Избранные произведения в двух томах. Том 2 - Александр Рекемчук

— Давай. Тебе с левой ноги начинать…

И они понеслись. Алексей держался прямо, выгнул грудь колесом, ловко перебирал сапогами. Жаль только, что очень уже много народу вертелось вокруг и нельзя было по-настоящему разогнаться. Зина, пользуясь его крепкой поддержкой, отклонилась назад, чтобы больше кружилась голова. Надо отдать справедливость, у Зины этой не было скверной привычки во время танца смотреть по сторонам: она честно смотрела своими смородиновыми глазами на него одного. А потом сказала:

— Между прочим, ты похож на французского киноартиста — Жана Марэ. Только не задавайся.

Алексей пренебрежительно хмыкнул: во-первых, он никогда в жизни не задавался, что, кстати, не про всех скажешь, а во-вторых, еще неизвестно, кто на кого похож. Может быть, именно тот киноартист на него похож.

— Но Жан Марэ уже пожилой, — добавила Зина.

— Тем более.

Мимо пролетали лица людей, следящих, как здорово Алексей Деннов танцует вальс. Эти лица даже размазывались от скорости, однако Алексей успел заметить и торчащую выше всех голову Степана Бобро, и сверкающие зубы Марки-цыгана, который терпеливо ждал, когда же начнутся настоящие танцы.

— А тебе какие девушки нравятся? — спросила вдруг Зина Собянина.

Она, наверное, рассчитывала, что Алексей смутится, услышав такой вопрос. Но Алексей не смутился и ответил:

— Все нравятся, кроме одной.

— Это очень хорошо, — засмеялась Зина.

— Чего ж хорошего?

— Значит, таких больше нет на свете. Значит, если такая кому-нибудь понравится, то он уже никогда не найдет похожую.

«Что за ерунда? — удивился Алексей. — Каких таких больше нет на свете? Бровастых, что ли? Или таких занозистых? Кто ее, интересно, секретарем выбирал?..»

— А ты когда-нибудь зеленого воробья видел? — задала вопрос Зина Собянина.

Алексей стал припоминать. Вспомнил о желтых елках. Но такого случая, чтобы ему попался зеленый воробей, не припомнил.

— Не видел, — признался он.

— И я не видела. Зеленых воробьев не бывает.

Она опять заливисто рассмеялась. Алексей же, у которого от этих странных вопросов в голове начался полный переполох, до того рассердился, что хотел уже оставить Зину посреди круга и уйти.

Но тут вальс прекратился, и музыканты стали выдергивать мундштуки из труб: пришла пора кончать музыку. Все стали расходиться. В вагончиках зажигали лампы.

Зина, в глазах которой все еще плясали озорные искры, протянула Алексею руку:

— До свиданья, дикий… Встретимся на Джегоре.

— Ладно, — примирительно ответил Алексей. — Только я не дикий.

— Не дикий? Какой же?

Она наморщила нос, выпятила губу:

— Может быть, ты ручной? Не люблю ручных…

Повернулась и побежала к машине, в которой уже сидел Храмцов. Им еще предстояло добираться до Джегора. Машиной, потом катером, потом — как случится.

Машина исчезла за поворотом.

Алексей, все еще размышляя насчет зеленого воробья, полез в карман, вытащил смятую пачку папирос, спичечный коробок, а вместе с коробком — белый листок бумаги.

«А что, если в зоопарке есть зеленый воробей?.. И кто ей дал право заявлять, что таких, как она, больше нет на свете?.. И что это, кстати, за бумажка вытащилась из кармана?»

В темноте Алексей пригляделся к бумажке, прочел: «Здравствуй, Таня!»

Он повертел этот листок в руках, потом сунул обратно в карман вместе со спичками.

Темень вокруг. Уже острозубая кромка леса помутнела и расплылась. Только редкая проседь берез проступает еще сквозь темноту.

Где-то там, впереди, Джегор.

Алексею даже показалось, что он видит отсвет дальних огней, легший на облака.

1957

Время летних отпусков

1

График отпусков вывесили в январе.

Вывесили на стене в коридоре, рядом с доской приказов, и он там висел уже, считай, январь, февраль, март, апрель, май. Бумага запылилась, пожелтела, выцвели буквы.

На Унь-Ягинском промысле работает не так много народа — человек двести, и все этот график давно знали наизусть: и свой отпуск, и чужой. А все же, в сумятице дел пробегая по коридору, или дожидаясь нужной бумаги, или, скажем, явившись получать зарплату, каждый заглянет снова в график отпусков.

Там вверху значилось: «Утверждаю. Заведующий Унь-Ягинским промыслом треста «Печорнефть» Н. Ф. Брызгалов». А ниже указано, что график отпусков согласован, как и следует, с профорганизацией.

Затем — фамилии столбиком, имена с отчествами, должности. Против каждой фамилии — когда использовал отпуск в прошлом году и когда он тебе положен в нынешнем. С какого числа по какое, на сколько дней и т. д. Например:

Возможно, некоторые читатели удивятся: почему у механика Г. В. Горелова и в прошлом году, и в нынешнем отпуск двухмесячный? Не описка ли?

Горелов Глеб Владимирович

Механик

Май — июнь

Октябрь — ноябрь

С 3. X по 29. XI

48 дней

Нет, это не описка. И ничего тут нет удивительного. Почти у всех работников Унь-Ягинского промысла отпуск двойной. Дело в том, что Унь-Ягинский промысел входит в систему треста «Печорнефть», а вся эта система расположена в Верхнепечорском районе Коми АССР — в районе, который специальным постановлением приравнен к районам Крайнего Севера. Поэтому на лиц, работающих здесь, распространяются соответствующие льготы, в том числе — отпускные льготы.

И если у кого-нибудь из читателей возникнет желание иметь ежегодно двойной отпуск, пусть он едет к нам, в Коми АССР. Пусть оформляется в систему треста «Печорнефть», и вполне возможно, что ему доведется работать именно на Унь-Ягинском промысле, о котором и пойдет речь в данном повествовании.

И он встретится там лицом к лицу с героями, которые появятся через несколько страниц. С теми самыми людьми, чьи фамилии перечислены в графике отпусков.

По-разному проводят люди свои отпуска.

Большинство, конечно же, устремляется в теплые края: в Крым, на Кавказ или в Молдавию. Одни по путевкам, другие — «диким образом», третьи (счастливчики!) имеют в тех дальних краях близких родственников и не упускают случая порадовать их своим приездом.

Большой соблазн для северных жителей — урвать кусочек лета дополнительно к здешнему лету. Тут лето какое? Вторая половина июня, да июль, да первая половина августа. И то, если без дождей обойдется…

А вот мастер добычи Роман Григорьевич Антонюк схитрил: взял отпуск в начале апреля. И отправился на юг. Вернулся в последних числах мая, и — пожалуйста: тут еще с часу на час снежок перепадает, а у Романа Григорьевича Антонюка лицо и шея — будто бронзовые, сияют загаром. «Купался, — говорит, — в Черном море. Три раза купался. Очень приятная вода», — говорит.

Заметим, однако, что не все норовят закатиться к Черному морю или же на днестровские плёсы. Не все. Некоторым скажи про Кавказ — рукой махнут. Мол, разве на Кавказе бывает настоящая охота?.. Или на днестровском плёсе рыба лучше клюет, чем на Печоре?.. Или в каком-нибудь другом месте на земле бывает больше грибов, чем за околицей Унь-Яги?.. Сроду не бывало, не бывает и, надо полагать, бывать не будет!

Так некоторые рассуждают.

Да… А иной человек хотя и едет все-таки на юг, но едет он не от своего хотенья, не по своей доброй воле, а по грустной необходимости. Именно так случилось с Кузьминским, старшим инженером нефтепромысла. У него врачи нашли заболевание кишечника — одно тяжелое, очень опасное заболевание. Вся Унь-Яга уже знает, какой диагноз. Только сам Кузьминский этого диагноза не знает. Про такой диагноз больному не говорят, чтобы он не расстраивался.

А поскольку старший инженер находится на лечении, некоторым товарищам остается только вздыхать об отпуске.

Вздыхать остается Николаю Филипповичу Брызгалову — заведующему Унь-Ягинским промыслом. Причем не только об отпуске приходится ему вздыхать: с начала года Унь-Ягинский промысел не выполняет государственный план по добыче нефти.

Знают об этом в тресте «Печорнефть», знают и в райкоме партии. Знает об этом, конечно, и сам Николай Филиппович Брызгалов. Вот почему об отпуске он и не помышляет. В графике отпусков против фамилии «Н. Ф. Брызгалов» значится: «Отпуск отложен до будующего года».

Так и напечатано на пишущей машинке «олимпия»: «…до будующего года». А на машинке «олимпия» печатает секретарша заведующего промыслом Танька Соловьева — это она такая шибко грамотная. Быстро, как пулемет, тарахтит она пальцами по клавишам своей «олимпии», а когда пальцы отдыхают — тарахтит языком. Только… сейчас Танькиного тарахтенья в конторе не слышно: она тоже в отпуске. Она тоже уехала куда-то на юг и оттуда часто присылает письма и открытки своей приятельнице Светлане Панышко.