Вся синева неба - Мелисса да Коста

его теплом. Они лежали неподвижно, обнявшись. Жоанна почти уснула, молясь, чтобы завтра утром он был еще здесь, с ней, как вдруг снова зазвучал его голос:

— Все инструкции записаны на листке бумаги. В черном блокноте. Я подсунул его под резинку обложки.

— Что?

Ей было трудно вынырнуть из сна и осознать сказанное.

— Инструкции, как отдать блокнот моим родителям.

Ей подумалось, что он, возможно, все же почувствовал, что исчез надолго и может больше не вернуться. Что по этой причине он заговорил об инструкциях. Она кивнула:

— Хорошо. Я сохраню этот листок у себя.

— Так будет лучше.

Эмиль замолчал, успокоенный. Поиграл руками Жоанны, ее пальцами, удивляясь, какие они маленькие, покрутил обручальное кольцо на безымянном. Поиграл еще с кольцом в полутьме спальни, а потом уснул с умиротворенным видом.

В следующие разы, когда он возвращался, он уже не был в себе и не казался спокойным. Был в смятении, дерганым, нервным. Одно его возвращение ознаменовалось панической атакой, и тогда она пожелала ему больше не возвращаться. Да, все разладилось после Рождества, и Жоанна была не в силах дописать эту картину — портрет спокойного Эмиля той поры, когда им двоим была дарована последняя передышка и они не знали, что она последняя. Ей потребовалось время. Три месяца. Время, чтобы переболеть и оплакать, чтобы закончить свой труд и чтобы решиться покинуть усадьбу Ипполита.

— Как дела? — спрашивает Ребекка, видя, что Жоанна притихла над своей тарелкой.

— Все хорошо.

Ребекка и Эмма, две девушки из Канады, двадцати и двадцати одного года, путешествуют по Европе, а на родине их ждет учеба в языковом университете в Торонто.

— Мы хотим приготовить вам канадское блюдо сегодня вечером, — говорит Эмма со своим сильным акцентом.

Выдавив улыбку, Жоанна кивает.

— О… Что же это будет?

— Мясные хлебцы.

Эмиль рядом с ними ест молча. С некоторых пор ему трудно участвовать в разговорах. Он стал дерганым, рассеянным. Ему редко удается сосредоточиться на одном деле больше чем на несколько секунд. Тоже, видимо, симптомы болезни.

— Что это такое?

— Это вроде жаркого из рубленого мяса с размоченным в молоке хлебом, луком и…

— И яйцами, — подхватывает Ребекка. — С изрядной дозой специй.

Жоанна усиленно изображает энтузиазм.

— Звучит вкусно.

Никто, кажется, не помнит, что она не ест мяса. Раньше помнил Эмиль. Сколько усилий он прилагал, чтобы готовить ей вегетарианские блюда! Новый Эмиль чаще погружен в задумчивость, наверно, накатывают давние воспоминания. Он говорит мало. Да и разговоров толком не слушает. Три девушки поднимают головы, когда он резко встает.

— Куда ты? — спрашивает Жоанна.

Ей ненавистно так за ним надзирать, но у нее нет выбора с тех пор, как он пропал на прошлой неделе. Она вернулась со стройки, а его не было. Битый час они искали его все вчетвером и нашли в деревне Аас, совершенно растерянного.

— Я хотел встретиться с Рено в кафетерии, — заявил он.

Тем временем в кухне Эмиль направляется к грязному окошку.

— Кот пришел, — говорит он.

Они не сразу понимают, что он хочет сказать, но в следующую секунду он открывает окошко, и на середину кухни спрыгивает Пок.

— Это Пок, — ласково напоминает ему Ребекка.

— Я не знаю по именам всех бродячих котов в Пиренеях!

Обе девушки растерянно смотрят на Жоанну. Они еще не совсем привыкли к забывчивости Эмиля. Ничего не поделаешь, пришлось посвятить их в тайну. Эмиль постоянно спрашивал всех: «Где мы?», «Вы не знаете, кто меня сюда привез?», «Почему меня не отвезут в Роанн?», «Вы подруги Маржо?».

Они всегда добры к Эмилю. Отвечают на все его вопросы, даже самые настойчивые и самые частые.

— Это не бродячий кот, — объясняет Эмма. — Это Пок. Это твой кот.

Жоанна незаметно подает девушкам знак: бросьте.

— Если бы у меня был кот, я бы об этом знал, — отвечает Эмиль, садясь за стол.

Никто не настаивает. Он принимается за еду, а через несколько минут, когда он заканчивает, Жоанна забирает его тарелку, ласково приговаривая:

— Иди отдохни немного. Я разбужу тебя, когда вернусь.

В кухоньке пристройки три девушки молча моют посуду.

— Значит, вы уезжаете… я хочу сказать… совсем? — вдруг спрашивает Эмма.

Жоанна хмурит брови, не понимая.

— Да. Совсем.

И добавляет почти агрессивно:

— А что?

Эмма беспомощно поводит плечами.

— Мы думали, что вы останетесь с нами до мая.

— Да, — подхватывает Ребекка. — Мы к вам привыкли.

Жоанна невольно улыбается при виде их огорченных лиц.

— И потом, Ипполит беспокоился… из-за обмороков Эмиля… — добавляет Эмма.

Жоанна помнит долгие споры с Ипполитом между дверьми пристройки, когда она сообщила ему, что они уезжают. «Вы же тоньше былинки. Что вы будете делать, если он упадет?» Однако уезжать надо. Эмиль слабеет, обмороки все чаще, и он не может больше работать на стройке. Он проводит дни взаперти, кружа по своей комнате, и она каждую минуту боится, что он опять убежит и потеряется. Она не может присматривать за ним постоянно. Ей надо работать. Его присутствие здесь, эта комнатка на двоих и стол, который предоставляет им Ипполит, имеют смысл только потому, что она старается работать на стройке за двоих. Но у нее тоже осталось немного сил.

Ипполит дал им адрес экофермы в Лескёне, в Пиренеях. Один его друг из пастухов замыслил проект: восстановить старые пастушьи хижины и сделать из них жилища, отвечающие экологическим критериям. Это маленькое поселение на полсотни жителей пытается теперь создать большой огород и развивать пермакультуру[7], чтобы экоферма сама себя снабжала фруктами и овощами. Ипполит сказал, что община постоянно ищет волонтеров для помощи.

— Вы сможете давать уроки рисования детям, — добавил он. — Точно, я уверен, что это им очень понравится.

Жоанна потихоньку загорелась этой идеей. Ипполит помог ей выстроить маршрут. Послал письмо своему другу-пастуху. Ему спокойнее знать, что они будут там, в общине, и не одни