Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

— Я рад, что ты решил стать врачом, — они пили часто чай по вечерам в маленьком кабинете мистера Кнолисса. — Это похвально.

— Мой отец не в восторге, но я точно это знаю, — Виктор поставил чашку чая на стол.

— Это и понятно: он хочет кому-то передать бизнес, а ты — старший, и умеешь общаться с людьми, и, самое главное, хорошо считаешь, — подметил мистер Кнолисс, отложив в стопку книги. — Я тоже пошел против отца. У нас, в Шотландии, небольшая типография, но я не хотел этим заниматься, и теперь, когда он умер, мама ведет кое-как дела, но мне все равно.

Виктор был удивлен этим признанием, и ему еще сильнее захотелось осуществить все свои дерзкие мечты, чтобы потом его дети могли им гордиться.

— Я хочу когда-нибудь покинуть Холстон-Холл, все забыть, даже свой титул...

— Но это ты погорячился, — перебил его учитель. — Дам тебе совет. Когда решишься порвать с прошлым, не забывай его. Кто знает, может, тебе пригодится твой титул, и твои деяния, может, не будут ассоциироваться с ним.

— Вы так думаете? — это был совсем глупый вопрос, как понял потом Виктор, но нужный для него. Ему нужно было укрепиться в мысли.

— Да, я так думаю. Никогда не знаешь, что ждет тебя потом. Ведь так? — его серо-зеленые глаза загадочно горели, он откинул со лба прядь черных волос.

— Да, вы правы...

— Жизнь соткана из противоречий, она настолько сложна, что, может быть, следующий поворот приведет нас к еще большему счастью, а может, и несчастью. Там уж как карты лягут, но все же мы сами куем свое счастье, — Виктор посмотрел на часы, ему было уже пора идти к себе.

Когда он лег спать, его долго не покидала мысль, что нет ничего плохого в знатности, но только не в самонадеянности и тщеславии.

***

В октябре к ней прислали Анну, троюродную кузину со стороны матери, и тихое уединение Марии закончилось. Они с Нэнси до этого проводили время только вдвоем за мечтами и делами, и теперь появилась ноющая младшая сестра. Конечно, она была как куколка, и многие девчонки заметили ее красоту, только единицы замечали, насколько сестры разные.

Мария помнила письмо от отца, то, что пришло накануне. Оно привело ее в ярость, слезы душили. Но почему ей и Виктору нельзя жить спокойно?!

Мария,

Скоро к тебе приедет Анна. Мы с твоей матушкой пришли к выводу, что ей будет лучше с тобой, нежели с нами. Ей нужно получать и образование, и воспитание, и потом, она сильно скучает здесь, в Дублине. Пригляди за ней, и, самое главное, гляди, чтобы она не болела. У нее слабые легкие.

Твои родители.

Она скомкала письмо, а через неделю она ждала в приемной. Она приехала так, словно хотела показать, что она принцесса, что вывело Марию из себя. Анна была одета в голубое бархатное платье, отделанное кружевами, расшитое блестящими бусинами. Мария оглядела свое, простое коричневое, которое многих девушек совсем не красило, а, наоборот, портило. Анна вышла из машины. Отец отправил ее с сопровождающими.

Мария холодно приняла кузину, ту поселили в ее комнату, где вечерами она доставала ее расспросами, но Мария просто поворачивалась к стене и старалась уснуть, что не всегда получалось. Анна и строгие мистрис хотели, чтобы она помогала сестре во всем. Только Мария не хотела этого делать. Ее часто отводили в кабинет, где читали одну нотацию за другой, которые она пропускала мимо ушей.

Только два человека ее понимали — Нэнси и молодой преподаватель по математике. Она влюбилась в него, отбросив чувство стыдливости, только он не отвечал на ее чувства, да и она умело их прятала. Сердце замирало, когда он что-то спрашивал. А когда заметил ее вяжущейся свитер, коснулся ее ладоней, она была готова плакать от радости. Он посмотрел в ее глаза, она смело заглянула в его, от взгляда которых она была готова кинуться к нему на шею. Он присел перед ней на корточки.

— Кому вяжешь? — спросил мистер Хонкис.

— Брату, — ответила она, — на День Рождения.

На следующий день он принес ей целый мешок цветных мотков шерсти. Она поблагодарила его, он наклонился, и его теплое дыхание опалило ей щеку. Она хотела коснуться его шелковистых пшеничных упругих кудрей, но чувство стыда ей не позволило это сделать. Он стал часто с ней беседовать, и она мало-помалу открывалась ему. В тесном кабинете она бывала редко, в основном, когда приносила контрольные работы, и он при ней их проверял. Мария тихо заходила и совсем не слушала, что ей говорят.

В тот вечер он как-то странно смотрел на нее, вдруг резко обнял за талию, сажая на стол и целуя в губы. Его губы мягко скользили по ее плотно сжатому рту, его язык коснулся их, и она совсем растерялась, не зная, что и делать. Губы двинулись в дальнейшее путешествие, он расстегивал пуговки на вороте строгого платья. Потом это прекратилось, и Мария ощутила смущение. Что она творит? Кожа пылала, а глаза затуманились, ноги дрожали, а голова отказывалась думать. Что это с ней происходит?

После этого вечера он часто ее целовал, и каждый раз его пальцы все больше обнажали ее кожу. Она никогда не говорила с матерью на тему взросления девочки, о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Только книги могли ей рассказать об этом. В Хостон-Холл на самых высоких полках она обнаружила фривольные романы с описанием постельных сцен или странных эротических обрядов других народов и зачиталась. Интересно, кто собирал эти книги? Неужели в их-то консервативной семье такое возможно?

Непонятно, к чему бы это привело, если бы не заболела кузина. Через месяц, когда задули ветра, Мария заметила, как Анна специально стала выходить на улицу без плаща. Мария понимала, что таким способом Анна пытается добиться, чтобы ее больше жалели и меньше заставляли учиться. Она не стала ничего говорить, посчитав, что кузине пора повзрослеть. Та начала кашлять. Мария могла бы написать Виктору, чтобы он прислал немного трав от кашля, но и здесь она не стала ничего делать.

Приступ совести начал душить ее, когда Анна закашляла с кровью. Мария спрыгнула с кровати, накинула на плечи тонкий халат и выбежала из спальни. Она унимала бьющееся сердце всю дорогу к мисс Равен, с которой у нее были хорошие отношения. Она постучалась в дверь. Никто ей не открывал. Мария вновь постучала, дверь была заперта. Девочка нашла шпильку в кармане и взломала замок, как делала с братом в Холстон-Холл. Войдя, она замерла: мистер Хонкис был на мисс Равен — она зажала рот рукой, но не смогла сдержать крик ужаса и отвращения. Он постанывал, а она билась, как рыба об лед, в его объятьях.

— Я ненавижу вас! — крикнула она.

— Мария, подожди, — он успел одеться наспех, схватил ее за запястье.

— Нет! Нет! — она разжала его пальцы. — Нет, я вас презираю! И себя тоже, что была так глупа.

— Что здесь происходит? — к ним вышла миссис Пекинс.

— Эта девица пришла ко мне и пыталась соблазнить меня, — ответил мистер Хонкис.

— Что?! Да он был только что на мисс Равен! — выпалила она.

— Да она просто завидует моей красоте, — спокойно сказала мисс Равен. — Грубиянка.

— Что?! Между прочим, моя кузина кашляет кровью, и я пошла кого-нибудь искать, — оправдалась Мария.

— Ну да, а между делом пошла ко мне, — она никак этого не ожидала.

Этот человек распалял ее в течение двух месяцев, а теперь говорил, что она шлюха. Чтобы не потерять остатки гордости и достоинства, она бросилась наверх, к кузине.

Отец приехал вместе с матерью, чтобы забрать Анну домой, а Марию посадили под жесткий арест в комнате для наказаний, заставив переписывать Библию. Ее почти не кормили, только водой и черствым хлебом. Все эти ночи ее преследовал взгляд отца — холодный, уничтожающий, мечтающий придушить. Душа звала на помощь, и она послала письмо брату.

Виктор,

Я не знаю с чего начать.

Анна заболела. Но это не самое страшное, я... мне показалось, что я влюбилась в преподавателя, он соблазнял меня, а сам развлекался с другой. Я... все получилось, что я виновата. Я уже три недели сижу под арестом. Я... Боже, что мне делать? Я просто теряюсь, словно пропасть передо мной. Я готова наложить на себя руки от позора, только факт того, что самоубийц не хоронят, как всех, держит меня... Я...