Семь корон зверя - Алла Дымовская

Наутро, само собой, заявился разгневанный Гарик. Но беседа Яна с распорядителем на веранде дома вышла куда как недолгой. Гарик, собака битая-перебитая и пуганая ворона, по одному только взгляду на своего визави понял, что к чему, и разговор вел, собственно, только из соображений личного достоинства. Ведь не поворачивать же оглобли без единого слова, раз уж приперся в такую даль. Ссориться с вышедшим к нему новым хозяином бывшей его работницы Гарик не стал. Слава Богу, жизнь его как следует обучила различать, где шипящий, безобидный уж, а где семиметровый, молнией бьющий аллигатор. Выкуп за Иринку смотритель потребовал символический, больше для порядка и чтобы удалиться, сохранив при этом честь и лицо. Деньги Иришка, подслушивавшая у окна, тут же притащила из заветного комода. Пятьсот долларов. Так что и от Мавровых отступных осталась ей добрая половина. Но не в деньгах было сейчас дело. Свобода – вот что главное. Свобода и милый ее сердцу иностранец Ян.

Так они и стали жить вместе. Время наступило тогда смутное, злое, беспредельно вседозволенное. И Иришка с лешим не зевали. Хватали свой кусок. Ян и один стоил целой бригады боевиков, а то и больше. Про ум и хитрую догадливость даже не приходилось говорить, а оставалось только лишь изумляться. А совсем в скором времени и Иришка присоединилась к нему уже не во вспомогательной, а в полной мере.

Кто такой Ян, она узнала довольно скоро. Из собственных его уст. Поверила и не поверила одновременно. Больше от несоразмерности привалившего ей счастья, чем от сомнения в дееспособности человека, произнесшего слова. Правда, вкусив запретный плод, болела Иришка тяжело. Не сообразила тогда про лекарства, даже про примитивные анальгин с аспирином, а Ян, уж само собой, и понятия о них не имел. Зато дело того стоило. Могла хоть тысячу лет подряд наслаждаться жизнью и любовью. Могла отомстить даже и всему миру. Могла утолить свою гордость и обиды. Тогда казалось, что так да пребудет всегда.

Когда Иришка потеряла часть своих сокровищ, она не могла сказать и сама. Может, все началось с того, когда, посовещавшись друг с другом, любовники и соратники Ян и Иринка приняли в свой круг сладкую парочку залетных ялтинских мошенников: начинающего картежного каталу Стаса и его подругу Наталку, крупно погоревших на шулерстве в «Дагомысе». Ребята оказались бесценной находкой для их развивающегося предприятия. Да только вот семейная, хлопотливая Наталка, хоть и аферистка, но за свою девятнадцатилетнюю жизнь так и не узнавшая, что такое панель набережной, стала вызывать у Иришки раздражение. Оттого, назло Наталке и рекордам, и отбила у девчушки ее дорогого каталу Стасика, которого дуреха Наталка считала своей непреложной собственностью. Тогда от Иришкиных приобретений и отпал первый кусок.

На Иринкин постельный демарш Ян ничего не сказал и, видимо, не сильно-то и удивился. Но что-то из отношений их непоправимо сгинуло уже навсегда. Хотя Иринка не переставала любить своего милого лешего и, может быть, любила его даже больше, чем до своей глупой и жестокой выходки с Наталкиным сердечным дружком Стасиком. Но первый шаг на пути потерь был сделан, и остановить движение Иринка своей волей уже не могла. А смириться так и не захотела.

Глава 6

«МАКСИМКА»

Алтуфьевское шоссе заносило метелью, ничем не сдерживаемый боковой ветер рвал из рук руль тяжелой и неповоротливой машины. Но сдуть с дороги к обочине гробообразный «навигатор» кишка была тонка. Да что ветер, плевать было на ветер, если поездка выдалась везучей. Информатор не подкачал, первыми узнали о существовании девчонки в конторе, и Миша тут же выслал заградотряд перебить удачу у ментов.

Пока Макс боролся с дорогой и с летящим в лобовое стекло снегом, Сашок насвистывал в такт «Русскому радио», откинувшись рядом на переднем сиденье. Подарочек для хозяина ангельски тихо «отдыхал» сзади, упакованный, в громадном багажнике джипа. Девчонка не шевелилась, видимо, все еще была без сознания. Издай она хоть единственный лишний звук, помимо сбивчивого дыхания, чуткие уши обоих тут же засекли бы непорядок.

– Ловко ты ее! «Диночка, помогите, вашей соседке у лифта стало плохо!» Во-о дуреха! Тут все дело в имени, я думаю. Скажи ты просто: «Девушка, откройте, помогите!», хрен бы она тебе открыла. – Сашок прикрутил радио, чтоб не мешало его рассуждениям. – А так, раз «Диночка», стало быть, свой, сосед, хоть и в лицо незнакомый. Всех в доме, поди, не упомнишь.

– Да уж, сосед! – хохотнул в ответ Макс. – А впрочем, теперь и сосед. Как думаешь, не замерзнет она у нас, в одной-то маечке?

– С чего бы? Там тепло. Не багажник, а однокомнатная квартира! А полноценное здоровье Диночке все равно более не пригодится.

– Оно так. Только Миша наверняка тут же захочет провести душевную беседу. Пока оттает, то да се.

– Да брось! Ты бедняжку так звезданул, что откачивать с полчаса придется.

– Для верности, для верности, – сам себе в оправдание увесисто сказал Макс, на мгновение оглянулся назад. – Нам шум ни к чему, а смирный пассажир лучше буйного... Все, Кольцевая. Теперь станем в левый ряд и пойдем. Смело можно дать сто – сто двадцать, хоть и пурга.

Девчонку сгрузили у своего особнячка. Тащить тело в большой дом не стали, от греха подальше. Из-за законной супруги хозяина. Машенька пусть уже и совсем своя, однако человечек тонкий и жалостливый, одним словом, не вамп. Оттого велено беречь и не допущать. Допрос же ночной их ноши – зрелище не для слабонервных. Юная хозяюшка, уж конечно, далеко не дура и о многом догадывается, а кое о чем и знает. Но знать и видеть собственными глазами, согласитесь, совсем, совсем разные вещи.

Милые други усадили в маленькой гостиной домика бесчувственную еще девчонку на стул, примотали руки и ноги широким хозяйственным скотчем. После чего Макс отправился докладывать, оставив Сашка в одиночестве приводить Дину в чувство при помощи банального опрыскивания ледяной водой из стакана.

Допрашивать вместе с Максом явились Миша и хозяин собственной персоной. Что было не вполне неожиданным. Хозяин и вообще-то с самого начала придавал этому хлипкому делу излишнее значение. И не так уж и нужен он был на ночном допросе, не дети ведь, профессионалы. Но, как догадывались его верные соратники, тут была задета рыцарская честь. Дело-то ведь не в том, что поперли, со стрельбой или без, по миру никто не пошел, с кураторами утрясли, ко всеобщему удовлетворению. Вот только рыцарская честь – она сродни бандитской. Один раз спустишь оборзевшему наглецу, глядишь, и нет уж ее, чести-то. А тут еще средь бела дня, на шарапа, без всякого уважения. В своей венгерской, прошлой земле придворный и начальственный рыцарь Янош за куда меньшие проступки, поди, выпускал обидчику кишки наружу.