Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии - Гай Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он чуть наклонился вперед, всматриваясь в мое взволнованное лицо:
— Что именно?
— Вера, — ответил я пламенно и перекрестился.
Бабзани саркастически улыбнулся, кардиналы промолчали, даже отвели от меня вопрошающие взоры, словно им стало за меня неловко. По их лицам я видел, насколько глупо выгляжу, здесь не деревенские попики, которые и сами могут верить, я стою перед коллегией кардиналов, а это все прожженные политики, все верят только в силу церкви, как общественной организации, которая должна быть направлена на улучшение нравов дикого и злобного человеческого стада.
— Мы не этого ответа, — заметил кардинал Гальяниницатти, — ждали от великого Фидей Дефендера…
Кардинал Мариоцетти ехидно усмехнулся:
— Что вы хотите, он же всего лишь король.
Он начал подниматься, за ним другие, уже поворачиваясь в сторону выхода, я крикнул во весь голос:
— А что, по-вашему, означает замедленное приближение Багровой Звезды?
— Замедленное? — переспросил Бабзани с удивлением.
Я ощутил промах, сказал поспешно:
— Я не знаток, конечно, с какой скоростью и как должно это приближаться, дела Господни вне нашего разумения, хоть мы и по Его образу и подобию! Однако же, как мне кажется… мне кажется, Господь не настолько слаб, чтобы не в состоянии смести человечество одним ударом!
Они остановились, кардинал Бабзани взглянул на меня зорко:
— А у вас, сэр Фидей, объяснение уже готово?
— Да! — выпалил я. — Господь давал такой же точно шанс поколению Ноя!.. Ему вообще отпустил сто тридцать лет, пока Ной сажал кедровую рощу, из которой должны вырасти деревья для постройки ковчега!.. Или, полагаете, Господь не мог вызвать потоп сразу?
Они переглядывались, двое кардиналов все же направились к двери, но Бабзани вскинул руки и молча призвал остальных опуститься на свои места.
— Вопрос интересный, — признал он со вкусом, — но это не значит, что ответ именно тот, который устраивает вас, юный Защитник Веры.
— Ответ можно придумать любой, — отрезал я. — Уверен, здесь досужие умы именно в таких спорах и диспутах как раз и оттачивают мастерство. Однако вот самое реальное объяснение: Господь дает нам время!
Бабзани спросил с интересом:
— Для чего?
— Для всего, — сказал я с вызовом. — Он дал нам свободу воли, теперь мы сами отвечаем за все, и вот Он желает увидеть, ответим ли? Или же, как и люди во времена Ноя, будут продолжать заниматься своими делами?
Мариоцетти спросил со своего места:
— А зачем Ему это?
— Потому что Он хочет, — выпалил я, — чтобы мы спаслись! Но Он хочет, чтобы спаслись сами. Это проверка… такая же была во времена Ноя, но тогдашние народы ее не выдержали. Но мы… мы должны принять вызов!
— Как? — спросил Бабзани с тем же интересом, его, похоже, забавляет мой пыл и детская вера в то, что удастся переломить то, чему суждено свершиться. — Как?
— Главная ошибка современников Ноя, — сказал я, — была в том, что насчет потопа просто не поверили. Но на этот раз Господь сделал так, что мы зрим приближающийся потоп, на этот раз уже огненный.
— Но времени дал меньше, — уточнил Мариоцетти.
Я перекрестился и сказал твердо:
— Господь никогда не возлагает ношу большую, чем люди могут вынести. Значит, если будем бороться с верой в сердце и яростью в душе, если не будем щадить себя во имя жизни наших детей, близких и вообще человечества… то сможем остановить погибель всего мира!
— Блаженны верящие, — пробормотал он.
— Значит, — спросил я остро, — вы не верующий?
Он поморщился:
— Верующий — не значит верящий, вы должны бы такое знать…
Глава 9
Он умолк на полуслове, быстро повернулся в сторону двери и склонился в почтительнейшем поклоне. Слуги, неподвижные и молчаливые, как големы, распахнули обе створки. Из коридора в комнату заседаний медленно вошел человек, чье величие сразу заполнило пространство, как если бы вошел большой слон с золотым паланкином магараджи на спине.
Кардиналы поспешно встали, склонили головы и остались в таком положении. Папа, сгорбленный, но с поддерживающими его под руки помощниками, скорее из почтительности, так как сам довольно бодро прошел к оставленному для него трону, жестом повелел сесть замершим в смиренном молчании кардиналам.
Держа богато оформленные томики Библии в руках, медленно и важно заняли места за спиной папы помощники, перекрестились, переложив книги в левые руки, смиренно опустили головы.
Библии у всех рукописные, как я и ожидал, но одна привлекла внимание очень уж нестандартным оформлением, словно над ней поработали не только ювелиры, у всех книги украшены серебром и золотом, а еще и высококвалифицированные дизайнеры.
— Мы все знаем, — сказал кардинал Бабзани, обращаясь вроде бы ко всем, но вводя в курс папу, — почему собрались. По настоянию Верховного Инквизитора северных королевств отца Дитриха проработали еще раз вообще-то уже решенный вопрос…
Я вскинул руку и заговорил быстро, не дожидаясь, когда председательствующий даст мне слово, а то вдруг да не даст, что скорее всего:
— Сберегая ваше драгоценное время, сообщу, к вашему облегчению, что приоритеты несколько сместились!
Бабзани грозно сдвинул брови над переносицей:
— Что еще?
— Вопрос о деснице Господа, — сказал я громко, — поднимать не будем! Взамен сообщу радостную весть насчет падших ангелов. Большая часть из них, находясь на исправительных работах в аду, уже осознали свою ошибку! Они раскаялись и со слезами на глазах готовы просить прощения и милости Господа.
Я посмотрел на всех радостными глазами, но кардиналы мало того, что промолчали, лица все такие же мрачные, кое у кого стали еще темнее, любые перемены вызывают страх и причиняют неудобства.
Кардинал Бабзани поинтересовался строго:
— Это, конечно, благая весть, за что благодарим, однако какое это имеет отношение…
— К сожалению, — продолжил я быстро, обращаясь к нему, но поглядывая на неподвижного папу, — небольшая часть ангелов, всего один-два миллиона, совсем пустяк, не только не желают пойти на примирение, но стараются еще больше обострить существующую международную обстановку на местах и всюду!
Кардиналы смотрят с такими же неподвижными лицами, я слышал как-то, что в старости некоторые приучились спать с открытыми глазами, а Бабзани поинтересовался:
— Лорд Дефендер, безусловно, это очень великое событие… но почему вы полагаете, что папской курии до этого есть дело?
Я посмотрел на папу, тот молчал, я сказал пламенно:
— Папской курии до всего должно быть дело, ибо на папе держится весь мир!
Папа взглянул на меня остро, Бабзани тоже перехватил взгляд понтифика, покачал головой:
— Звучит, признаю, очень даже, однако…
— Ангелы небесного легиона, — сказал я, — совместно с раскаявшимися ангелами ада готовятся нанести поражение новым мятежникам и окончательно решить вопрос о гнусной ереси в рядах посланцев Господа!..
— И?
— Но сложность в том, — сообщил я, — что ангелы не могут убивать ангелов, а ниже ада их уже не сбросишь. На этот раз нужно такое оружие, чтобы убивало ангелов, а это может сделать только человек. Потому мятежники освободили из котлов грешников и дали им оружие, чтобы те могли убивать небесных ангелов!
Кардиналы начали негромко переговариваться, папа все еще молчит и рассматривает меня испытующе.
— Это серьезно, — проговорил Бабзани с озадаченностью в голосе. — Что просит Великий Инквизитор?
— Дать мне оружие, — сообщил я, — из тайных хранилищ Ватикана. Я его немедленно верну, как только подавим гнусный мятеж против законной власти.
Кардиналы заговорили громче, я чувствовал возмущение такой наглостью, а Бабзани сразу покачал головой.
— Оружие библейских времен, — произнес он, — не может быть передано человеку даже на время.
— Почему? — спросил я. — Мир вот-вот погибнет! Вы это знаете. Почему нельзя?
Папа продолжал рассматривать меня, а кардинал Бабзани, как глава коллегии и, как догадываюсь, ее декан, посмотрел на меня свысока и уничижительно.
— Вас не удовлетворяет запрет папской курии, — спросил он, — одобренный папой Карлом Восьмым?
— Это когда было? — спросил я. — Тогда мир не готовился сгореть в адском пламени! Я обращаюсь к его святейшеству сказать наконец-то свое веское слово. Он и только он определяет в данное время, что можно использовать, а что нельзя, но мы все понимаем, использовать нужно все, до чего можем дотянуться! Когда Господь велел нам плодиться и даже размножаться, Он хотел, чтобы мы жили! Это Его самая первая и самая важная из заповедей!
Кардинал Бабзани помедлил, бросил осторожный взгляд на папу, все еще погруженного в раздумья.
— Знамение в небе, — произнес он значительно, — есть ясное доказательство Божьей воли…
— Это знамение можно толковать по-разному, — возразил я. — Что скажет его святейшество?