На этом этапе план дал сбой.

Если бы сепаратисты просто перекупили Дэна – это было бы неприятно, но, в конце концов, полбеды. Кто продался один раз – продастся и снова. Но того, что его любимчик окажется русским фанатиком, Марк и в страшном сне не мог себе представить.

Русский фанатик – при этом словосочетании Марк всегда вспоминал отца, это было его выражение. Жаль, не дожил старый эсэсовец до перестройки, свела его в могилу водка, так он и не побывал в своей Латвии и не порадовался жизненному успеху своего младшенького…

Дункан встретил Калныньша в том самом кабинете, где они беседовали с авиадиспетчером, и обстановка напомнила ему тот день, и он как бы походя поинтересовался, что стало с тем.

– Ничего, – ответил начальник, – парень оказался сообразительным, понял, что язык лучше держать за зубами. Как раз если он попадёт в автокатастрофу, или случится сердечный приступ – это вызовет нездоровые фантазии журналистов. А на нет и суда нет.

Марк был несогласен. Он всегда предпочитал убирать одноразовых исполнителей. Сейчас он, понятно, молчит, а ну как разговорится в будущем?

– Тогда это будут проблемы наших украинских партнёров, – ответил Дункан. – Его вызывали в СБУ, а о нашем участии он ничего не знает. А теперь перейдём к вопросу, ради которого пришлось оторвать Вас от дел и пригласить почти за триста километров…

Он нажал несколько кнопок на клавиатуре, и лазерный принтер с приятным мягким звуком выплюнул лист бумаги – электронное письмо без подписи, отправленное с одноразового ящика.

– Ознакомьтесь.

…Строго говоря, прав был анонимный доносчик и вместе с ним Дункан – Дэн не успел формально отказаться от американского гражданства, красная корочка ДНР – вообще не документ, а никакими инструкциями, даже секретными, Калныньшу не было позволено применять усиленные методы допроса к гражданам США. Это, чёрт возьми, не какое-то славянское быдло с украинскими или российскими паспортами! Для американских граждан существуют суды, адвокаты, права человека и конституционные гарантии, распалялся Дункан, почему я Вам должен объяснять элементарные вещи!

Калныньш молчал – он знал, что возражать следует после того, как начальник исчерпает свой запас красноречия. И только потом приступил к объяснениям, заодно у него было несколько минут на размышления, а это иногда очень много.

Да, он, вероятно, допустил ошибку, когда не представил ситуацию сразу на обсуждение руководства, и он готов эту ошибку признать.

«Тебя бы на передовую, с твоими конституционными гарантиями, ты бы их быстро засунул в одно место».

– Что Вы планируете делать с Хантером?

– Если удастся склонить его к сотрудничеству… – начал Калныньш.

– Если не удастся, – оборвал начальник. – Вам должно быть известно, что за последнее время сепаратистами обнаружены и вскрыты несколько захоронений мирных жителей – но это не будет волновать международную общественность, как и Ваши методы работы. А вот тело гражданина США не должно быть найдено никогда и ни при каких обстоятельствах, только в этом случае я могу поручиться, Марк, что Вас не бросят на растерзание журналистам, иначе это