Возвышение Сайласа Лэфема - Уильям Хоуэллс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общей комнате красивая девушка за пишущей машинкой подняла на него глаза.
— Мистер Лэфем у себя? — спросил он; и после паузы для размышления, которой клерки любят отвечать постороннему, один из них, подняв голову над конторской книгой, кивком указал на внутреннее помещение.
Лэфем узнал его по голосу и встал, весьма озадаченный, навстречу Кори, когда тот открыл дверь матового стекла. День был жаркий, и Лэфем был без пиджака. В его обращении не было и следа хвастливого радушия, с каким он несколько дней назад встретил Кори в своем доме. Он смотрел на молодого человека, ожидая, что тот объяснит, какое невообразимое дело могло привести его сюда.
— Не присядете ли? Как поживаете? А меня прошу извинить, — добавил он, разумея отсутствие пиджака. — Я прямо изжарился.
Кори засмеялся.
— Я готов сам просить разрешения снять пиджак.
— Снимайте! — воскликнул с удовольствием полковник. Есть нечто в человеческой природе, отчего человеку, снявшему пиджак, хочется видеть всех других в том же неглиже.
— Так я и сделаю, но прежде отниму у вас две минуты, — сказал непринужденно молодой человек, подвигая предложенный ему стул к бюро, за которым уселся Лэфем. — Но, может быть, у вас нет для меня этих двух минут?
— Есть, — сказал полковник. — Я как раз собрался кончать работу. В вашем распоряжении двадцать минут, а потом я за пятнадцать успею на катер.
— Отлично, — сказал Кори. — Я хочу, чтобы вы взяли меня в свою фирму.
Полковник онемел. Он повернул к двери толстую шею, чтобы убедиться, что она закрыта. Ему не хотелось, чтобы кто-либо в конторе услышал это, но, кажется, дал бы любую сумму, чтобы слова Кори слышала сейчас его жена.
— Полагаю, — продолжал молодой человек, — что мог бы просить нескольких известных вам лиц подтвердить мое трудолюбие и трезвость и рекомендовать меня за деловые качества. Но я решил не утруждать никого рекомендациями, пока не узнаю, что есть надежда или хоть тень надежды, что я вам нужен.
Лэфем справился, как мог, со своим изумлением. Он еще не простил Кори заявление миссис Лэфем, что тот не снизойдет до занятия минеральной краской; и хотя был сперва ошеломлен, не собирался допустить даже предположения, будто кто-то может его краской гнушаться.
— А как вы думаете, на какую должность я вас возьму? — На его фабрику требовались рабочие, и Лэфем притворился, будто Кори именно туда и нанимается. Было ли это приятно Лэфему или нет, но, спросив, он все же слегка покраснел.
Кори ответил, не чувствуя обиды:
— Боюсь, что мне самому это не вполне ясно; но я кое о чем справился.
— Надеюсь, — прервал его Лэфем, — вы не придали значения, ну, тому, что он понаписал в «Событиях»? — Появление в печати интервью, написанного Бартли, Лэфем встретил со смешанными чувствами. Сперва он ощутил тайное удовольствие, но вместе и опасение, понравится ли жене то, что Бартли написал там о ней. Она как будто не обратила на это особого внимания, и Лэфем был благодарен ей уже за это. Потом дочери стали над ним потешаться; и он, отмахиваясь от шуток Пенелопы, с досадой заметил, что Айрин уязвлена вульгарностью статьи. Деловые знакомые встречали его понимающими улыбками, намекавшими на небескорыстный характер похвал, — улыбками людей, которые сами через это прошли и знают, что к чему. Лэфем имел сомнения насчет того, как приняли это его клерки и подчиненные; он некоторое время вел себя с ними с суровым достоинством, а в общем остался недоволен. Он предполагал, что все эту газету прочли.
— Не знаю, о чем вы, — ответил Кори. — Я редко читаю «События».
— Да так, пустяки. Прислали одного малого взять у меня интервью, и он там все напутал.
— Кажется, это всегда так, — сказал Кори. — Нет, я не читал. Вероятно, номер вышел, когда меня еще здесь не было.
— Да, вероятно.
— Мысль, что я могу быть вам полезен, подсказал мне один из ваших рекламных буклетов.
Этими буклетами Лэфем гордился; он считал, что они отлично составлены.
— Что же там было?
— Я мог бы вложить в дело небольшой капитал, — отважился Кори. — У меня найдутся кое-какие суммы, но я не думаю, что вам это нужно.
— Нет, сэр, не нужно, — напрямик ответил полковник. — У меня был одно время компаньон, и с меня хватит.
— Да, — согласился молодой человек, имевший свое представление о возможностях или, быть может, смутные надежды, свойственные молодым. — Я на это не претендую. Но я знаю, что вы вывозите вашу краску за границу. Тут я мог бы быть полезен вам, и себе тоже.
— Как? — коротко спросил полковник.
— Видите ли, я неплохо знаю два-три языка. Французский, немецкий и немного испанский.
— То есть можете говорить на них? — спросил полковник со смешанными чувствами робости и пренебрежения, какие подобный человек испытывает к подобным познаниям.
— Да, и написать грамотное письмо на любом из них.
Лэфем потер нос.
— Ну, письма мы можем давать перевести.
— Кроме того, — продолжал Кори, если и обескураженный, то не показывая этого, — я знаю страны, куда вы намерены сбывать свою краску. Я там бывал. И в Германии, и во Франции, и в Южной Америке, и в Мексике; ну и конечно в Италии. Думаю, что в любой из этих стран я мог бы выгодно продавать ее.
На лице Лэфема мелькнуло одобрение, но он покачал головой.
— Она находит сбыт, где только есть спрос. Нам невыгодно посылать кого-то присматривать за этим. Вся прибыль уйдет на ваше жалованье и оплату ваших расходов.
— Да, — храбро ответил молодой человек, — если надо платить мне жалованье и оплачивать расходы.
— Не предлагаете же вы работать задаром?
— Я предлагаю работать на комиссионных началах. — Полковник снова хотел покачать головой, но Кори поспешно добавил: — Я навел справки о краске прежде, чем идти к вам. Я знаю, как ее ценят все, кто в этом смыслит. Я верю в нее.
Лэфем, глубоко тронутый, поднял голову и взглянул на молодого человека.
— Это лучшая краска во всем божьем мире, — произнес он торжественно, точно молитву.
— Это лучшая, какая есть в продаже, — сказал Кори и повторил: — Я в нее верю.
— Вы в нее верите, — начал полковник и умолк. Если бы деньги обладали подобной силой, он отдал бы годовой доход, лишь бы миссис Лэфем была сейчас тут. Сердце его смягчилось по отношению к молодому человеку не только как ко всякому, кто верил в его краску; но и потому, что он чувствовал себя виноватым перед ним: выслушивал клевету на его разум и деловое чутье, терпел, когда его обвиняли совершенно напрасно.
Кори встал.
— Не стану отнимать у вас более условленных двадцати минут, — сказал он, вынимая часы. — Я не жду немедленного ответа. Прошу лишь обдумать мое предложение.
— Не спешите, — сказал Лэфем. — Сядьте! Я хочу рассказать вам о краске, — добавил он голосом, осипшим от волнения, о котором не догадывался слушатель. — Я хочу все о ней рассказать.
— Я мог бы проводить вас до катера, — предложил молодой человек.
— Ничего! Могу ехать и на следующем. Вот поглядите. — Кори снова сел, а полковник открыл один из ящиков и вынул фотографию местности, где находились залежи. — Вот где мы ее добываем; на фотографии все гораздо хуже, — сказал он, словно неумелый фотограф исказил черты любимого лица. — Местность — из самых красивых во всей стране. А вот тут, — он указал толстым пальцем, — самое то место, где отец нашел краску — больше сорока лет назад. Да, сэр!
Он рассказал всю историю, не опуская подробностей и позабыв о катере; клерки в общей комнате сняли холщовые рабочие пиджаки и облачились в пиджаки из фланели или дешевой ткани в полоску. Ушла и молодая особа; остался один лишь швейцар, который время от времени шумно и с явными намеками то закрывал где-то ставень, то водружал что-то на место. Полковнику пришлось прервать наслаждение, какое доставляла ему самому автобиографическая история краски.
— Вот оно как было, сэр.
— Очень интересно, — сказал Кори, переводя дух; оба они поднялись, и Лэфем надел пиджак.
— Вот именно, — сказал полковник. — А почему бы, — добавил он, — нам не продолжить разговор? Для меня все это неожиданно, и я еще не вижу, как вы возьметесь за дело, чтобы оно окупилось.
— Я готов рискнуть, — ответил Кори. — Повторяю, что я в это верю. И сперва попытался бы в Южной Америке, скажем, в Чили.
— Слушайте-ка, — сказал Лэфем, держа в руке часы. — Я люблю все доводить до конца. Мы как раз поспеем на шестичасовой. Вот бы и вам со мной в Нантакет. И ночевать оставлю. Тут мы все и обговорили бы.
Молодое нетерпение Кори откликнулось на страстное нетерпение старшего.
— Пожалуй, я мог бы, — позволил он себе сказать. — Мне бы тоже хотелось окончательно все выяснить, особенно выяснить к общему удовольствию.
— Посмотрим. Деннис! — позвал Лэфем швейцара, и тот появился. — Хотите, пошлем сказать к вам домой?
— Нет. Мы с отцом приходим и уходим как хотим, не спрашиваясь. Если я сегодня не вернусь, он так и будет знать. Вот и все.