Я не Поттер! - Марина Броницкая

— Входите! — открыв дверь, я пропустил Блэка вперед. — Вот, смотрите, следы когтей, — я указал на внутреннюю сторону исцарапанной двери. — Он превратился здесь, и запасные бутылочки из серванта взять не успел.

— Как же так?!

— Вы, если хотите, осмотритесь, — я отвернулся и оглядел темный класс. — Люмос! Папа где‑то здесь накидку забыл… я мигом найду. Акцио, накидка!

Но теплая зимняя накидка на кроличьем меху находиться не хотела, она висела дома в шифоньере, под присмотром Хельги, и прилететь сюда из пригорода Лондона никоим образом не могла. Во–первых — невозможно, во–вторых — Хельга скорее порвет её в клочья, чем разрешит совершить незапланированный полет.

— Или не здесь… да где же она…

Крестный медленно пошел вдоль стеллажей с книгами.

— Только поспеши, парень, действие зелья заканчивается.

Действие зелья закончилось в положенный срок, Сириус был доставлен в хижину в полном здравии, а я вернулся в башню, кинулся на кровать и чуть не заплакал. Нет, разумеется не от горя, а от счастья. Я словно чувствовал его приближение, и почти не ошибся. Блэк выкрал бутылочки с аконитовым зельем, все, что стояли на полке, присыпанные пылью и одинокие. Он и верил мне, и не верил, но не помочь другу, если представится такая возможность — не мог. Через два дня отец вернется в свой кабинет глубокой лунной ночью, промокший до нитки, но довольный и радостный. Он задействует все свои знания, чтобы открыть дорогу Ремусу, убедившемуся, наконец, что Сириус не обман, и что он действительно укрывается там, где все школьные годы укрывался сам оборотень.

Какой разговор между ними произошел, и до чего додумался Люпин за прошедшие месяцы — не знаю. Все ловушки звуков, расставленные мною по периметру ивы, Ремус обнаружил с поразительной легкостью. Тем не менее, зелье было выпито, и колокольчик на моей прикроватной тумбочке, связанный с магией колбочек, звонил долго и звонко. Отец убеждал меня, что оборотень запомнил только свою неприязнь ко мне и ничего больше, а в ближайшие лет десять и её с трудом вспомнит, но Сириусу хватило и этого. На следующее утро хижина опустела и я, исследовав каждый её угол, сел на табуретку, на которой еще вчера сидел он, и постарался почувствовать то, недавнее счастье и облегчение, но от них не осталось и следа…

Глава 24

Гермиона начала издалека.

— Гарри, ты знаешь, я давно хотела с тобой поговорить… — прошептала она в сторону, умудряясь при этом обращаться ко мне. — Ну, после того как ты стекло в коридоре разбил.

И я срочно засобирался, поднял с пола рюкзак и принялся его набивать разбросанными по дивану учебниками.

— С факультета тогда сняли баллы? Отлично! Пойду еще чего‑нибудь разобью.

— Если ты опять гулять, Гарри, то директор запретил гулять по вечерам без спросу. Ты должен будешь отметиться у Перси…

— Это еще почему?

— Оборотень и беглый преступник скрывались в школе около месяца. Ты думаешь, это не причина? Я до сих пор не верю, что такое могло произойти, Гарри. Хогвартс — это неприступная крепость!

Девчонка не об этом хотела поговорить, это я понял сразу, как только увидел, как она крадется ко мне, оглядываясь по сторонам. Кроме Кэти Белл, дописывающей эссе по Зельеварению, и нас, в гостиной больше никого не было. Однако Гермиона чего‑то боялась, и теребила резинку серой невзрачной водолазки, словно на коленки её натянуть хотела!

— Как дела у Джинни? — спросила она без особого интереса и присела в кресло напротив.

— Говорила, что нормально. Сама спросить не можешь?

— Она с Малфоем все время и этим… большим полным мальчиком… как его?

— Грэгори… Грэгори Гойл.

— Ну да, с ним…

— Гермиона, мы с тобой не дружим. Чего ты от меня хочешь? — строго спросил я. — Молчишь? Твое право, а я иду спать.

Конечно, никуда я идти мне уже не хотелось. Не то чтобы сон рукой сняло, совсем нет — спать хотелось так, что говорить было лень, но не узнать, чего от меня хочет заучка я просто не имел права.

Набрав в грудь побольше воздуха, Геермиона все же решилась на смелый поступок, зажмурилась и выпалила:

— Гарри, верни мне то, что ты у меня… взял!

Меня позабавил её тонкий голосок и испуг, никогда не видел Гермиону такой… послушной, но то, что я у неё взял, еще на прошлой неделе нашло себе место в бабушкином сундуке. Я положил круглый серебряный медальон с крутящейся вокруг своей оси сердцевиной на выцветшую фотографию школьницы Эйлин Принц, полюбовался обеими этими вещицами и запер. Нет в войне никаких правил, и я не стал корчить из себя особу благородных кровей, дождался подходящего момента и просто украл артефакт, призвав его к себе однажды ночью. Не знаю, догадывается ли Гермиона, что находится по ту сторону от меня и потеря хроноворота — её маленький проигрыш, или же она еще настолько мала, что жизнь за пределами собственного носа кажется ей ужасно далекой. Но одно то, что грифиндорцы больше не смогут воспользоваться предметом, да и найти его, не имея родства с моей фамилией — уже приятная новость.

Улыбаясь одними глазами, я обнимал рюкзак на своих коленях и безрезультатно пытался поубавить в себе рвущееся наружу счастье от обладания чужим предметом. Как я уже сказал, безрезультатность подобных попыток незамеченной остаться не могла.

Девчонка уставилась в то ли в пол, то ли на носки собственных туфель и несколько раз всхлипнула.

— Я же вижу, это ты…

— С чего ты взяла? — спросил я, удивившись ну совсем ненатурально, и вопросительно вскинул брови.

— Симус не мог, значит — ты!

— И почему это Симус не мог?!

— Потому что он Симус!

— Гермиона… — я поднялся с дивана и вальяжно расселся на подлокотнике кресла, в котором сидела Грейнджер. — Тебе не стоит меня обижать. Объяснить, почему?

Она чуть с кресла не выпадала, склонившись от моего шепота в противоположную сторону, как от ураганного ветра. Однако ответить не побоялась.

— Потому что я до сих пор почти ничего по Защите не помню…

Я заливисто рассмеялся, и Кэти с шумом захлопнула книгу — наш разговор подслушать она не могла, а потому перестала мучиться и ушла в спальни с видом оскорбленной невинности.

— Спокойной ночи! — рявкнула она на прощание.

— И тебе! — ответила Грейнджер, полуобернувшись на диване и с тоской глядя ей вслед.

Дождавшись, когда та скроется в проеме, я объяснился.

— Всё ты помнишь, Гермиона. Я даже могу перечислить все, что ты помнишь! Когда окно разбилось, а энергия высвободилась, тебя уже не было. Ты сбежала!

— Да, я сбежала… — на долю секунды она запнулась, словно вспомнила что‑то важное. — Так ты еще и легилимент?!

— К делу, Грейнджер.

— Так вот…

Она вновь зажмурилась, и в тот раз подобное поведение меня не порадовало. У меня что, на лбу написано, что я убиваю каждого, кто мне не нравится?!