Личный лекарь Грозного царя - Александр Сапаров

Напряжение на лице царя пропало, и он видимо расслабился:

– Ну, боярин, помнишь наш разговор на башне кремлевской? Вот, знакомься, астролог, про которого ты говорил, – ко мне приехал Тюге Браге.

Услышав свое имя, иностранец встал и вежливо поклонился.

Тут толмач что-то ему сказал, и он уже гораздо внимательнее посмотрел на меня и разразился бурной речью.

Толмач мне перевел:

– Датский немец Тихон Брагин говорит, что, как только узнал, что в Московии появился прибор для того, чтобы рассматривать звезды, решил он поехать сюда, посмотреть, действительно ли это так.

Пока толмач мне переводил длинную речь датчанина, я рассматривал его лицо. Тюге был типичным потомком викингов, и, если бы не его протез носа, его можно было бы назвать красивым. Протез был сделан довольно искусно, но, конечно, на лице он очень выделялся и выглядел достаточно неприятно.

Из рассказа Браге я понял, что король не хотел отпускать видного ученого, и тому после ссоры с ним пришлось покидать свой Ураниборг тайком. Прибыл он на голландском корабле, который привез всю его семью и приборы.

Я глядел на него и думал, что не перевелись авантюристы на земле. Бросить свой замок, налаженный быт, чтобы уехать в неизвестную страну, где начать все заново…

Но похоже, что Иоанн Васильевич был страшно доволен тем, что потомок знатного датского рода приехал под его руку, и, наверно, сейчас Браге получит землю, достаточную для жизни и работы.

Сам Браге, узнав, что перед ним автор изобретения подзорной трубы и тот, кто, возможно, сделает ему новый нос, не мог сдержать своего волнения и очень активно махал руками. Я даже подумал: «Почему современные прибалты совсем не такие? У этого темперамент, как у итальянца. С Дельторовым они точно подружатся. Не дай бог, сманивать к себе начнет, ведь стекловаренный завод и бумажная фабрика у него уже есть».

Иоанн Васильевич с довольной усмешкой смотрел на машущего руками астронома, затем повернулся и что-то сказал одному из стоявших рядом стольников.

Тот моментально выскочил за дверь, и вскоре в комнату влетел дьяк Поместного приказа и пал в ноги царю.

– Пиши быстро, – сказал государь, – боярину Тихону Брагину землю пятьсот четей под Москвой отписать, сам знаешь какую, вчера об этом говорили, и триста рублей ему на обзаведение из казны выдать. Сергий Аникитович, – обратился он ко мне, – ты этому делу способствовал, так что тебе и боярина обустраивать. Бывшее подворье Бельских ему я отдаю, но жить там нельзя – пока обустроится, пусть у тебя будет. Тем более что ты обещал, что с носом он останется.

И, выдав такой каламбур, Иоанн Васильевич засмеялся. Все открыв рты смотрели на него. Видеть смеющегося царя доводилось редко.

Но долго царь не смеялся, и все вокруг тоже стали очень серьезны.

Я пригласил Браге следовать за собой и взял толмача, который, увидев в моих руках серебро, мог последовать за мной куда угодно.

Мы прошли ко мне в приказ, Браге, который шел сразу за мной, начал с любопытством оглядывать мой кабинет. Его взгляд сразу нашел полки с папками документов. Но затем он увидел самовар, стоявший на столе, и больше уже ничто его не интересовало. Конечно, он сразу понял, что это такое, но, когда я налил ему горячего сбитня в стакан с серебряным подстаканником, удивления в его глазах стало еще больше, и он начал задавать вопросы толмачу.

Его интересовало, кто и где делает все эти вещи. Когда услышал, что все это производство моих мануфактур, он понятливо кивнул и спросил, где я учился. Как же мне надоел этот вопрос! Если в Кремле мне его никто не задавал, положившись на волю Господню, то въедливые европейцы все пытались узнать – где же так хорошо учат.

Я объяснил, что нигде не учился и являюсь самоучкой и все в основном узнал из книг и собственных опытов.

В свою очередь я спросил, каким образом он приехал в Москву. И в течение минут двадцати слушал его экспрессивный рассказ про его приключения во время поездки от Нарвы до Москвы через леса и болота по ужасным дорогам, ночлеги в чистом поле и препоны во всех городах. И если бы не грамота государя, он бы, наверно, ехал еще месяц.

Самым комфортным было короткое путешествие на голландском купеческом судне, направляющемся в Нарву. Он очень удивлялся количеству кораблей, стоявших там на разгрузке, а я слушал его и надеялся, что теперь, с коренным изменением политической обстановки, шведам не удастся провести в жизнь свои планы отрезать Москву от Балтийского моря.

Слушая толмача, я все размышлял, как мне без него обойтись, потому как многие темы, которые я хотел затронуть, нужно было обсуждать без таких очевидцев. Но ничего не оставалось делать, так как, увы, датского языка я не знал.

Я объяснил ему, что государь поручил его моим заботам, до того как его усадьба будет приведена в божеский вид, и сказал, что специально поедем мимо, чтобы он увидел свое будущее место жительства.

После этого я предложил поглядеть на оборудование нашей аптеки, на что Браге с удовольствием согласился. Ходил он по лаборатории с выражением явного превосходства – видимо, у него в Ураниборге лаборатория была получше. Но он не видел еще лаборатории в лекарской школе, и я надеялся, что там он уже так гордо ходить не будет. После осмотра лаборатории, где Браге с Арентом довольно долго говорили, мы пришли обратно в кабинет. Толмач нас покинул. После этого я достал чистый лист бумаги и нарисовал чертеж Солнечной системы – Солнце в центре, эллиптические орбиты планет – и написал их латинские наименования. Затем на отдельном листе нарисовал Землю с ее осью вращения и Луну. Потом изобразил точками что-то подобное контуру нашей галактики и показал примерное место Солнечной системы в ней.

Затем отдал эти эскизы своему собеседнику. Тот долго внимательно рассматривал мои наброски, и, когда поднял глаза, я понял, что он мой с потрохами.

Несколько минут мы пытались общаться на латыни, но мои крохотные обрывки знаний, собранные из рецептов и латинских поговорок типа: «Fortuna non penis in manus non denis», – не помогли.

В конце концов я плюнул на такое общение и жестами предложил своему гостю последовать за мной, хотя тот все пытался выяснить, что я нарисовал на рисунке, где у меня была галактика. Видимо, я переоценил способности Браге к восприятию новых идей.

На коне он сидел не хуже меня, и мы отправились сначала к останкам усадьбы Бельских. Не скажу, что Браге был особо впечатлен этим печальным зрелищем. Но он уже знал о гигантской сумме, выделенной ему для строительства, и вместе со мной лазил по обгоревшим бревнам, выглядывая сохранившиеся строения.

Наконец он насмотрелся, и мы продолжили наш путь ко мне в усадьбу.

Там уже знали о госте, и для него и его семьи был приготовлен отдельный флигель.

В числе встречающих нас был и отец Варфоломей, который с мрачным выражением лица наблюдал, как какой-то схизматик с семьей собирается жить, пусть и временно, рядом с окормляемой им паствой. Но, скорее всего, он знал, что это распоряжение царя, а с ним никто не шутит, поэтому Варфоломей только продолжал глядеть и ничего не говорил.

Ко мне подошел ключник и доложил, что все мои распоряжения выполнены и жилье для гостей готово.

Тут подоспел и мой начальник безопасности, который, услышав речь Браге, обращенную ко мне, немедленно ответил тому на датском языке.

– Борис, да ты, никак, по-датски можешь говорить?

– Ну не так чтобы очень, – смутился мой начальник охраны, – был я в Дании, целый год там жил и нахватался слов. Вот кое-что помню.

– Ну что гость наш говорит, скажи?

– Так он только одно повторяет, хочет волшебное стекло увидеть. Про которое ему говорили.

– Ну что же, надо гостя уважить. Пусть Кузьма подзорную трубу принесет.

Через несколько минут появился Кузьма с подзорной трубой. Это была уже третья изготовленная им труба, и ее качество было значительно лучше прежних.

Я взял трубу, показал Браге на окуляр. Тот приложил трубу к глазам – и затем недоуменно посмотрел на меня.

Я вновь взял трубу в руки и, поднеся к глазам, медленно начал двигать ее половинки, добиваясь четкой картины. Затем вновь отдал ее в руки астронома. Тот направил трубу на дом и начал копировать мои движения. Неожиданно он застыл в одной позе и стоял так пару минут.

Опустив трубу, он начал внимательно рассматривать ее. А потом что-то выяснять у Кошкарова.

Тот повернулся ко мне и сказал:

– Хочет схизматик узнать, кто такое чудо сделал и как оно устроено.

– Ну так скажи ему, что сделали мастера мои, а вот как все это делается – расскажу ему, только если буду знать, что он здесь жить останется и тайну эту будет хранить, пока возможно. Да, и скажи еще, что труба эта не для рассматривания звезд, ею будем пользоваться, пока не сделана другая, специально чтобы рассматривать все небесные светила, в нее будет намного лучше видно.