Начало самодержавия в России - Даниил Альшиц

Проектируя и проводя важнейшие реформы по устроению русского централизованного государства, двигаясь в этом направлении по пути новому и неизведанному, руководители правительства неустанно занимались публицистическим обоснованием своей деятельности. Все они — Макарий, Иван IV, Адашев, Сильвестр не раз брались за перо публициста. Произведения, создававшиеся ими в обстановке острой политической борьбы, ярко отражают кипевшие вокруг политические страсти.

Для многих из этих произведении, особенно для тех, которые создавались в начальную пору деятельности фактического правительства, в конце 40-х — начале 50-х гг., характерен еще и поиск, нащупывание путей развития новорожденного централизованного государства. И поскольку речь в них идет о путях развития нового для Руси государственного уклада, публицисты черпают свою аргументацию то из опыта всемирной истории, то из высказываний церковных авторитетов да и светских «мудрых философов», то создают утопические картины идеального государственного устройства, якобы существующего в тех или иных странах. Ветер перемен освежал застойную атмосферу удельной Руси и расчищал перед мысленным взором современников невиданные до тех пор дали.

«Поп-невежа» Сильвестр

Отношение к Сильвестру в исторической науке и в литературе, быть может, наиболее ярко показывает, какое сильное влияние имели на историков оценки и характеристики Ивана Грозного. Многие исследователи повторяют прозвище, данное Сильвестру царем, — «поп-невежа».

Не следует, однако, забывать, что Грозный произнес свою хулу уже после смерти Сильвестра. При его жизни царь не решился вступить в спор с «попом-невежей» на «очевистном суде» и приказал судить его заочно. Именно продолжением этого заочного суда и являются те характеристики, которые даны Сильвестру в позднейших сочинениях царя.

Конечно, нельзя сомневаться в том, что арсенал педагогических средств Сильвестра, с помощью которых он сумел в свое время решительно повернуть юного царя от «отчаянных безобразий» в поведении к «благочестию», состоял из набора всевозможных запугиваний юного грешника ужасными божественными карами.

Курбский очень ясно написал об этом, подчеркнув, что такого рода запугивание было нормой тогдашнего воспитания. Он пишет, что Сильвестр различные «чудеса и аки бы явленые от бога поведающе ему (царю. — Д. А.), не вем, аще истинные, ибо так ужасновение пущающе буйства его ради, и для детских неистовых его нравов… яко многажды и отцы повелевают слугам детей ужасати мечтательными страхи…». Грозный также подчеркивает, что Сильвестр старался воздействовать на него «детскими страшилы».

Судя но всему, Сильвестр был сильным оратором и умел глубоко потрясать своего юного слушателя. Сам царь красочно описал, в каких ежовых рукавицах держал его до поры до времени суровый наставник. При этом он подчеркивает, что покорялся Сильвестру «безо всякого рассуждения».

До нас дошла исключительно интересная рукопись XVI в. — сборник сочинений нескольких духовных писателей, принадлежавший Сильвестру. В конце сборника помещены два послания Сильвестра. Они несомненно написаны им. Речь идет о его письмах 1553 и 1554 гг. Первое адресовано казанскому наместнику, князю А. Б. Горбатому-Шуйскому. Второе — князю Семену Ростовскому.

Относительно автора «Послания царю Ивану Васильевичу», находящегося в этом сборнике, единого мнения в литературе нет. Некоторые исследователи склоняются к тому, что его автором также является Сильвестр.

В качестве важнейшего аргумента в пользу авторства Сильвестра следует привести такое наблюдение: и в послании царю, и в посланиях Сильвестра князьям — Горбатому-Шуйскому и Ростовскому много мест, сходных текстуально. Более того, и автор писем князьям, и автор послания царю опираются на один и тот же источник XV в.

В 1480 г. на Русь надвинулись полчища хана Ахмата, вознамерившегося повторить Батыев поход. Иван III под влиянием «дурных советников» был готов уклониться от битвы и бежать из Москвы. Намерения князя вызвали решительный отпор патриотических сил, в первую очередь простого московского люда. Толпа посадских людей, стаскивавших «в град, в осаду» свои пожитки, увидев великого князя Ивана III, покинувшего войско на Угре и явившегося в Москву, приступила к нему с требованием защитить их от нашествия. С этим же требованием к Ивану III, прибывшему в Кремль, обратились митрополит Геронтий и духовный отец великого князя владыка ростовский Вассиан. Последний «нача зло глаголати князю великому, бегуном его называя… и много сице глаголаше ему, а гражане роптаху на великого князя. Того ради князь велики не обитав во граде на своем дворе, бояся гражан мысли злыя понимания, того ради обита в Красном селце».

Описанная здесь обстановка во многом роднит обстоятельства того времени с событиями 1547 г. И тут, и там дурные советники. И тут, и там «всколебались» посадские люди. И тут, и там убоявшийся своих подданных великий князь бежит из Москвы в подмосковное село. И тут, и там к великому князю с посланием обращается представитель церкви. Духовник великого князя Ивана III епископ ростовский Вассиан не ограничился резким выступлением в Кремле, написав ставшее знаменитым «Послание на Угру к великому князю».

Именно это резкое и смелое послание духовного отца Вассиана своему духовному сыну великому князю Ивану III взял за образец и держал перед собой автор «Послания царю Ивану Васильевичу». Композиционное сходство с посланием Вассиана Ивану III, а также прямые цитаты из него одинакового свойственны и «Посланию царю», и бесспорным произведениям Сильвестра. Таким образом, принадлежность «Послания царю Ивану Васильевичу» перу Сильвестра не должна вызывать сомнений.

Авторы обоих посланий — Вассиан и Сильвестр исходят из того, что действия государя определяются тем, какие советники его окружают. Поэтому в обоих посланиях вопрос о советниках и стоит с особой остротой. В послании Сильвестра так же, как и в послании Вассиана, а вернее, с еще большей настойчивостью звучит требование отвергнуть, отогнать, отсечь дурных советников. «Помысли убо, о великомудрый государь! От каковые славы в каково бесчестие сводят твое величество», — риторически восклицал Вассиан. Сильвестр следует именно этой конструкции, во много раз усиливая ее. Риторический вопрос — «и тебе, государю великому, которая похвала в таких чюжих неразумных советах…» — повторяется в послании в общей сложности восемь раз.

Обратим внимание на характерный прием, заимствованный Сильвестром у Вассиана, — запугивание царя примерами наказаний, постигших, по преданиям, других царей. В письме опальному вельможе князю Семену Ростовскому, рассчитанному на прочтение также и царем, Сильвестр рассказывает, как «Навуходоносор царь в скота претворен бысть и на поле со зверьми питашеся седмь лет, душою и умом возопи к богу». И бог его помиловал — снова сделал царем. А царь «Манасея в вола медна всажен бысть гневом божьим… молитвою бога утоли, и помилован бысть».

В «Послании царю Ивану Васильевичу» Сильвестр обрушивает на царя множество всевозможных «страшил». Он напоминает царю и «вселенский потоп, и содомское горение», «иерусалимское нестроение», и многое другое. «Страшилы» не сводятся к карам небесным. Может пострадать сама власть царя, его престиж в иностранных державах и уважение собственных подданных. Решающий аргумент Сильвестра, доказывающий неотвратимость божьего наказания, состоит в том, что бог уже наказал Русское государство «грех ради наших», уже навел на него страшные казни. В этой связи прямо говорится о народном восстании 1547 г.

Повторяя текст Вассиана, Сильвестр призывает царя «творити суд и правду посреди земли» и поясняет, что его престол «правдою и кротостью и судом истинным совершен есть».

Мысль о том, что самодержец обязан во всем подчиняться богу и его установлениям, проходит через все «Послание царю». Догмат о низведении царя перед богом на уровень обычного смертного как бы сам собой переходит в подобных рассуждениях церковных иерархов в догмат подчинения самодержца представителям бога на земле — священнослужителям.

В одном из сборников собрания Погодина, хранящихся в фондах ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, содержится небольшое сказание второй половины XVI в., в котором по существу повторяется идея о равенстве царя со всеми смертными перед богом, о том, что он должен подчиняться своим духовным пастырям. Вот его текст: «Естеством телесным царь точен всякому человеку. Властию же сана подобен… богу. Не имет бо на земли вышша себе. Подобает убо, яко смертну, не возноситися и, аки богу, не гневатися. К сему ж не мните… царь или князь, что (бог. — Д. А.) избавит вечная муки. Егда князь беспорочен будет всем нравом, то может. . и мучити и прощати всех людей со всякою кротостью. А ярости, и буести, и сладости работая, то первие будет посмешен людем. Занеже аще и злат венец носит, украшен драгим камением, целомудрием же не венчан. Тело бо егда багряницею покрыто, а душа его скверная остася».