Второе пришествие землян (сборник) - Николай Немытов

«Поддерживаю! С медицинской точки зрения все в порядке. Но нельзя исключить непредвиденное развитие событий на орбите. Поэтому ИКБ настаивает на том, чтобы оба члена экипажа имели медицинское образование».

Когда объявили перерыв, Герман вышел первым. Комиссия попросила полтора часа на последние размышления. Герман подумал и ушел из представительского здания. Хотелось простой, настоящей работы. «Отвезите меня в ЦУП», – попросил он водителя служебного транспорта. Тот понимающе кивнул.

В ЦУПе шла обычная тренировка, и, как всегда, пришлось долго ждать лифта. Наконец-то он доплелся до первого этажа, и из него выкатилась шумная компания молодых людей с видеотехникой. Один из парней показался знакомым, но Герману было некогда раздумывать, где он мог его видеть. Скорее всего, в отряде. Кому-то покрасоваться захотелось. Сюжет для видеоблога, поди, снимали.

Герман достал платок и вытер пот со лба. Коммуникатор вжикнул коротко – сообщение. Новости дня, все та же любимая «USA Today». За последние полгода Герману стало совсем просто общаться на двух языках сразу, как будто так и надо. Он взглянул на заголовок: «Состав экипажа определен». Стиснул зубы и открыл текст.

«Прения по составу первого экипажа РКК шли несколько часов. Наконец, придя к предварительному соглашению, комиссия готовится к утверждению кандидатов», – дальше дочитать не удалось. Но свою фамилию Герман успел увидеть. Выдохнул и поехал за кофе к «Баристе». А по пути вспомнил, что за парень встретился ему в лифте. Восходящая звезда Голливуда, Стенли Райз. Там как раз начали съемки первого за многие годы космического блокбастера про станцию «Мир». И он в одной из главных ролей. То-то посмотрел так обиженно – не привык, видимо, чтобы его не узнавали. Забавно получилось. Надо Рине рассказать.

На объявление результатов комиссии Герман успел вовремя. И удивился, увидев старых знакомых: Инну Дугину, ту самую даму из ИКБ, а рядом с ней – девушку-переводчицу. Ну, сейчас-то она тут для чего?

Дама из ИКБ поднялась, протягивая руку:

– Поздравляю вас, господин Станев. Комиссия утвердила вас как первого командира экипажа. Есть ли у вас предпочтения по составу команды?

Герман вздохнул. Был бы жив Анджей, были бы предпочтения. А сейчас…

– Я смогу сработаться с кем угодно, госпожа Дугина. Полагаюсь на выбор комиссии.

– В таком случае мы назовем кандидатов сами. Бортинженером станет Кристоф Кшесинский, недавний выпускник медицинской академии Балтимора, США. А космонавтом-исследователем – доктор Мария Нестерова из ИКБ. Мы надеемся на плодотворное сотрудничество.

Герман подумал, что иногда стоит читать презентации на этих чертовых планшетах, а не доверять собственному воображению. А он-то решил – переводчица. И оба – не из отряда космонавтов, надо же. Но он сам сказал, что готов на любой состав. Позвольте, Кшесинский? Сын Анджея? Кшись? Но почему мне не сказали раньше? Вот это сюрприз!

Во время подготовки к полету очень много времени уделялось экспериментам. И освещали их в новостях тоже крайне подробно. Герман даже начал злиться – неужто вся программа РКК затевалась ради того, чтобы растить трехмерные кристаллы белка? Как будто это дело первостепенной важности. Но спорить не приходилось, тем более что растить кристаллы он умел и любил. Мария и Кристоф довольно быстро научились технике эксперимента в условиях земного притяжения, но вот повторять ее в невесомости пока что не выходило. Приходилось брать дополнительные часы на тренажере, то в нулевой плавучести, то в «двухэтажном» самолете. У Марии, серьезной и основательной, успехи появились раньше, а Кристофу порой мешала излишняя уверенность в собственных силах. Но постепенно удалось и наладить работу по выращиванию белков, и создать настоящую команду. Герман был доволен. К старту успели почти все.

В последний вечер перед стартом решили посмотреть «Белое солнце пустыни» и сыграть в подкидного дурака и в «Далекий путь Опоссума», объединив традиции обеих стран. Пока не удалось оставить командира дураком трижды, игру прекращать было нельзя.

– Почему? – поинтересовалась Мария серьезно. – Раньше считалось, что командир трижды дурак, да?

– Да нет, – рассмеялся Герман. – Просто традиция. Положено так. Было. Не хочется нарушать обычай, раз уж мы возвращаемся. Сдавайте карты, барышня.

«А вот еще одну традицию мы в новую программу не возьмем», – подумал он, решив не рассказывать ребятам совсем уж древнюю легенду про автобус перед стартом. – «Тем более что теперь нас туда не автобусом доставлять собирались, а спецвертолетом. Неудобно получится».

– Прадед, а правда, что раньше космонавты перед стартом… – Кшись внезапно осекся, покраснел и замолчал. – О, смотрите, у меня последняя карта! Все, командир трижды дурак, ложимся спать!

Видимо, двойные традиции помогли: «Белое солнце» и две правильно сыгранные партии в карты обеспечили отличный старт и плавный вход в работу. Невесомость встретила всех троих ласково – редкий случай, не пришлось терять время на адаптацию. Кшись, правда, немного пострадал, но освоился примерно через сутки. Марии вообще не пришлось привыкать, да и сам Герман на удивление быстро вошел в рабочий режим. И с удивлением узнал, что эти окаянные кристаллы и впрямь основная цель миссии. В ИКБ сумели показать, что белок, принявший невозможную в земных условиях конфигурацию, обладает совершенно иными свойствами и на его основе возможно создать эффективную вакцину от того самого фульминантного птичьего энцефалита, который успел погубить значительную часть населения Земли.

В первую ночь на орбите, закрепив гамак на стене модуля, Герман впервые счастливо улыбнулся, засыпая.

Он стоял на ребре открытого люка, глядя на свои ярко-синие ботинки с золотым кантом. Аккуратно запаянные по шву, чтобы обеспечить полную герметичность. Стоял и улыбался. Потому что внизу, по новой, только что открытой планете, ходил Кшись. И под его ногами земля из серой и безжизненной становилась совершенно земной – зеленой и радостной.

Он сделал всего один шаг.

Ноги утонули в мягком зеленом ковре.

«Добро пожаловать на Ка-Ро-Эл-Один», – произнес приятный голос.

Герман улыбнулся еще шире и понял, что просыпаться ему совсем не хочется.

Олег Дивов

На три буквы

В начале было слово, и слово было в небе, и слово было МАШ.

Обалдевшая Москва таращилась вверх, где по черному небосводу летел квадрат цвета слоновой кости, а на нем ярко горели три красные буквы. По всему городу визжали тормоза, доносились глухие удары металла о металл. Публика на тротуарах стояла, как загипнотизированная.

Жаботинский закрыл окно, вышел в общий зал и рявкнул:

– Внимание! Кто с кем договаривался насчет… – он ткнул пальцем в потолок. – Звоните, обещайте денег, обещайте что угодно, но пусть забудут про нас. И пусть сотрут наш пресс-релиз. Его не было. Ничего не было. Мы в этом не участвуем. Мы знать не знаем компанию «ПАКС» и вообще не интересуемся космосом. Как созвонитесь – бегом по домам и сидеть тихо! И не дай бог…

– Ину! – крикнули ему в ответ.

Он бросился к окну.

В вечернем небе над столицей висело новое ярко-красное слово.

И слово было ИНУ.

Жаботинский застонал.

Он в общем и целом сразу понял, что никакое это не начало, а форменный конец. Да такой, что загляденье просто. Случаются концы бесславные, а наш – с поистине космическим размахом. Гроб с музыкой. Пафосный, даже в некотором смысле изысканный конец деловой репутации рекламного агентства «А1» и его директора персонально. Годы пройдут, а коллеги будут говорить: «Помнишь, как накрылся Саша Жаботинский? И ведь неглупый был мужик…»

За тридцать лет в рекламе Жаботинский научился самые невероятные проколы выставлять подвигами, но тут он просто не видел шансов.

Прилетели, называется.

Проблемы с космической автоматикой у русских традиционные, давно и хорошо изученные, они не менялись со времен первых «лунников» – то гайка завернута от руки, то пиропатрон залили эпоксидкой, то по электронному блоку летает забытая шайба, а то и сам этот блок стоит с переворотом на сто восемьдесят градусов, да еще ласково обстукан киянкой, потому что не лез в гнездо.

Если просто отвалилась пайка, это даже как-то не по-нашему.

Поэтому, когда солнечный парус раскрылся на орбите штатно, но проектор системы контроля отчего-то не включился, Жаботинский сказал себе: «А ведь я молодец». Ни одной утечки, никаких слухов. Полет экспериментального парусного корабля начался успешно. По ночам в небе пролетает светящийся квадрат размером с полную Луну, красота-то какая, радуйтесь, люди.

Ну да, гладенький такой, равномерно освещенный квадрат. А вы какой хотели? В клеточку? В горошек? В цвет российского флага? Ну извините, в следующий раз. Спасибо за идею, мы подумаем.