Хмель-злодей - Владимир Волкович

Во время боя Сашка видел, что друг в беде, энергичный воин из крепости убьёт его, но пробиться сквозь густую толпу смог только тогда, когда Михаил уже упал вместе с лошадью, и ему требовалась помощь, чтобы подняться.

— Тот парень не промазал.

— Что?

— Это как раз был тот еврей, который твоего коня угнал, и которого я отпустил.

Сашка покачал головой и в задумчивости поскреб затылок.

— Ну, дела, теперь вы с ним как бы повязаны, — заключил он.

— Выходит так, — помолчав, ответил Михаил.

Максим Кривонос, поняв, что дело затягивается, и крепость просто так взять не удастся, пошёл на хитрость. Зная о непростых отношениях между евреями и поляками, он решил сыграть на естественном страхе небольшого отряда поляков перед многотысячной толпой восставших.

Ночью он отправил в крепость лазутчика из горожан, находившегося в приятельских отношениях с князем Четвертинским. Лазутчик передал предложение Кривоноса: мир для поляков в обмен на выдачу холопам евреев — на разграбление. Князь, не раздумывая, согласился.

Утром его люди стали вызывать евреев по одному и разоружать их. Эту новость быстро узнали евреи.

Сотни людей собрались перед домом гаона.

— Отомстить предателям! — неслось из толпы, — постоим за себя!

Народ был полон решимости разделаться с нарушившими клятву поляками.

На крыльцо вышел гаон рабби Аарон.

— Слушайте, братья, народ мой! Мы находимся в изгнании между другими народами. Если вы подымете руку против панства, и об этом прознают шляхтичи, они отомстят за них всем нашим братьям, что в изгнании. Сохрани нас, Господь, от этого. Если так решено на небесах, примем ниспосланную кару со смирением. Чем мы лучше наших братьев, погибших в святой общине Немирова? Да внушит Господь милосердие нашим врагам. Быть может, отдав им все наши ценности, мы выкупим свои жизни.

Внимательно слушал его народ, потому как гаон имел большой авторитет среди евреев, и решили люди поступить так, как говорит он. Но тут вышел вперёд Давид и сказал:

— Я не верю казакам. Они всё равно убьют нас, сколько бы богатств мы не принесли им. Если вы решили отдать своё добро и свои жизни, то я больше не нужен здесь, я ухожу из крепости.

Он повернулся, чтобы уйти, в это время подошли к нему несколько человек и сказали:

— Мы идём с тобой.

Потом к ним подошло ещё несколько десятков, и все они покинули площадь. Когда стемнело, переодевшись в крестьянское платье, неслышными тенями они проникли сквозь лагерь повстанцев, бесшумно сняв часовых, и растворились в ночной мгле.

Евреи снесли всё своё имущество на центральную площадь.

Утром повстанцы ворвались в крепость.

— Вот то, что вы желали! — встретил их князь и показал на еврейское добро.

Максим Кривонос послал повеление князю взять всех евреев под стражу, чтобы не разбежались. Три дня провели евреи в страхе и неизвестности. Не ведали они, сдержат ли своё обещание злодеи.

На четвёртый день приказал Кривонос вывести всех евреев из крепости, и исполнили поляки это приказание. Вышли евреи с разбитыми и сокрушёнными сердцами, предчувствуя недоброе.

Согнали их всех — несколько тысяч — в большой сад, наглухо огороженный со всех сторон.

Гаон увещевал людей:

— Если суждено, пусть мы погибнем во славу имени Господа, но не изменим своей вере.

И отвечал народ единодушно:

— Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Бог единый и так, как в ваших сердцах он един, так и в наших он только единый.

В большой дом, где расположился Максим Кривонос ввалились несколько холопов.

— Явился до нас посланник епископа киевского Сильвестра, хочет говорить с тобой.

— Пусть заходит.

В горницу вошёл рослый поп в рясе с большим крестом на груди. Перекрестившись трижды в красный угол, где едва тлела лампада перед затуманившимся от времени ликом Христа, он поклонился Кривоносу.

Максим жестом показал на стул:

— Сядай, батюшка, с чем пожаловал?

— Слыхал я, что евреев много собралось у тебя, что драгоценности их, неправедно нажитые, отобрал ты.

— То так, батюшка, жертвую тебе десятину на Храм Божий.

— Премного благодарствую! А скажи-ка, что с теми евреями делать собираешься?

— То, как обычно, отдам холопам, чтоб уничтожили заразу эту.

— А я вот, что тебе предложить хочу. Коли удастся уговорить этих жидов от веры своей отказаться, да в нашу перейти, в православную, вот это будет победа. О ней быстро весть разнесётся среди евреев, да и кругом другие народы про то узнают. И захотят все жиды жизнь свою спасти. И окрестим всех, и укрепится тем православие, как вера истинная, а евреи исчезнут быстрее, чем изводить их смертоубийствами.

— Умён ты, батюшка, и дальновиден. Но сумлеваюсь я в успехе дела твоего. Однако попробуем. Коли не получится у тебя, тогда я за дело возьмусь.

Наутро явился к евреям, ожидавшим своей участи, представитель епископа и поставил посреди сада знамя с крестом православным:

— Всякий, кто изменит своей вере, останется в живых; пусть он сядет под этим знаменем.

Но никто не ответил ему и никто не вышел, ни один человек.

И так он три раза возвещал о предложении своём. Но гробовое молчание было ответом ему.

Тогда он открыл ворота сада, и сейчас же в него ворвались холопы и стали убивать евреев. Кровь лилась рекой, убийцы озверели от крови. Кого протыкали саблями и пиками насквозь, кому сносили голову, кому отрубали конечности и бросали на съедение псам. Некоторым обматывали голову по переносице тетивой лука и спускали лук так, что у них выскакивали глаза, детей рубили, как капусту. Женщинам раздвигали ноги и насаживали их на пики, хохоча над тем, как они корчились и кричали в предсмертных муках.

В живых оставили только несколько раввинов, надеясь получить за них хороший выкуп. Их заковали в кандалы и оставили в саду под стражей.

После того, как были убиты все евреи, холопы подошли к крепости, намереваясь ворваться в неё.

Тогда закричали им со стен люди князя:

— Вы ведь заключили с нами договор, зачем же его нарушаете?

И отвечали на это холопы:

— Так же, как вы поступили с евреями и нарушили заключенный с ними договор, так же и мы поступаем с вами. Мера за меру.

Оставшиеся в крепости польские жолнеры, стоявшие на стене, начали стрелять в холопов. Но мало их было перед многотысячной толпой. Употребив очередную хитрость, сделав за ночь подкоп, холопы ворвались в крепость и сожгли её дотла. Никого из поляков не оставили в живых, а имущество их разграбили.

«Перед тем, как убить князя Четвертинского, холопы изнасиловали на его глазах красавицу-жену и двух его дочерей. А поскольку, князь был человеком очень тучным, он не мог долго стоять на ногах и сидел все время на стуле. И подошел к нему один наглец, мельник из его бывших крепостных, и, сняв перед князем шапку, сказал ему, смеясь и издеваясь:

— Что пан прикажет?

После этого он напомнил князю, как тот мучил своих крепостных, как он угнетал их тяжкими работами. Потом он сказал:

— Встань со своего стула. Я сяду вместо тебя и буду твоим барином.

Но князь не смог встать с места, тогда его сволокли со стула и с великой жестокостью отпилили ему голову на пороге его же дома».[7]

«Мне отмщение и Аз воздам». Так отплатил Господь полякам за предательство, за то, что они нарушили союз с евреями.

Слух об этом разнёсся по всей Речи Посполитой, и уже никогда с тех пор не нарушали паны завет с евреями, даже если православные холопы просили об этом.

Закончив кровавый пир в Тульчине, голота вернулась по домам с большой добычей — панское и еврейское золото, серебро, драгоценные камни и бриллианты. С ними было много пленных — красивых женщин и девушек, как еврейских, так и польских.

Хотя Михаил в последние дни и не принимал участия в кровавой бойне, им с Сашкой тоже достались богатства невиданные. Куда их можно спрятать, они пока не решили, но таскать за собой, в походе, было немыслимо.

Посовещавшись, друзья решили закопать драгоценности в лесу, в пяти милях от Тульчина. Они оставили лагерь, погрузили доставшееся им добро на телегу и отправились в путь. Сашка устроился в телеге, а Михаил ехал верхом. Достигнув леса, они углубились в него и остановились на краю глубокой балки, заросшей мелкой лесной порослью. Сашка спрыгнул с облучка, но не успел размять затёкшие ноги, как откуда-то появилось десятка полтора людей, по виду холопы из крестьян. В руках у них были косы и палки.

— Хто такие, что делаете здесь?

— Мы казаки гетмана Хмельницкого, посланы в разведку.

Пока они говорили, холопы уже залезли на телегу и шарили там. В это время много разных шаек бродило по Украине, их называли гайдамаки. Эти разбойники не подчинялись никому: ни Хмельницкому, ни предводителям восставших.