Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как! Дядюшка, – заговорил тут Ламбег, – вы взаправду можете предлагать себя в охранители убийцы наших законных сеньоров? О! если бы люди знали, сколько сраму вы от него натерпелись, вас бы уже не слушали и не принимали ни в одном придворном суде[40].
– Милый племянник, твои речи не удивляют меня; нельзя требовать большого ума от того, кто сердцем дитя. Ты не раз доказывал свою храбрость, но тебе нельзя еще не сверяться с зерцалом безупречной честности. Позволь мне передать тебе толику разума, которого тебе недостает. Пока ты значишься среди юнцов, будь скромнее в советах; не говори, пока не выскажутся старшие. В битве тебе не должно дожидаться ни молодых, ни старых: бросайся вперед среди первых, руби лучше всех, коль умеешь. Но на совете отрокам пристало подождать зрелых мужей; и если прекрасно умереть на поле боя, то постыдно заговорить не в свой черед, чтобы изречь неразумное слово. Все, кто мне внимает, лучше тебя умеют отличить, где ум, а где глупость. Кое-кто, быть может, все же потребует голову Клодаса; но как мы тогда избежим поношения за то, что убили без суда своего законного сеньора? По доброй ли воле или против, но разве мы ему не присягали и не клялись в верности, смыкая руки? А единожды приняв обязательство, разве не должны мы охранять его особу от всех и вся? Величайшая измена – поднять руку на своего сеньора, и мы знаем это. Если он дурно обошелся со своим вассалом, тот должен представить жалобу в суд, который вызовет его по истечении двух недель, дабы он доказал свое право. Если же сеньор откажется возместить причиненное зло или признать таковое, пусть вассал отзовет свою присягу, но не втайне, а при всем собрании баронов.
Но и отвергнув присягу, вассал еще не возымеет права убить своего прежнего сеньора, по меньшей мере, если тот не нападет первым. Вот теперь, сеньоры и горожане, если вы заверите меня в том, что королю Клодасу нет причины вас опасаться, пока он под моей охраной, я согласен держать его у себя в плену; если же вы откажетесь, пусть тогда каждый поступает, как ему угодно! Но я хотя бы не погублю свою душу, а на этом свете свою честь, потворствуя казни без суда того, кто был моим законным сеньором.
Фарьен удалился, чтобы дать им вволю посовещаться. Верх взяли юнцы с первым пушком на щеках, подстрекаемые Ламбегом, настояв на том, что не станут разоружаться, если Клодас не сдастся без условий и без ходатайства к другим судьям. Они изъявили это Фарьену, и он немедленно пошел к королю Клодасу.
– Сир, защищайтесь, как только можете: они не желают внимать рассудку, они требуют, чтобы вы сдались им без всяких условий.
– А вы, Фарьен, что вы мне посоветуете?
– Стоять насмерть; правда от них отвернулась и обратилась к вам, и каждый из ваших людей, поверьте, будет стоить двоих с их стороны. Как ваш вассал, я отмежевался от тех, кто желает вашей погибели; но, сир, поклянитесь мне на святых, что вы ничего более не замышляете против сыновей короля, моего прежнего сеньора, что они оба живы и что вы не намерены их казнить. Не то чтобы я сомневался в вашей честности; но лишь ради того, чтобы ваша клятва облегчила мне душу и позволила мне утверждать перед любым судом, что я вернулся к вам единственно из чувства долга.
Клодас подал ему левую руку и, вытянув правую к монастырю, видному невдалеке, произнес:
– Клянусь святыми сего монастыря, что дети короля Богора Ганнского не убиты и не ранены моею рукой; я не ведаю, что с ними стало, и будь они в Бурже, у них бы не было причин опасаться меня, хоть они и доставили мне величайшее горе.
Осада дворца началась повторно. Клодас защищался, как лев; Фарьен не желал наставлять свою глефу ни на одного рыцаря земли Ганнской; но довольствовался тем, что защищал особу короля, разоружая тех, кто подступался слишком близко. Ночь вынудила осаждавших отойти, не успев проделать в стенах ни малейшей бреши. Один малопочтенный рыцарь, шателен Отмюра, предложил обратиться к совету Фарьена и дать слово не посягать на жизнь Клодаса, пока тот пребывает у Фарьена под стражей.
– Мы с Ламбегом, – сказал он, – не дадим от себя такого слова: нас не будет среди тех, с кого возьмет клятву Клодас. Тем самым мы останемся вольны отомстить злодею-королю за все.
Если рыцари и горожане Ганна и не желали преступить клятву, им вовсе не претило увидеть, как от нее уклоняются другие. Они послали к Фарьену сказать, что сговорились дать слово не посягать на жизнь Клодаса, если Клодас согласится остаться в плену. Фарьен передал сказанное королю, предвидя все же, что Ламбег и шателен Отмюра едва ли смогут обуздать свою злую волю.
– Сир, – сказал он ему, – я довожу до вас то, что предлагают жители города; но в любом случае надобно оградиться от измены; коль скоро вы под моей охраной, то на меня и падет вечный позор, если вас постигнет несчастье. Я вовсе не люблю вас, вы это знаете; напротив, я вас ненавижу и только жду законного случая, чтобы отомстить за мое личное оскорбление; но я никому не дам права усомниться в моей честности. Мой вам совет: облачите в ваши доспехи одного из двух рыцарей, готовых разделить с вами плен.
– Фарьен, – ответил Клодас, – я вам доверяю, я сделаю все, что вам угодно будет мне посоветовать.
Вместе с королем Фарьен вышел к жителям города:
– Господа, я переговорил с нашим сеньором королем. Он согласен пребывать у меня в плену, полагаясь на слово, даваемое мне вами, не пытаться вырвать его из-под моей охраны. Подойдите, сир король Клодас: обещайте стать моим пленником с того часа, какой я укажу.
Король поднял руку и дал требуемую клятву.
– Я хочу также, чтобы при вас были два самых высокородных барона из ваших земель, к примеру, владетели Ша-тодона и Сен-Сира. Венценосному королю не пристало быть в неволе в обществе бродяг или нищей челяди.
Клодас вернулся назад и без труда уговорил пойти за собою двух баронов, названных Фарьеном; он пришел с ними вместе, но прежде обменялся доспехами с сеньором Сен-Сиром.
