Первая советская атомная подлодка. История создания - Николай Мормуль

Сразу после физпуска начались приготовления к выходу на мощность. Предстояло провести испытания на разных ее уровнях, в различных режимах работы турбины и всего турбозубчатого агрегата. Все пошло не так, как хотелось бы. При первом же разогреве контура теплоносителя, реактора, его систем образовывались течи. Приходилось немедленно охлаждать ГЭУ и устранять их способом, который уже описывался выше: собирать радиоактивную воду тряпкой в ведро и заваривать трещины. Попыток было предпринято несколько, после чего появились основания говорить о предварительном устранении целого ряда дефектов.

В конце 1955 г. под председательством вице-премьера В. А. Малышева было собрано совещание руководителей заинтересованных организаций. От Минсредмаша группу возглавлял Е.П. Славский, от Минсудпрома – Б.Е. Бутома, от Министерства оборонной промышленности – К.Н. Руднев. Военно-морской флот на совещании представлял главнокомандующий адмирал С.Г. Горшков. Я в то время находился в отпуске, и от нашей группы на него были направлены командиры экипажей, командиры БЧ-5 обеих лодок и старпом второго экипажа В. Зерцалов.

После ознакомления с итогами испытаний были приняты решения с жесткими сроками выполнения поставленных задач. Выслушав главнокомандующего ВМФ, Малышев убедился, что руководство флота осуществило далеко не все необходимые меры по скорейшему созданию подводных атомоходов. Один из руководителей Обнинской АЭС подлил масла в огонь, доложив, что ВМФ до сих пор не может решить вопрос о питании старшин и матросов в столовой. Чаша терпения оказалась переполненной.

– О какой сумме идет речь? – рявкнул Малышев. Оказавшийся кстати Зерцалов не замедлил с ответом:

– К двум рублям нужно добавить еще рубль с копейками!

Малышев только развел руками. Он назвал общую сумму заказа, в которой стоимость питания срочнослужащих была величиной, не вычленяемой по своей ничтожности.

– Ни одной мелочи не можете решить без правительства, – заключил Малышев и обратился к заказчику, министру среднего машиностроения. – Товарищ Славский, добавьте морякам по полтора рубля на день. Они заслуживают не только этого. А вы, Сергей Георгиевич, – повернулся к главкому Малышев, – видимо, еще не осознали всей важности создания атомного корабля. Имейте в виду – это будущее ВМФ.

Обсуждали на совещании и проблемы подготовки экипажа. Малышеву сказали, что осенью всех обучаемых придется уволить. Именно тогда он высказал столь логичное предложение: сделать экипаж целиком офицерским, за исключением разве двух-трех коков. В любом случае рекомендовал предусмотреть, чтобы в каждом отсеке вахту возглавлял офицер.

Значение этого совещания трудно переоценить. Состоись оно на год раньше, не было бы стольких трудностей при создании атомного флота. Да и наш экипаж удалось бы сохранить в его первоначальном виде и не растерять стольких ценных специалистов.

Надо отдать должное главкому: в короткий срок были сделаны все необходимые распоряжения, и флотская машина закрутилась. Вскоре появилась первая серьезная директива Главного штаба ВМФ по подводным атомоходам. Она была строго секретной и адресовалась только крупным руководителям.

С выходом директивы к нам в Обнинское повалили уже люди серьезные, которым требовались подробные сведения по тому или иному вопросу. Наши офицеры едва успевали в перерывах между сменной работой писать различные справки и предложения. В частности, Инженерному управлению ВМФ было поручено срочно подготовить базу для лодки. Конечно, заняться этим вопросом ему бы следовало еще до того, как лодка поступила в чертеж. Теперь же все забегали, когда узнали, насколько сложны параметры компонентов, необходимых для жизнедеятельности корабля. К причалу нужно подавать пар такого-то давления, воздух такого-то состава, воду двойной очистки – бидистиллат…

Руководство военно-морских учебных заведений начало готовиться к преподаванию курса по эксплуатации атомных энергетических установок.

Другим важным результатом директивы Генерального штаба стал приказ о создании атомного учебного центра ВМФ в Обнинском. К нам прибыл вновь назначенный начальник учебного центра, капитан 1 ранга С. В подготовке личного состава он совершенно не разбирался и толком даже не понимал, что ему поручено делать. Видимо, просто оказался непригодным на кораблях, и его, как у нас водится, решили пристроить на «менее ответственную», но все же руководящую должность. Что С. умел делать в совершенстве, так это отстаивать приоритет своих интересов перед другими.

Под его нажимом руководящий состав лодок надолго был лишен возможности выполнять свои основные обязанности. Один занимался бумагами, второй наблюдал за рытьем котлованов и траншей под казармы, третий следил за сохранностью поступающих грузов, четвертый просто постоянно должен был находиться под рукой, для того чтобы отвечать на «трудные» вопросы. Благо нами была отработана неплохая организация службы, обеспечившая в период набега С. безаварийную эксплуатацию ГЭУ и удовлетворительную воинскую дисциплину.

Но, даже если бы не было С. и его центра, командный состав теперь все равно бы с утра до вечера заседал – бюрократическая машина требовала ежедневный рацион. Где учить? Кого учить? Чему учить? Кто будет учить? Что необходимо предусмотреть в месте базирования лодок? Какие изменения следует внести в штатное расписание?

Сколько наезжающих в Обнинское посетителей, столько и справок.

Задания мы получали на месте и с вызовом в столицу. То и дело раздавался звонок: «Завтра к 9.00 представить проект предложений по такому-то вопросу». Ослушаться мы, естественно, не могли и всю ночь переделывали предложения, посланные в слегка иной форме лишь неделю назад. Что поделаешь, каждый начальник считал для себя необходимым на всякий случай быть готовым к ответу своему начальнику. Так что мы, довольные тем, что нами теперь интересуются, проклинали чиновничью страсть к бумаготворчеству.

В 1956 г. нас наконец передали в подчинение Ленинградской военно-морской базе, которой тогда командовал капитан 1 ранга И. Д. Кузнецов, а начальником штаба был известный подводник Герой Советского Союза М. И. Хомяков. Штаб отдельного дивизиона строящихся и ремонтируемых подводных лодок состоял из опытнейших специалистов, помощь которых могла быть неоценимой.

В Ленинграде осели с семьями, хотя и на частных квартирах, все наши офицеры неэлектромеханических специальностей. Все прошлое лето они проплавали в качестве стажеров на подлодках Северного флота, а теперь под руководством дивизионных специалистов обучались на заводах и в институтах.

Мне же с тех пор работы прибавилось. Теперь с малейшим запросом или для сдачи финансовых отчетов приходилось ездить не в Москву, а в Ленинград. Например, я вез туда тщательно приклеенные билеты в кинотеатр для срочнослужащих – кино им полагалось по уставу, а водили их в обычный кинозал, другого не было. Представив эти оправдательные документы, получал возмещение. Из Ленинграда же возил денежное довольствие на обе войсковые части. Денег получалось так много, что садиться с ними в поезд я не рисковал. Сдавал их в сберкассу на аккредитив, в Москве получал деньги в сберкассе и вез в Обнинское машиной.

Хотелось начать наконец заниматься своим основным делом – плавать!

И наступил день, намного приблизивший исполнение этого желания: Ленинградский дивизион лодок, которому нас подчинили, начал переезд к месту постройки первого атомного корабля.

В один прекрасный день мы узнали, что подразделение подводных атомных лодок существует и что офицеры и мичманы, служившие в Ленинграде, уже находятся в городе, где в годы первых пятилеток на болотистых северных берегах выросли гигантские цеха и эллинги судостроительного завода. До недавнего времени название этого города – Северодвинск – держалось в секрете (от советского народа, поскольку заинтересованные западные спецслужбы знали его давным-давно).

Наши ленинградские начальники не могли расстаться с городом на Неве, и вместо них были назначены новые. Отдельный дивизион атомных подводных лодок возглавил 35-летний капитан 2 ранга А. И. Сорокин, а начальником штаба стал капитан 2 ранга Я. П. Петренко. Еще несколько офицеров решились променять ленинградские проспекты на грязные улицы, покрытые дощатыми тротуарами, с деревянными зданиями и бараками. Зато белые ночи здесь оказались светлее и продолжительнее, чем в Ленинграде.

Городу предстояло вырасти на наших глазах – и вширь, и вверх. Подступающие к самым домам болота по окраинам города исчезали навеки под намытым песком, лужи на прямых, как в Ленинграде, проспектах покрывались асфальтом. Одним из самых привычных звуков в то время был грохот копра, забивающего мощные сваи то в мерзлый, то в топкий грунт. Новоселья в Северодвинске были столь же распространенным праздником, как и дни рождения.