Королева Виктория - Филипп Александр

Молодой человек снискал симпатию не только королевы, но и Берти, который часто приглашал его в Мальборо-хаус на свои веселые вечеринки. Их выдумкам не было предела: однажды они через окно втащили в дом осла, нарядили его в ночную рубашку и уложили в постель одного из гостей. В другой раз мужчины устроили побоище мешками с мукой, и Луи-Наполеон, атаковав принца Уэльского, обсыпал его мукой с головы до ног. Вышел бы из него великий монарх? Берти в этом даже не сомневался.

На военных парадах юного Бонапарта всегда встречали восторженными криками. Но, гарцуя рядом с каретой королевы и Беатрисы, великой славы было не снискать, а вот карательная экспедиция против зулусов могла стать для него долгожданной возможностью проявить свою храбрость. Герцог Кембриджский, главнокомандующий английскими войсками, поначалу отказался зачислить его в экспедиционный корпус к огромному облегчению французской экс-императрицы, которая продолжала носить траур по мужу и жила теперь лишь ради своего любимого сына. Но видя, как сильно расстроился Луи-Наполеон, Евгения дрогнула и позволила ему написать повторное прошение: «Эта война дает мне возможность выказать мою благодарность королеве и британской нации... Когда в Вулидже, а позже в Альдершоте я имел честь носить форму английских войск, я лелеял надежду, что пройду крещение огнем под знаменами наших союзников-англичан. Теряя эту надежду, я теряю смысл своего пребывания в Англии...» Герцог Кембриджский показал это письмо королеве, которая растрогалась, прочитав его.

Правительство же не проявляло ни малейшего энтузиазма по этому поводу. «Я не вижу никаких оснований для поездки (в Южную Африку) этого фата, императорского сынка. Я считал, что мы договорились и не позволим ему участвовать в этой экспедиции. И вот он едет туда, а королева принимает его перед отъездом... Что тут еще сказать? Ее Величество прекрасно знает, что я не испытываю ни малейшей симпатии к этим Буонапарте», — писал разъяренный Дизраэли лорду Солсбери.

Юный принц не успеет внести свою лепту в эту военную операцию. Спустя четыре месяца, в ночь на 19 июня 1879 года, в Бальморале Джон Браун вновь выступил в роли вестника несчастья. Постучав в дверь королевской спальни, он вошел туда с перекошенным лицом и сказал королеве, что принес дурные вести, а затем выпалил: «Молодой французский принц мертв». Виктория никак не могла взять в толк, что он имеет в виду, и заставила его несколько раз повторить эту фразу. Но тут в комнате появилась Беатриса, она держала в руках телеграмму и громко рыдала: «О, сын французского императора убит!»

Королева обеими руками заткнула себе уши и закричала: «Нет! Нет! Это невозможно! Это уж слишком!» И спустя несколько мгновений: «Бедная императрица, она еще ничего не знает! Это ее единственный сын! Она навсегда лишилась своего счастья!»

Бонапартисты и французская пресса подозревали «коварных» англичан в том, что те предали их принца, и Виктория лично приказала провести тщательное расследование. Подробности трагического происшествия заставили ее содрогнуться. Луи-Наполеон принимал участие в разведывательной операции в составе небольшого отряда под командованием некого капитана Кейри, когда на них напали зулусы. Кейри и другие англичане пустились наутек, бросив принца одного, без лошади, поскольку та вырвалась у него и убежала. Когда тридцать или сорок зулусов окружили его, он попытался сопротивляться. На его теле, обнаруженном на месте сражения, насчитали семнадцать ран, все они были нанесены спереди. Позже зулусы расскажут, что «он сражался как лев».

За всю свою жизнь королева присутствовала лишь на одних похоронах — своего племянника, экс-короля Ганновера, умершего в феврале. Она объявила своему Тайному совету, что непременно собирается быть на похоронах Луи-Наполеона. А когда министры принялись отговаривать ее, она впала в такой гнев, что мужчины в черных рединготах склонили головы и отступились от нее.

Французская республика запретила маршалам Второй империи ехать в Англию. Гроб, покрытый французским и английским флагами, несли три сына королевы: Берти, Аффи и Артур и наследный принц Швеции. Королева была довольна тем, как прошли «эти похороны, такие пышные и блистательные, похороны человека, который обещал стать гордостью не только своей родины, но и всего мира». Евгения окончательно завоевала ее сердце, когда со вздохом проговорила: «Смерть моего сына значит для меня то же, что для вас смерть Альберта». Две эти вдовы, обе в черном, продолжат утешать друг друга в уединении Глассалт Шил. А Джон Браун постарается скрасить им жизнь, собственноручно готовя им форель по местному рецепту, на овсе.

Экс-императрица заказала бюст своего сына скульптору Ричарду Бэлту. Увидев готовую работу, она осталась ею довольна, но Виктория, попросившая показать ей бюст, скривилась: «Есть одна особенность, это касается линии рта, которая передана не точно. Если кто-нибудь принесет мне мужскую шляпу, я покажу вам, что я имею в виду...» Ей принесли цилиндр, который она водрузила на свои седые волосы: «Посмотрите, когда принц склонялся перед дамой, он вот так приподнимал шляпу и вот так приоткрывал рот».

«Моя совесть чиста!» — воскликнул Дизраэли, которому пришлось в течение полутора часов слушать в Виндзорском дворце королеву, которая оплакивала «этих Буонапарте» и ругала собственную армию. Несколько дней спустя она писала ему: «Если мы хотим сохранить наше положение могущественной державы первого порядка... мы должны, с нашей Индийской империей и другими нашими обширными колониями, быть ПОСТОЯННО готовыми к нападениям и войнам в том или ином месте. Главная наша задача — быть в постоянной готовности. Лорд Биконсфилд окажет своей стране неоценимую услугу, повторяя всем отныне и впредь этот урок и следя за тем, чтобы все ему следовали. Это поможет нам избежать войны».

Но Дизраэли напрасно твердил ей, что было бы неплохо начать с замены герцога Кембриджского и всех этих старых, ничего не смыслящих в военном деле генералов-лордов, она ничего не предпринимала в этом плане. Ее двоюродный брат давно внушил ей мысль о том, что армия, если во главе ее не будет стоять принц крови, очень быстро может повернуться против короны. Особенно с Гладстоном, который развернул активную избирательную кампанию по подготовке к частичным выборам в своем избирательном округе в Шотландии. Будучи ярым противником колониальных завоеваний, этот проповедник-пацифист выступал в защиту «прав аборигенов» и восставал против ее титула императрицы, который считал «излишне театральным и глупым». От этих слов ее ганноверская кровь тут же закипала.