Гойда - Джек Гельб

перо в чернильницу, но дважды пред тем промахнулся – рука сделалась ему неподвластной от дрожи.

– Ты сам-то ведал, куда отправляешь его? – вопрошал лукавый дух.

Царь не давал ответа.

– В тебе самом не было веры до сих пор, – продолжило видение.

– От и правда, – пробормотал Иоанн. – Отчего же, Иуда, нету в сердце моём никакой веры клятвам?

– Велика его верность клятве своей, пущай у тебя самого не было веры словам его. Велика же нынче власть твоя над ним, велика, – медленно кивая, произнёс Курбский. – Ты же воочию видал, каков вернулся он с Новгороду? Он прошёл чрез это во имя твоё, царе. Он бы пошёл и на большее нынче. Да только тебе и мне ведомо – рано али поздно, и он отречётся от тебя. Быть может, сбежит со страху пред гневом твоим. И тебе будет надобно решить – отпустишь его али предашь смерти. И всяко чем боле с тем тянуть, тем боле тяжко будет поступить верно.

– Как ни поступлюсь, то и сделается верным. Будет воля моя – помилую, – отрезал Иоанн.

– А часто ль поминаешь меня, друг мой, в молитве утренней аль вечерней? – спросил призрак.

Иоанн зло оскалился с резким выдохом.

– Ведомо ж тебе, что нету меня пред тобой и что с рассветом исчезнет облик мой, как исчезает дым, как исчезают звёзды поутру. И близится тот час, как покину я тебя. То будет дело твоё, и токмо, да оттого и лукавить не удастся. Представь же, будто бы меня, скверного предателя, приведут к тебе на расправу.

Пред владыкою вставала страшная картина из прошлых видений, облюбованная, желанная и вместе с тем ненавистная и горестная расправа. Руки царские била неистовая дрожь.

– Верю я, – продолжал Андрей, – что рука твоя не дрогнет и меча кованого не выронит. И разишь ты голову мою. В то верю я, и ясно мне как белый день. Как ясно и то, что не принесёт покоя. На какое-то мгновенье сердце твоё драконье упьется крови друга, но то будет миг, не боле. То грядёт. Премного крови ты прольёшь и себя изранишь вместе со всеми нами.

Иоанн отбросил перо на стол. Мелкие чернильные капли окропили бумагу да дерево. Владыка закрыл лицо рукой, гоня прочь дьявольский образ и моля о заступничестве у небесных покровителей. Пламенная мольба была услышана, и бесовский Курбский испарился. Царь глубоко вздохнул, переводя дыхание. Сердце его тревожно билось, всё пребывая в смятении. Владыка поднялся со своего места, отодвинув кресло. Оно отозвалось скрипом об пол.

* * *

Лесной покров крон зелен был да пышен. Одна услада была глядеть, как капли янтарного солнца пробиваются в чащу. Шептались меж собою деревья, покачиваясь под лёгкими ветрами. Стрелою мчался по здешним лесам кабан. Щетинистую спину его уж пронзило три стрелы, да зверь всё рвался прочь, перепрыгивая поваленные стволы могучих деревьев. Бег заставил хрипло вопить, но быстроногий зверь гнал что есть мочи в сопровождении собачьего лая. Гончие мчались следом, а за ними и двое всадников – Басман-отец да князь Василий Сицкий. Алексей встал на стременах, вновь натягивая стрелу на тугой тетиве. Притом лошадь не сбавляла ходу, пущай что уж у рта выступала пена от устали.

Со свистом Басман выпустил стрелу, и та впилась в бок кабана. От ранения дичь споткнулася, и подоспевший гончий пёс вцепился в ногу. Добыча отбилась, но далёко не ушла. Кабан вновь был настигнут одной из гончих и на сей раз уж не смог уйти. Он пал на бок, споткнувшись о корягу. Собаки подняли лай, подзывая охотников. Алексей спешился едва ли не на ходу. Резко свистнул да стегнул воздух. С тем псы отошли, да притом поджали уши да хвосты.

Алексей переводил дыхание, глядя куда-то в чащу. Отдалённые голоса холопов-загонщиков едва-едва были слышны. Басман не стал дожидаться, как те поспеют. Большой нож блеснул в его руке да тотчас же окропился кровью, покуда опричник перерезал горло кабану. Хлынул горячий поток, аж на сапоги Басмана.

– От сука… – отошёл Алексей, отирая нож от крови.

– Да гляди, какой толстенный, – молвил Василий.

Голос князя был сбит от лихой скачки за зверем.

– И не говори, – усмехнулся Басман, оглядывая добычу.

Василий да Алексей решили дождаться, как подоспеют загонщики, дабы разделать дичь. Басман расположился на большом поваленном дереве, чьи ветви походили уж на целый ствол. Василий сел подле на пень, потирая шею от жару.

– От же славно! – выдохнул Алексей, скинув с себя накидку, оставшись в одной рубахе, под коею приметно поблёскивала кольчуга.

Василий кивнул, обернувшись на убитую дичь. К тому времени уж подоспели загонщики. Загонщики обступили добычу да ловко принялись за тесаки свои заточенные, иные мужики уж складывали кострище. Басманову да Сицкому подали холодного квасу, покуда холопы принялись за разделку.

– Алексей Данилыч, – молвил Василий, ставя кувшин на землю подле себя.

– Ну-ка? – усмехнувшись в бороду, спросил Басман, утирая усы от пития.

– Знаю вас человеком прямым и верным и посему не буду бродить вокруг да около. Просить вас хочу, – произнёс князь Сицкий.

Басман хмыкнул, поглядев, сколько ещё квасу осталось, да разом всё и осушил, кинув кувшин себе под ноги. Парнишка из прислуживавших тут же метнулся подобрать то за боярином. Алексей откинулся чуть назад да размял шею, резко поведя её то в одну, то в другую сторону. Лишь опосля поглядел на Василия, чуть разведя руками.

– Проси уж, – ответил Алексей.

– Варя моя… – было начал князь, да Басман перебил его.

– Погодь, Вась, – встрял опричник, взмахнув рукою, – а то правда, что будто бы Согорский, Царствие ему, сватался к дочурке твоей малолетней?

Сицкий глубоко вздохнул, едва услышал про Согорского. Василий коротко кивнул, пристально глядя в самые очи Басманова. Алексея то, видать, знатно подивило – усмешкою озарился лик опричника, да присвистнул он.

– И что же молвил ты ему? – спросил Басманов с прищуром недобрым.

– Уж нынче чего об том? – молвил Василий, разведя руками.

– А сколько Варьке твоей было, и сколько же Согорскому? – продолжал расспросы Алексей.

– Иван Степаныч любил её. И неча так ухмыляться.

– Ну-ну, – усмехнулся Алексей, поглядев на раздел добычи. – Ты чего-то просить изволил?

– Варю мою не обижайте, – произнёс Василий, и голос его уж дрогнул.

Алексей поглядел на князя, чуть прищурившись, а затем сплюнул наземь.

– Да не боись, – отмахнулся Басманов, откинувшись назад да сложивши руки в замке на животе своём. – Разок кругом пустим, для пущего порядку, и токмо. Да полно, полно тебе!

Алексей разлился басовым своим смехом.

– Видал бы рожу свою! – молвил Басманов. – Шучу я над тобой, Вась, шучу.

Басманов глубоко вздохнул, переводя дыхание.