Воин эпохи Смерша - Анатолий Терещенко

Из полученных им данных, которые легли в основу докладной командующему фронтом, она была такова:

• 12-й механизированный корпус и 5-я танковая дивизия 8-й армии в тылу противника без горючего;

 командир 3-го механизированного корпуса донес открытым текстом 25 июня 1941 года: «Помогите, окружен»;

 штаб и Военный совет 11-й армии пленен или погиб. Немцы захватили шифродокументы и другие секретные материалы;

 соединения потеряли часть оружия… много отставших и убежавших;

 отмечается рост дезертиров и членовредителей;

 прошу срочно отпустить фронту 200 тысяч комплектов обмундирования и снаряжения для обеспечения отмобилизованных и для новых четырех стрелковых дивизий;

• Двинск заняли танки противника…

Война в 1941 году для Советской России началась неудачно. Поражения накладывались друг на друга до тех пор, пока пружина отступления РККА не сжалась до предела и не уперлась почти что в стены Кремля. Контрнаступление Красной армии, начавшееся 5 декабря 1941 года, повергло в прах планы немецкой группы армий «Центр» в рамках их операции «Тайфун».

После этого у советского солдата появилась уверенность, что немца можно бить, и бить сильно…

Глава пятая

Оперативная игра

Руководство Особого отдела Северо-Западного фронта уже с первых месяцев войны заметило положительные качества контрразведчика Шурепова – его цепкость, напористость и аналитический склад ума. Оперативника забрали в аппарат армии и определили разыскником. Туда брали и по уму, и по здоровью. Именно капитану, вскоре получившему звание майора, Александру Алексеевичу Шурепову одному из первых было поручено проведение острых тайных операций с немцами.

В качестве примера автор взял одну из них.

Декабрьским снежным днем сорок второго года, когда низкое небо, сотканное из взлохмаченных грязных туч, нависло над внезапно замолчавшей линией фронта, под вечер завыло метелью, люди валились с ног от усталости и перепадов давления. Потом вьюга, внезапно начавшаяся, так же быстро и прекратилась. Уставшее воинство в окопах, блиндажах и землянках убаюкивала сплошная тишина, простираемая на десятки километров.

Прошедшая неделя измотала многих советских солдат и командиров. Немцы псами бросались, чтобы прорвать оборонительные позиции красноармейских батальонов и полков. Но везде получали по зубам. Выдохлись и они.

В одном из полков соединения 8-й армии фронта находился по служебным делам и капитан Шурепов. Усталость свалила исполина в блиндаже. Прислонившись к подушке, набитой сеном и соломой, он тут же уснул глубоким сном. О таких людях в народе говорят: «Спит как убитый!»

Провалившись во временное небытие, Александр не слышал, что его стал будить ординарец, получивший приказ срочно прибыть в штаб.

– Товарищ капитан, вставайте, вас просят в штаб, – раз за разом повторял растерянный красноармеец.

Начальник молчал. И тогда смышленый боец вспомнил о магическом слове для военных, которое любого спящего и даже пьяного может поднять и отрезвить.

– Тре-во-о-о-га-а-а! – почти заорал солдат в ухо спящему.

Шурепов взвился над топчаном, как пружина…

– Товарищ капитан, вас требуют в штаб… Немедля требуют… Там… там, – заикаясь, лепетал рядовой, – дожидается немецкий шпион…

Через мгновение, как свойственно военным людям, капитан уже бежал к штабному блиндажу. Высокий, сильный, смолоду породнившийся со спортом, он стремительно одолел дорогу к штабу и заснеженные ступеньки.

Открыв дверь блиндажа, он увидел в углу бледнолицего человека, не успевшего отогреться, в изрядно измятой военной форме советского образца. Молящим взглядом он сразу же потянулся к глазам вошедшего высокого капитана и в них увидел, как ни странно, свое спасение.

– Лейтенант Борис Дмитриев. Агент немецкой разведки. Явился с повинной. Располагаю сведениями особой секретности, – представился неизвестный, не отрывая взгляда от голубоглазого высоченного капитана, словно впрессованного атлетической фигурой в военную форму.

Перебежчик, сдавшийся в плен, боясь, что ему не поверят, стал спешно рассказывать подробности о своем грехопадении. Он вставлял в рассказ один эпизод краше другого: как тяжело раненным и контуженным попал в плен, как не раз пытался вырваться из лагеря – и все безуспешно. Одно предложение легко вязялось за другим.

«Или хорошо заучил легенду и врет как сивый мерин, или говорит правду – одно из двух», – подумал Александр.

– А как вы, лейтенант, заинтересовали абвер? Чем? Когда? – неожиданно короткими вопросами стал обстреливать капитан вражеского лазутчика.

– Когда подлечился, приехали в лагерь вербовщики, не назвавшие своего подразделения, и стали подбирать кандидатов. Я рвался, надеялся, что смогу увидеть Родину именно таким способом – подготовкой в разведшколе и заброской за линию фронта. Предложили власовскую РОА. Я отказался, заявив вербовщикам, что хочу боевого интересного дела! – торопливо излагал ответ лейтенант.

– Поверили?

– Да!

– И где учились?

Дмитриев снова стал подробно излагать свои дороги в немецком аду. Шурепов все больше и больше проникался доверием к лейтенанту, который действовал по известному стандарту многих, пришедших с повинной: «Запишусь в абверовскую школу, пройду курс обучения, дождусь, когда забросят в родной тыл, и сразу – в органы безопасности».

Александр хотел сказать «закуривайте, товарищ лейтенант», но передумал. «Не заслужил так называться. Пока он для меня всего-навсего гражданин», – подумал капитан.

– Закуривайте, – вежливо произнес великан и придвинул перебежчику полуоткрытую пачку «Казбека». Он не курил, но всегда для затравки разговора носил пачку этих папирос в полевой сумке наряду с секретными бумагами: картами, схемами позиций противника, справками, агентурными донесениями, ориентировками и другими материалами личного пользования. Во время сна сумка с накрученным на руку ремешком всегда покоилась под подушкой или другим предметом, ее замещающим.

– Ой, спасибо! – обрадовался лейтенант. Он быстрым движением размял гильзу, наполненную пахучим табаком, согнул бумажный мундштучок и жадно воткнул папиросу в рот. Потом красиво прикурил от самодельной зажигалки, изготовленной каким-то умельцем из винтовочного патрона. И тут же затянулся, да так, что чуть было половины папиросы не сжег жар, раздутый энергичным затягиванием. Он выдохнул такое обилие дыма из двух ноздрей, что блиндаж заволокло тут же сизым облаком.

– Сколько человек выбросили немцы в вашей группе? – внезапно задал вопрос посуровевший капитан.

– Я-я-я… хотел вам сказать, что надо торопиться. Нас было пять человек, перешедших линию фронта под шумок метели, – пояснил Дмитриев.

– Командир? Каково его звание, фамилия? – сыпал вопрос за вопросом Шурепов.

– Командир – капитан! По имени – Юрий, по фамилии – Серегин. Мы с ним сговорились еще в разведшколе, что, как только перейдем линию фронта и окажемся на нашей территории, без промедления обратимся к советскому командованию, – продолжал отвечать лейтенант на вопросы капитана.

– Где он вас ждет?

– На месте ЧП.

– ???

– Дело в том, что мы хотели разоружить троих ярых антисоветчиков…

– Кто они?

– Сыновья белоэмигрантов, члены «Национально-трудового союза нового поколения».

– Ну и что?

– Ничего не вышло. Один из них, наверняка имевший индивидуальное задание, метнулся назад и наступил на мину. В ночной метельной обстановке и в возникшей суматохе с подрывом его дружкам удалось скрыться.

Надо было действовать незамедлительно…

Пока готовились к выходу, у блиндажа оперативную группу военных контрразведчиков ждал взвод автоматчиков, выделенных командиром полка для поддержки в поисковых мероприятиях.

И вот распахнулись двери полевого штаба, и группа двинулась навстречу кинжальному ветру, бросающему в лицо колючий белый песок. Впереди шел Дмитриев, за ним Шурепов с коллегами, сопровождаемыми прикрытием бойцов в белых маскхалатах, вооруженных надежным оружием – ППШ.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

ЦПШ (аббр.) – Центральная партийная школа. – Ред..