Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С нашим государством лучше не связываться! Подпишут тебя на самый глухой маршрут – и вози себе в убыток худые карманы. Поневоле сделаешься нахалом и хапугой: «Хочу-э – пойэду-э, нэ хочу – не пойэду-э».
А дорога там, действительно, – по обочине быстрее, чем по асфальту.
5
Поля… Не русские – американец пашет: купил и возделывает. Русские участки стоят заброшенные, русским невыгодно сеять и пахать – разучились браться, да и законы такие, что только богатым под силу их вынести.
А лес – он никогда не разочарует. Мы лесом сильны: тайгой, буераками, оврагами, топями, кулигами, дуплами.
Вот где раздолье!
Вышел на полянку – лиса мышкует: резвится, тешится, а меня увидела – встала как вкопанная. Думает, есть ли у меня охотничья лицензия. Наконец сообразила, что потом не докажешь, и тикать к опушке – у леса задержалась, подарила прощальный взгляд, поворот головы…
Ни разу не встречал я рыжей лисицы – такой, как в мультфильмах. Мне все попадались облезлые, как мочалки.
В реке мелькают серебряные искры. Сосновый ствол обшаривает поползень.
Ни в одном мультфильме не видел я поползня, и сказки его стороной обходят – летят гуси-лебеди, шаманит жар-птица, ворон кружит над богатырским курганом, а скромный поползень клюет всяких тлей да древесных жучков, а чем он не сказочный? Конечно, сказочный! Жил-был поползень…
Сойдя с дороги, махнул напрямик и плутал-плутал… Спугнул каких-то птиц – размах крыльев порядочный, клювы длинные, как у аистов, а шеи – короткие.
Нет, – смотрю, – длинные!
Опять – короткие!
А это цапли: когда летают, они свои шеи выгибают буквой «зю», и, если смотреть на них снизу вверх, кажется, что у птицы голова то втянута в плечи, то на отлете…
Туча гребет на меня баттерфляем. Сейчас накроет – у нее в животе вспучилась бешеная, черно-синюшная гроза!
А всего-то две капельки и уронила.
Какую бы вытащить заветную мысль – из тучи, из яркой белизны берез, из лягушки, заторможенно сползшей в воду, когда я пришел начерпать котелок, а другая сиганула – прямо спортсменка, мировой рекорд поставила по прыжкам!
Вода в ручье каряя, как девичьи глаза.
6
«Бабы-то понятно, что дуры, а мужики-то чего дураками становятся?» – размышлял я, поговорив по сотовому с одним приятелем. Меня охватили досада и раздражение оттого, что он позволил усадить себя в такую лужу. Как щепки к берегу, прибило мысли: «Мужчины в нашем мире деградируют первыми – как за все брались первыми. А теперь не берутся».
С водохранилища, разогнавшись, хлестал северный ветер. У Гребенщикова в песне «Аделаида» есть строчка:
Но северный ветер – мой друг…
Какой же он «друг»? Пробрал до костей! Если Гребенщикову так нравится мерзнуть – пусть он с ним и дружит.
Темно, темнеет. В свинцовом зеркале извиваются тесные отражения берез, растущих на той стороне Волчихи. Чу, успокоились, больше не пляшут.
Я залез в палатку, и всю ночь мне казалось, что пришла лиса и залезла в пакет с продуктами, оставленный под тентом.
Утром проверил, и отлегло – тут они, пряники!
7
А мой приятель… расскажу о нем.
Это был остроумный, общительный, начитанный человек, которому вечно хотелось в драку, но не было кулаков.
Однажды с женой они пришли ко мне ночевать, потому что морили у себя клопов. Его жена – немногословная круглолицая девушка родом из деревни – легла рано, а мы, как в старые добрые времена, расставили на доске резные деревянные шахматы, которыми, возможно, играл еще мой прадед Алексей.
Не зная, чем заменить потерянную белую пешку, поставили вместо нее пустую стопку.
Приятель возмущался:
– И это не в первый раз! Просто пропадает желание учить таких студентов. Читаешь лекции в «потолок». Ничего им не надо.
– Шах, – говорю.
– Декан беспомощен! Все это знают, и все молчат. У нас на кафедре одни пенсионеры. Даже те, кто моложе, – все равно пенсионеры. Песок из них сыпется!
– Мат, – говорю.
– Ну что – матч-реванш? – не сдавался он.
Мне представлялось скучным его снова обыгрывать, но он бы обиделся, если б я отказался.
– Давай.
– А одна, – он украдкой покосился на стену, за которой спала жена, – смотри, прислала мне фотографию. – Он достал телефон. – Спрашивала: идет ли ей новый купальник?
Я вскинул брови:
– А ты что ответил?
Он скорчил рожу:
– Показал жене. Спросил ее мнение.
– А она что сказала?
– Сказала, что без купальника ей было бы лучше.
– И чем все закончилось?
– Зачет, экзамен… Е два – е четыре? – Как бы советуясь (или предлагая), он двинул фигуру в шахматное сражение, которое не грозило его душевному покою никаким потрясением.
Через полтора года жена ему изменила, и они развелись.
8
Имена рек полны предчувствий.
Ничего не загадываю – просто открываю.
Смехровское озеро – длинное, как сосиска. До Клязьмы от него километра два по лесу, в котором укромно притаились озера другой, заглохшей, непроницаемой тишины. Жизнь вокруг них как будто остановилась. Здесь можно встретить синюю лягушку! Озера за занавесом своей загадки.
Я пробовал их сфотографировать, но на полученных снимках загадка испаряется – остаются поваленные в воду деревья, зернистая ряска с черным глазком, а укромное исчезает. Ничего, догоним!
Скатившись крутым, песчаным откосом, я бухнулся в Клязьму – дно быстро ушло, залопатил ногами, разбрызгивая воду нарочно шумно… Потом загорал, распрямляя в пальцах стебли травы, – они снова сгибались.
– Ты кто?
– А ты? – недоверчиво переспрашивает белый цветок.
А ты? Василек! Тебя я знаю! Ты клевер, ты пижма! Ты старуха полынь, ты лютик едкий, ты зверобой! Ты пиявка, ты ласточка! Ты…
– А ты?
Опять незнакомый!
Ты дятел, ты кукушка!
А ты чей клич – отрывистый и резкий, как бандитский посвист? Городские курицы тебя забыли!
В небе – белая черта самолета. Прошла моторка.
– О, человек! – изумился кто-то из ее пассажиров.
– А рыба где? – крикнул мне с веселой претензией другой.
– На рынке, – отвечаю.
– Вот и мы так думаем!
…Разбил палатку, никуда не тороплюсь – вечер сам придет.
Ты кто?
Львиный зев!
9
Туман над поймой висит, как потолок.
Закат вытянул малиновый плавник у края горизонта, а коршун… – я решил, что его гнездо где-то на соснах прямо надо мной, – вот он и недоволен, что я его выкуриваю дымом костра.
Хищники парой взмывают в воздух и издают тревожные, вибрирующие звуки, похожие на лошадиное ржание.
Кусты и деревья
