Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной - Василий Лягоскин

– Это чтобы не сбежал, – усмехнулась Наталья, остановившись на мгновение перед койкой, вокруг которой уже мельтешили люди в белых халатах; точнее не белых, а светло-зеленых.

Крупина задержалась здесь, в палате, совсем ненадолго. Все, что ей нужно было узнать, она успела зафиксировать в памяти, а потом аккуратно просочилась за дверь, миновав крепкого охранника, безразлично окинувшего взглядом моряка, который чуть пошатываясь, вышел из больничного покоя. Очевидно, приказ он имел четкий – не пускать внутрь никого, кто не был зафиксирован в весьма ограниченном списке. Попасть в этот список агенту три нуля один еще предстояло.

– Но не сейчас, – Наталья еще сильнее сгорбилась и шмыгнула в другую палату – в противоположном конце коридора, вслед за носилками, которые несли медики, – нужно отдохнуть. Выспаться. Ну, может, и поесть принесут.

Она заняла безо всякого спроса кровать у окна; шмыгнула под тощее одеяло раньше, чем медики выгрузили раненого на кровать в другом углу большой – на восемь коек – палаты. Прежде, чем в этой палате появился новый пациент, на кровати у окна лежал весь обмотанный бинтами (даже кончик приплюснутого носа не торчал из-под них) пациент. Тем удивительнее было, что ужин, который низенький медбрат хотел зажулить, прокатить на заставленной тарелками и судочками каталке мимо, оказался на столике, что отделяла койку от окна. В бинтах, что скрывали лицо Натальи белым панцирем, оказались и два отверстия для глаз, от пронзительного взгляда которых несчастный разносчик госпитальной пищи испуганно отшатнулся, и еще одно, пошире – для рта. Наталья плотно поужинала, а заодно пообедала сразу тремя порциями клейкого риса, политого острым соевым соусом. Еще в этом соусе попадались редкие кусочки рыбы неизвестного вида. Мышка со вздохом вспомнила попеременно сначала бесхитростные сытные обеды в столовой Рязанского училища; потом разносолы Инессы Яковлевны. А на десерт – свою собственную столовую в бунгало на острове Зеленой лагуны. Теперь воспоминания о доме, сгинувшем в морской пучине, не вызвало спазма в горле. Может потому, что вовремя пришла мысль – островов в океане еще много, и один из них в недалеком будущем вполне мог стать для Натальи Крупиной новым домом. Оставалось решить, кто за него заплатит. Впрочем, Серая Мышка на этот вопрос уже ответила. С этой мыслью и улыбкой, которую под бинтами никто не увидел, Наталья крепко заснула.

Сама ли агент три нуля первый дала организму такую установку, или какое-то неведомое чувство, не раз будившее Мышку в нужный момент, подсказало ей:

– Просыпайся, пора.

До этого ни громкие стоны и скрип железных оснований кроватей, на которых перегружали раненых моряков; ни негромкие, но очень экспрессивные команды врачей, что назначали пациентам процедуры; ни новые стоны – уже от болезненных повязок и уколов – не мешали укутавшемуся в простыню с головой и мерно сопевшему пациенту спать сном человека, честно исполнившего сегодня свой долг. Но полчаса тишины, установившейся ближе к четырем часам ночи, заставили Наталью осторожно откинуть простыню и сесть на койке. Никто не следил за раненым, что неторопливо прошаркал до туалета, а потом двинулся вдоль стеночки по коридору в сторону адмиральской палаты.

У дверей там по-прежнему стоял часовой, встрепенувшийся при виде медленно бредущего пациента. Охранник уже почти час бездумно таращился на противоположную стену, на светло-бежевой поверхности которой не было ни единого пятнышка, на котором мог остановиться взгляд. За спиной часового была точно такая же стена, от которой он сейчас оторвался, с подозрением поглядев на подходившего к нему раненого моряка. Голова, полностью обмотанная бинтами, мелко тряслась; раненый явно не сознавал сейчас, что идет не в свою палату, а в тупик, которым заканчивался короткий коридор. Часовой поправил ремень карабина, сползающий с плеча, и шагнул навстречу несчастному – чтобы развернуть его, и даже придать небольшую начальную скорость.

И развернул, и придал. Только вот не заметил – не мог заметить, что между первым его шагом от стены и тем мгновением, когда раненый морячок завернул за поворот коридора, прошло не меньше двух минут. Тех самых минут, которых хватило Наталье, чтобы «полюбоваться» на болезненно сопевшего в своей постели Ямато, а потом аккуратно свернуть и спрятать под больничной робой форменный адмиральский костюм. Потому ей пришлось сгорбиться еще сильнее – чтобы небольшой тючок не вызвал подозрения у полуночников. Впрочем, таких не нашлось ни в коридорчике, где заботливый охранник проводил ее взглядом до поворота, ни дальше, на маршруте, определенном еще днем.

Начало рабочего дня «адмирал Ямато» встретил на парадной лестнице штаба. Отсюда открывался великолепный вид – на разгром, что учинил флагманский корабль. Трудолюбивые японские моряки и техники облепили то, что осталось и от флагмана, и от десятков более мелких судов, которые он частью потопил, а частью временно вывел из строя.

– Ну вот, – вполне мирно улыбнулась в душе Наталья, – будем считать, что мы в расчете. Осталось только получить с вас, ребята, контрибуцию… Или репарацию – неважно. Главное, чтобы хватило денег на новый остров.

Вот с таким безмолвным вопросом она и остановила взгляд на часовом, который замешкался, открывая дверь перед раненым адмиралом. Морячок чуть не выпустил из руки древнюю бронзовую ручку, когда этот требовательный взгляд остановился на его лице. В следующий момент японец свершил невозможное – он одновременно придерживал тяжелую створку, придав вроде бы идеально выпрямленной спине намек глубочайшего поклона и одновременно отдавал честь израненному герою. А ведь был еще карабин, от ложа которого он – согласно Устава – никогда не отпускал правую руку.

«Адмирал» медленно, не поворачивая направо, или налево (с обеих сторон парадной лестницы ждали лифты), пошел вперед, тяжело переступая ногами по ступеням. Позади выросла небольшая толпа; никто не хотел обгонять адмирала, который, быть может, своими ногами шел к отставке, или к чему-то еще ужасней. Наконец Наталья остановилась у больших двухстворчатых дверей, о существовании которых она узнала раньше; еще допрашивая офицеров на «Ямагири». Обязанности секретарши здесь исполнял молодцеватый офицер в идеально отутюженном мундире. Раньше – это Мышка тоже знала – этот моряк, практический не нюхавший моря, вскакивал с места, когда в приемную входил адмирал Катсу Ямато. Самый знаменитый, обласканный милостями императора флотоводец всегда чуть высокомерно кивал. Теперь же адмирал, словно отвечая на слишком медленное, вальяжное приветствие капитана, остановил на нем долгий пристальный взгляд. И адьютант (или кем он там числился?) вдруг побледнел, съежился; щеголеватый мундир стал казаться на нем чужим и очень неудобным. Он угадал, что Ямато под повязками усмехнулся и не посмел отшатнуться, когда старческая рука, тоже отмеченная повязкой, сквозь которую проступили бурые пятна крови, опустилась – медленно и неотвратимо – на его плечо. Капитанский погон, отделанный позументом чуть роскошней, чем это позволялось, громко хлопнул – вслед за ударом руки, который оказался неожиданно сильным. Капитан буквально врос в свое кресло (тоже слишком шикарное для младшего офицера). Бросить хоть слово в спину тяжело повернувшегося к двери кабинета адмирала адьютант не решился. Он уже кое-что знал о будущем этого прославленного моряка; сейчас капитан вдруг подумал, что на этот раз разговор, который он подслушал благодаря неплотно закрытым дверям, был как-то неправильно понят.

– Ну, или адмиралу Ямато есть чем оправдаться, – решил капитан, глядя, как захлопывается дверь.

О том, что начальник базы, адмирал Кин Ватанабэ, велел никого не пускать в кабинет, капитан предпочел забыть.

Двери в кабинет были двойными, и вторая – внутренняя – была прикрыта неплотно. Конечно, Наталья не могла упустить такой шанс – послушать, о чем беседует настоящий японский адмирал со своим гостем.

– Нет, – поправила она себя после первых же слов, что услышала в этом вполне вместительном «предбаннике», – это скорее начальник. По крайней мере, человек, имеющий право отдавать приказы. Даже адмиралам.

– Остыньте, адмирал, – с заметным превосходством в голосе тянул слова неизвестный пока противник, – корабли, конечно жаль. И Ямато тоже – думаю, его дни сочтены. Пара допросов и…

– Как?! – вскричал, перебивая незнакомца второй – тот, кого назвали адмиралом, и который, скорее всего, был хозяином кабинета, – без суда и следствия; без учета всего, что сделал Катсу для империи…

– Учтем, – первый говорил так же бесстрастно, – отдадим все почести. Посмертно. За последний подвиг еще и высший орден вручим.