Благословенный - Виктор Коллингвуд

на санные полозья. Вперед поскакало несколько трабантов, разведывать путь и заблаговременно предупредить гофмаршала о предстоящем прибытии нашем в Гатчинский дворец.

— Скажи там, чтобы комнаты великих князей протопили! — крикнул Павел возглавлявшему их офицеру.

— А что, батюшка, неужели вы не топите всех комнат? — в удивлении спросил я.

— Экономим дрова — мрачно ответила мне маман. — В России же так мало лесов, что нет никакой возможности для великого князя, наследника престола, приобресть несколько лишних поленниц!

— В России — ворчливо откликнулся Павел, — очень мало денег. Тут Орловым с Потёмкиными на бриллианты не хватает, а вы, сударыня, толкуете о каком-то там великом князе!

Начинается…Ну, вот кто меня за язык тянул? Теперь, пожалуй, всю дорогу будем это слушать!

— Просто, я слышал, если зимой в комнатах не топлено, отделка страдает! — попробовал я сгладить неловкость.

— Это ничего! — с сардонической усмешкой откликнулся Павел. — Время придёт — обдерём весь Зимний и отделку его перенесем к нам в Гатчину. Всё заберём, до последней шпалеры! А из этого сарая сделаем, как и должно, солдатскую казарму!

В общем, я счёл за лучшее дальше помолчать. Зато Костик не умолкал всю дорогу, воркуя с маман о всяких детских пустяках.

— Александра очень вас ждёт, сколько раз уже спрашивала! У Мари ещё один зубик режется. А Хелен так подросла, и ходит уже хорошо! Вот вы играть-то будете!

Великий князь, как любой русский человек, любил быструю езду. Карета несколько раз опасно кренилась в пути, вставая на один полоз; Мария Фёдоровна пугалась и просила придержать, Курносов орал от восторга, но мы не сбавляли хода и часа через два уже были в Гатчинском дворце.

Строение это было подарено Павлу лет пять назад. До того принадлежало оно графу Орлову, бывшему фавориту Екатерины. Сей факт тоже страшно бесил Павла, искренне (и не без оснований) считавшего, что ему достаются объедки. Великокняжеская чета строила новый дворец, Павловск, но до окончания стройки было ещё далеко.

На въезде на просторный двор стояла невиданная еще мною вещь — полосатая будка и шлагбаум. Эта прусская новинка широко в России пока не применялась — на выезде из Петербурга стояли ветхозаветные «рогатки». Проехав широкий плац, мы миновали двух солдат с ружьями с примкнутым штыком, стоявших у дверей вместо швейцаров, и попали под атаку трёх крохотных существ в воздушных платьицах.

Это были наши сёстры — Александра, Мария и Елена, мал-мала-меньше, милые девочки, пока ещё не замученные гатчинским воспитанием. Курносов был в восторге, и много с ними возился, мне же общение с ними очень скоро наскучило. Родственных чувств к ним я не питал, а общих интересов у взрослого мужчины и маленьких девочек, разумеется, было немного.

С «отцом» своим, цесаревичем Павлом, я тоже пытался видеться как можно реже. Впрочем, виделись мы немного, в основном за столом. Целое утро у него занимал сначала развод караулов, потом «вахт-парад». Совершалось это в любую погоду, и в стужу, и в снег, причём не в шинелях, а лишь в суконных мундирах.

Сам Павел подавал тут пример, в любую погоду оставаясь в мундире, да ещё и с непокрытою головой. Иной раз мы с Курносовым подолгу смотрели в окно, где папенька дрессировал его «гатчинские автоматы».

— Раз! Раз! Раз! Раз! — бесконечно повторял он ритм, с которым должны были шагать солдаты. Их было ещё немного, всего две роты; Павел, меж тем, громко мечтал про пехотный полк и пушечную батарею. Чем больше я на это смотрел, тем меньше мне всё это нравилось.

Маман, скучая за шитьём, то и дело присутствовала при этих упражнениях. Бывало, Павел ставил её в парке с открытым шёлковым зонтиком в качестве ориентира для солдат, и указывал маршировать «на великую княгиню». Наблюдая за ними, то из окна, то в столовой, я пришёл к убеждению, что они искренне привязаны друг к другу; впрочем, стала понятна и ограниченность маман, одна лишь позволявшая ёй любить такого странного чудака, как великий князь Павел Петрович.

Поскольку Курносов отвлекся на игры с сёстрами, я пропадал за книгами, оправдываясь большими заданиями, данными мне Де Ла-Гарпом. Несомненным преимуществом дворцовой жизни было наличие роскошных библиотек, что в Зимнем Дворце, что здесь, в Гатчине. Я много читал; совершенствовался во французском, тем более, что книги были почти все на французском или немецком языках. Маман, кстати, говорила со мною больше на немецком, и я смог практиковать разговорную речь. Надеюсь, к приезду императрицы я не буду выглядеть совсем уж тюфяком!

Глава 5

Прошёл февраль, и в самом начале весны Константин откуда-то притащил новую болезнь. Его моська с курносым, как у мопса, вечно шмыгающим носом, покрылась вдруг неровными красными пятнышками, и добрый доктор Бук сразу же диагностировал корь. Мнение это подтвердил и почтенный, многоопытный врач Карл Фёдорович Крузе, ученый, исследовавший свойства ртути, член Петербургской Академии Наук, коему шёл уже шестой десяток лет.

Видимо, от него заразился и я. К счастью, у меня корь протекала довольно легко — отделался небольшим повышением температуры и порошками, которые по настоянию врачей пришлось глотать наравне с Константином. Зато нас с братом разделили, чему я был несказанно рад, — наконец-то у меня нашлось время подумать и почитать в тишине и покое.

Что мне предпринять? С чего начать, чем продолжить? Как много вопросов… а дальше, я уверен, будет ещё больше!

Как вообще решаются все проблемы в мире? Предшествующий жизненный путь, учеба, пусть и в провинциальном, но всё-таки, ВУЗе, позволила мне выработать некоторые правила на этот счёт, применимые почти ко всем случаям. Сначала собирается подходящая информация — всё, что необходимо знать по проблематике для дальнейшей работы. Затем — начинаются размышления, анализ того, что удалось выяснить. При этом, бывает, я прихожу к выводу, что моих наличных знаний недостаточно для твердого и уверенного решения стоящей задачи: тогда надо раздобыть дополнительные сведения.

Третьим шагом можно считать поиск возможного решения — перебираются все возможные варианты, в том числе и самые экстравагантные. Затем