Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис

дитя, самое неуемное, каких только видывал свет; недаром ведь и Галеот, доблестный правитель Дальних островов, назвал его Необузданное сердце в тот день, когда его посвятили в рыцари[36].

Накануне оба брата, сидя за ужином, ели с отменным аппетитом и, по обыкновению, из одной миски, как вдруг Лионель метнул взгляд на Фарьена, своего наставника, и увидел, как тот отвернулся, скрывая слезы.

– Что с вами, дорогой учитель, почему вы плачете? – спросил он.

– Не волнуйтесь, – ответил Фарьен, – ни к чему об этом говорить.

– А я все же хочу знать и прошу вас как верноподданного сказать мне.

– Ради Бога, – сказал Фарьен, – не вынуждайте меня говорить о том, что вас только огорчит.

– Ах, так! Я не буду есть, пока не узнаю.

– Что ж, я вам скажу: я думал о былом величии вашего рода; о тюрьме, в которую вы заточены; о большом сборе двора, созываемом сегодня там, где вам пристало бы созывать свой.

– Кто это посмел созывать свой двор там, где положено быть моему?

– Это король Клодас Пустынный; он ныне правит в этом городе, главнейшем из вашего наследия. Сегодня он посвятил в рыцари своего сына, и для меня великое горе – видеть, как унижен именитый род, к коему Господь до сего времени так благоволил.

Слушая Фарьена, юнец почувствовал, как сердце его возбухает; он ударил ногой по столу, опрокинул его и поднялся с багровыми глазами, с пылающим лицом, как будто щеки его насквозь прожигала кровь. Чтобы унять свою боль, он вышел из каморки, поднялся наверх и, облокотясь, приник к оконцу с видом на луга. Вскоре к нему подошел Фарьен:

– Сир, ради Бога, скажите, что с вами; зачем так покидать нас? Вернитесь за стол, вам нужно поесть; хотя бы сделайте вид ради вашего брата, ведь он один не прикоснется к миске.

– Нет, оставьте меня, я не голоден.

– Ладно же, тогда и мы не станем есть.

– Вот еще! Разве вы не мои люди – мой брат, его наставник и вы? Я хочу, чтобы вы вернулись за стол, а сам я есть не буду, пока не исполню то, что задумал.

– Скажите мне, что вы задумали; вы должны довериться тем, кто может подать вам совет.

– Не скажу.

– Ну, так я ухожу с вашей службы; с того дня, как вы перестали просить у нас совета, от нас проку нет.

Фарьен отступил на шаг назад, и Лионель, нежно его любивший, воскликнул:

– Э! Учитель, не покидайте меня: я без вас умру; я вам все скажу. Я не хочу садиться за стол, пока не отомщу этому королю Клодасу.

– И как вы надеетесь это исполнить?

– Я вызову его поговорить со мной, а когда он придет, я его убью.

– А когда вы его убьете, что потом?

– Разве люди этой страны не мои подданные? Они придут мне на помощь, а если не придут, со мною будет милость Божья, ведь Он заступник правого дела. И смерть окажется во благо, если я приму ее, отстаивая мое право! Не лучше ли с честью умереть, чем уступить кому-то свое наследство? Разве это не облегчит мою душу; а тот, кто лишает наследства королевского сына, не отнимает ли у него нечто большее, чем жизнь?

– Нет уж, дорогой сир, – отвечал Фарьен, – не делайте этого: так вы потеряете жизнь прежде того, кого вознамерились убить. Подождите, пока вы возмужаете; тогда у вас будут друзья, защитники вашего права.

И столько уговаривал его Фарьен, что Лионель согласился отложить свои мстительные замыслы до лучших времен.

– Только сделайте так, – сказал он, – чтобы я не видел ни Клодаса, ни его сына; при них я не сумею сдержаться.

Он лег в постель, а Фарьен не мог уснуть, зная, что ничто не может отвратить Лионеля от его намерения. Назавтра наставнику вновь пришлось прибегнуть к уговорам, чтобы убедить обоих братьев не изнурять себя постом. Они сидели за столом, когда прибыл коннетабль короля Клодаса. Как благородный и учтивый рыцарь, он преклонил колени перед Лионелем и промолвил:

– Сир, вас приветствует монсеньор король. Он призывает и просит вас с братом и с вашими наставниками прибыть ко двору; он намерен принять вас, как подобает королевским сыновьям.

– Иду! – тотчас воскликнул Лионель, встав и просияв от радости. – Дорогой учитель, уделите время этим благородным сеньорам, пока я отлучусь ненадолго в соседнюю комнату.

Он выбежал, позвал камергера и потребовал у него богато отделанный нож, подаренный ему для забавы. Пока он прятал его под платье, Фарьен, обеспокоенный тем, что он затеял, вошел, увидел клинок и выхватил у него из рук.

– Если так, – сказал Лионель, – я отсюда не выйду; я вижу, вы ненавидите меня, раз отбираете мое имущество, мою грядущую радость.

– Но, сир, – возразил Фарьен, – вы хорошо подумали? Зачем вы хотите взять с собою это оружие? Дайте его мне, я сумею его спрятать лучше вас.

– А вы отдадите мне его, когда я потребую?

– Да, если вы употребите его только по моему совету.

– Я не намерен делать ничего зазорного и ничего, что обернулось бы вам во вред.

– Вы обещаете?

– Послушайте-ка, дорогой учитель: нож у вас, вот и храните его; может быть, вам он пригодится больше, чем мне.

XI

Они вернулись в залу и вскоре пустились в путь; дети верхом на двух рысистых лошадях, их наставники позади на крупах. При их приближении все придворные вышли поглядеть на них. На них взирали с любопытством, плакали, молили Бога вернуть им когда-нибудь их владения; оруженосцы старались наперебой, помогая им сойти на землю. Они взошли по ступеням, держась за руки. Среди рыцарей короля Клодаса немало было тех, кто прежде служил королям Ганна и Беноика и теперь не без опаски провожал глазами прекрасных отроков, подвластных королю Пустынной земли. Лионель выступал, подняв голову, гордо оглядывая залу, как юный отпрыск высокого и знатного рода.

Клодас же восседал под балдахином на богато украшенном троне. На нем было то самое платье, в котором его венчали на Буржский престол. Перед ним на серебряном поставце сияла королевская корона, а на другом, подобном канделябру[37],– ясный и разящий меч и золотой скипетр, усеянный драгоценными камнями.

Он любезно принял сыновей короля Богора и, казалось, был особо поражен благородным видом Лионеля. Он сделал ему знак подойти; отрок стал рядом с мечом и короной. Дабы оказать ему честь, король протянул ему свой кубок, предлагая испить из него. Но Лионель будто не слышал: он не отводил глаз от дивно сияющего меча. «Вот будет удача тому, –