Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха - Пауль Борн

Я не поменял свои охотничьи ботинки и старый маузер, зато набрал по паре всего остального. Обильно потея, я тащил пальто, связанные камуфляжными штанами, в которые запихал остальную добычу. До леса было около полутора километров, я спотыкался и торопился, опасаясь попасть прямо в руки к русским в таком нелепом виде.

К счастью, я дошел до командного пункта, но меня никто не узнавал, пока я не заговорил, настолько я изменился внешне. Но все в напряжении наблюдали, как я развязал брюки и рукава, и тут перед ними предстало содержимое тюка. Никогда больше они так быстро не собирались вокруг в надежде получить хоть какую-то часть добычи.

Командир успел забрать второе пальто и немного еды прежде, чем все остальное расхватали, хотя у меня оставалось достаточно продуктов на несколько дней вперед. Всей компанией они попытались совершить еще один набег на склад, но вернулись с пустыми руками из-за обстрела и удушающего дыма. Артиллерийский огонь и интенсивные бомбардировки беспрерывно продолжались. Из-за окутавшего все вокруг дыма невозможно было ни приготовить пищу, ни отдохнуть, а за ночь холод только усилился.

Поступил приказ отступить к Лидзбарскому треугольнику,[55] медлить было нельзя — движение разрешалось только в ночное время. По улицам и дорогам — безостановочно шли солдаты — разрозненными колоннами и мелкими группами, все по отдельности; управление войсками было полностью утрачено, и все терялись в царившей вокруг суматохе. В толпе попадались повозки семей фермеров, уехавших в последнюю минуту и успевших прихватить с собой скот.

Именно от них мы услышали поразительную историю, которую позже подтвердили многие. Как раз в тот момент, когда фермеры, готовясь к отъезду, грузили повозки, появился русский патруль. Люди перепугались до смерти и подумали, что настал их последний час. Но русские повели себя достойно. Они помогли фермерам закончить погрузку, запрягли лошадей и не отказались от предложенного им угощения. Кто-то принес им попить. Они вели себя вполне дружелюбно и пожелали фермерам благополучно добраться. «Нас можете не бояться, — предупредили они напоследок. Но будьте осторожны. Скоро подойдут остальные вместе с комиссаром,[56] и вот тогда вам не поздоровится».

Все казармы были переполнены, найти свободную койку было сложно. Сон превратился в недоступную роскошь. Ноги отказывались идти. Если повезет, можно было набрести на полевую кухню с еще не успевшей остыть едой, но вообще приходилось затянуть ремни потуже. Большинство жителей уже покинули город. А у нас не было сил позаботиться о себе. Наша колонна, состоявшая из двух тракторов с прицепами и шести запряженных лошадьми повозок, где-то затерялась, так что наш багаж пропал. Прибывавшие отовсюду беженцы делились ужасными историями, отчего на душе становилось еще муторнее.

Животных приходилось бросать, обрекая на голод и жажду в стойлах, десятки беспризорных коров бродили по полям и лесам. Из-за обледеневших дорог и постоянных обстрелов танки и другая техника съезжали в придорожные кюветы, нередко опрокидываясь, и тогда водители бросали их или вытягивали при помощи буксира. Горючего не хватало, покрышки лопались, переполненные беженцами машины сталкивались, по обочинам дороги валялись погибшие животные, военная полиция тщетно пыталась навести на дороге порядок. Все происходящее было настоящим кошмаром.

В городе С. мы решили передохнуть, ожидая, что наш или чей-нибудь еще вещевой обоз остановится для проведения подсчета перевозимого имущества. Часовые останавливали всех, кто был в форме. И нам, прибегнув к подобной уловке, удалось задержать трактор, три повозки и около восьмидесяти человек. На одной из повозок я увидел своего давнего приятеля, коммерсанта из Ф. Сияя, он предъявил нам весь груз и даже немного еды, которую ему удалось раздобыть для нас двоих по дороге. Его хорошо знали в С., и скоро нас всех разместили в отличных квартирах. Первый раз за долгое время мы, наконец, могли привести себя в человеческий вид. Нам предоставили день отдыха, и мы все это время проспали, наплевав на рапорты и другие бумажки.

Отдохнув, наш взвод снова отправился в путь, приближаясь к пункту назначения. За время пути ситуация на фронте не изменилась, но здесь враги уже не могли настигнуть нас. Мы находились в безопасности и предполагали, что русские атакуют хорошо укрепленный Лидзбарский треугольник. И вот тогда начнется долгожданное контрнаступление и всю провинцию очистят от врагов.

Чем ближе мы подходили к отдаленным от фронта городам, в которых еще не сталкивались беженцы и отступавшие солдаты вермахта, тем больше убеждались, что война их не коснулась. Никто в этих местах не желал признавать, что ситуация критическая. Лишь немногие жители упаковывали скарб, вещи и всерьез задумывались об эвакуации. Например, в городке Р. было невозможно поесть без денег. Мужчина за прилавком ссылался на какие-то там уложения и правила, на наш взгляд, давно утратившие смысл. Здесь, как и раньше, преобладал бюрократический подход ко всему.

В этом городе жил мой родственник, владелец мясной лавки. Дела у него шли неплохо, и магазин был забит отличным мясом. Вместе с моим «личным составом» из пяти человек мы спустились за здание госпиталя и воздали должное свежим, горячим сосискам и другим вкуснейшим вещам (кстати сказать, не заплатив ни пфеннига). Мы тогда от души набили животы, как потом выяснилось, это был наш последний роскошный завтрак на земле Восточной Пруссии. Вскоре радушного хозяина лавки схватили русские, и он, скорее всего, сгинул где-нибудь за Уралом.

Лидзбарский треугольник — довольно обширный район, где вермахт годами скрытно возводил современные оборонительные сооружения. Ландшафт нисколько не изменился. Где и чем мы, как силы подкрепления, должны были заниматься, никто понятия не имел. Когда мы доложили о прибытии в местном командном пункте, там тоже стали ломать головы над тем, куда нас девать. Лично у меня создалось впечатление, что тамошнему командованию не хотелось отдавать нас на заклание. И они были бы от души рады, если бы мы сами отыскали для себя какое-нибудь занятие поспокойнее.

В подобных случаях я предлагал, чтобы нас назначили ответственными за беженцев. Наделенные соответствующими полномочиями, убеждал я их, мы сможем по-настоящему помочь. Высокие чины вермахта всегда с готовностью принимали мое предложение, более того, признавали, что это своевременная и необходимая работа. Но у партийных бонз была на этот счет иная точка зрения — те людей не жалели. Они были помешаны на одной лишь скорой победе над врагом.

И мы отправились дальше на север, к побережью. Пунктом назначения стал Б[раунсберг; Браниево]. С каждым километром поток беженцев нарастал, все больше людей стремились выйти к Висле. Мы встречали целые стада домашнего скота. Их становилось все больше, и скоро сотни или тысячи брели по покрытым снегом полям по обе стороны дороги. Позже мы узнали, что этот самый восточнопрусский скот, признанный самым ценным немецким поголовьем, просто-напросто загоняли на минные поля и уничтожали…

Для того, кто всю жизнь имел дело с крупным рогатым скотом, этот поход был сущим кошмаром. Коровы элитных пород бродили, мыча и изнемогая от боли в раздувшемся вымени — животные были недоены. Другие сбили копыта и не могли идти. Многие из них переломали ноги и не могли подняться. Тут и там попадались телята, тоже обреченные на гибель.

Санитарные поезда и составы с беженцами застряли на путях. Железнодорожные пути и станции были переполнены, но, к счастью, русские были плохими пйлотами. Будь по-другому, жертвы среди раненых и эвакуируемых в тыл были бы неисчислимы.

В Б[раунсберге] приходилось буквально проталкиваться через остатки других частей фольксштурма. Скоро прибудут новые войска, и всех аккуратно перепишут. Зазвучат высокопарные речи. Один за другим последуют построения. Потом снова начнется неразбериха, будто на самом деле происходит что-то важное. Толстопузые, излучающие уверенность партийцы будут сменять друг друга, делая вид, что, мол, победа у них в кармане, а потом снова исчезнут в недрах своих необъятных лимузинов.

Город до отказа забит частями вермахта и беженцами, собирающимися перейти по льду замерзшего Вислинского залива[57] на запад. Еще я встретил знакомых, которые разыскивали своих родственников, но ничем не мог им помочь. Никто не мог помочь друг Другу в ту пору, мы все оказались брошены на произвол судьбы.

Громкоговорители изрыгали команды. Расклеенные повсюду плакаты угрожали, что каждый, кто покинет без разрешения свою часть, будет немедленно расстрелян или повешен. Каждый немец старше 16 лет должен явиться на ближайший сборный пункт. Здесь враг будет окончательно разбит, победа будет за нами и так далее.