Семь корон зверя - Алла Дымовская

Незнакомец по-прежнему молчал и, лишь уловив в последних словах вопросительные интонации, недоуменно поднял брови. «Приплыли! – ошарашенная, только и смогла подумать Иринка. – Или глухонемой, или идиот, или и то и другое сразу... Нормальные-то люди в таком виде по лесу не ходят. Надо сматываться подобру-поздорову. Неизвестно еще, что у этого чудика на уме. Два психа за один раз – будет уже перебор». Но уйти не успела, незнакомец крепко взял ее за руку, чуть выше локтя. Не схватил, а именно взял, спокойно и уверенно. И что-то сказал, что-то непонятное, но вполне членораздельное. Значит, немым леший все же не был. Иришка посмотрела ему в испачканное лицо, пытаясь сообразить, что же он хочет сказать, и по выражению его глаз сразу же поняла, что леший – никакой не идиот.

Незнакомец заговорил снова, медленно и будто по слогам. Иришка разобрала сначала нечто вроде «алейкум салам», а через паузу молчания – несколько слов, отдаленно напоминающих сильно исковерканный суржик кубанских станичников. Леший, однако, вскоре замолк и выразительно посмотрел на Иринку, а потом, не дождавшись от нее никакой ответной реакции, слегка поклонился и приложил руку к груди, имея в виду приветствие. Тут Иринку словно осенило: леший вовсе не глухой чудик, а, верно, заплутавший по неизвестной причине в лесу заезжий иностранец, турок или, может, румын, оттого и не понимает ее, Иришку. Иностранец – это же совсем другое дело, может, прибыльное и перспективное. Тем более что первый контакт уже есть. Интурист спас Иришку, а Иришка спасет интуриста, то есть выведет его из лесу к людям. В голове тут же сложился и подходящий случаю план: везти заплутавшего иностранца не в гостиницу, а для начала к себе домой. Привести его хотя бы отчасти в приличный вид, а заодно постараться расспросить и завязать приятельство для небескорыстных отношений. Бедноты своего наследственного владения – оставшегося от матери саманного домика – Иринка ничуть не стеснялась, а, наоборот, решила, что чем скромнее покажется иностранцу ее достаток, тем щедрее будет первое пожертвование.

Не вступая более в бесплодные переговоры, Иринка потащила интуриста за собой к дороге. Тот и не думал сопротивляться, покорно шел следом за своей новой знакомой. На дороге по-прежнему сиротливо стоял, приткнувшись к обочине, Мавров кабриолет, и Иринка, проходя мимо, мстительно харкнула на водительское сиденье.

Через полчаса леший и Иришка вышли к нормальному шоссе, где не составляло труда поймать попутку до города. Хорошо, что сработала железная привычка – с клиентом или без, но деньги Иришка всегда брала с собой. Вот и сейчас вся ночная выручка лежала, надежно упрятанная, внутри специально подпоротой чашки ее лифчика. Пришлось лезть и доставать, что выглядело не вполне приличным, но интурист к Иришкиным обнажениям остался более чем равнодушен, ей же было и вовсе наплевать.

До дома добрались, слава Богу, без приключений. Водитель и хозяин чахлого «Москвича», согласившийся подбросить до Мацесты, хоть и косился поначалу на их внешний вид, однако успокоился после того, как Иринка удрученно пожаловалась, что полночи искала по горам своего старшего брата, свихнувшегося на афганской войне и время от времени удирающего из дому «партизанить» в лес, хорошо еще, что в одно и то же знакомое ей место. И в подробностях стала описывать пережитые ею тревоги и перипетии поиска. Пожилой дядька водитель от Иринкиного повествовательного произведения так расчувствовался, что по прибытии наотрез отказался от обещанной ему платы, и даже настоятельно предлагал свою помощь ввиду будущих побегов полоумного братца, и совал бумажку с номером телефона.

В доме первым делом Иришка бросилась греть на газовой плите-маломерке воду для омовения одичавшего интуриста. Самого же его с удобствами усадила в большой проходной комнате, сунув в руки для поднятия настроения глянцевый номер контрабандного «Хастлера». Иностранец журнал взял с детским недоумением, повертел так и этак, открыл, сначала кверху ногами, полистал, подумал, потом все же перевернул как следует и с поистине первобытным любопытством углубился в изучение заморского непотребства. Иринка решила до купания его не беспокоить.

Потом иностранец-леший с удовольствием и без посторонней помощи вымылся в тазу, ловко манипулируя двумя алюминиевыми ковшами и ведрами холодной и горячей воды, словно никогда в своем заграничье и в глаза не видел разных джакузи и душевых кабинок с эротическими и лечебными массажами, а плескаться в оцинкованной лоханке почитал для себя обычным делом. После же бани леший был почти что насильно острижен коротко, но стильно, строгой хозяйкой, которой так и не удалось расчесать безнадежный колтун его волос.

– Ладно, несчастье мое, отдыхай пока, а мне выручку сдать надо, да и разведать, что к чему. Как бы предъяву не кинули и по поводу клиента, и за мордобой. Ты, чурка заморская, небось выкрутишься, а мне ответ держать. – Иришка ворчала без злобы, скорее для порядка. Какое-то шестое, животное чувство подсказывало ей, что чудной иностранец, раз вписавшись, не бросит ее на произвол и за здорово живешь, и что вообще-то ее лесное знакомство по неведомой пока причине было большой удачей... Уходя, приложила обе руки к щеке: – Ложись-ложись, баиньки. Как приду, обедать станем.

Распорядитель Гарик, как обычно, вкушал утренний кефир в «Ленивом варенике» – частном крошечном ресторанчике на шесть столиков, прославившемся в узком кругу своей отменной домашней кухней и необъятногрудой поварихой-хозяйкой Галей, неровно дышавшей к самому распорядителю. Но Гарик в ответ на штормоподобные Галины вздохи, как всегда, только равнодушно пил кефир со свежей сдобной булкой, справедливо разделяя и не смешивая между собой желудочный и любовный интересы.

– Вот, Гарик, две сотни, копеечка в копеечку. Еще был навар, но, по уговору, тот уж мой. Ведь верно? Все же по справедливости? – зачастила на едином дыхании Иринка, едва лишь подсела к столу.

Гарик и слова не сказал, даже не кивнул, только сгреб полной ладонью деньги со скатерти. На Иришку не смотрел, пил свой кефир и жевал булку. Иринке пришлось дожидаться в терпеливом молчании хоть какого-нибудь ответа от своего грозного начальника. Наконец стакан был отставлен, крошки Гарик небрежным движением смахнул на пол.

– Ти из мэня дурака нэ дэлай. Все знаю уже. Но молодэц, однако, в мэнтовку не побэжала, значэт, умная. – Гарик полез в задний карман наглаженных бежевых брюк, достал смятый конверт. – Приходылы от нэго. Здэсь за ум и за язык. Гарик копэйки нэ взял. Что дэньги сдала – мое. Чужого Гарику нэ надо. Вот бэри. Бэри и молчи. И тому бичо, что Мавра прыложил, тожэ скажи, чтоб молчал. Тогда нэ тронут...