Стихи мои, простые с виду… - Игорь Иртеньев

„Наш Ту-154…“

Т. Догилевой

Наш Ту-154,Смекалки русской буйный плод,Над территорией СибириВершил свой плановый полет.

Под самолетное гуденьеВ момент набора высотыЯ погрузился в сновиденье,Где фигурировала ты.

И лишь в него я погрузился,Как вдруг, ну словно как живой,Явился и не запылилсяМне незабвенный образ твой.

Короче говоря стихами,На полном, так сказать, лету,Дыша французскими духами,Возник он прямо на борту.

Являя всю себя народу,Ты, внешних данных не тая,Передвигалась по проходу(Аллитерация моя — И. И.).

В руках неопытных держалаМладенца ты не тем концомИ что-то смутно выражалаСвоим неправильным лицом.

С подобным выраженьем каждыйСмотрел на мир тогда, когдаБывал он матерью однаждыИли хотя бы иногда.

…Турбины мощные шумели,Пилот в руке сжимал штурвал,В салоне плакали и пели,И кто-то даже вышивал.

Лишь я один не шевелился,Боясь спугнуть волшебный сон,Покуда он не удалился,В другой проследовав салон.

Как жаль, что в некогда могучей,В единой некогда странеСтоль яркий материнства случайУвидишь разве что во сне.

„Не Англия, не Турция…“

Не Англия, не Турция,Не Клинтон-паразит,Проклятая коррупцияРоссию поразит.

Грозит нас сила чернаяРазрушить изнутри,Вставай, страна огромная,Вставай, глаза протри.

Пора настала грозная,В поход зовет труба.Идет борьба серьезная,Нанайская борьба.

„Не выношу ночной горшок…“

Не выношу ночной горшокЗа неприятный запашок.

„Не доливайте водку в пиво…“

Не доливайте водку в пиво,Во-первых, это некрасиво.А во-вторых, снижает слог,А в-третьих, просто валит с ног.

Не прочищайте пальцем носа,На это в свете смотрят косо.Как светских тонкостей знаток,Рекомендую всем платок.

Не зажимайте дам в парадном,При здешнем климате прохладномСтоль безыскусный стиль сулитПартнерам лишь радикулит.

Не гладьте брюки на ночь глядя,Поскольку брюки на ночь гладя,Придется снять их все равно,Чтобы не выглядеть смешно.

Не доверяйте акушерам,Они завидуют в душе вам.Когда ж придет пора рожать,Услуг их следует бежать.

Не ешьте курицу с соседом,По понедельникам и средам.А, впрочем, и в другие дниСтарайтесь есть ее одни.

Не все, прочитанное вами,Возможно выразить словами,Но тайный смысл заветных строкИ вам откроется в свой срок.

„Не мешайте мне лежать…“

Не мешайте мне лежать…Старость нужно уважать.И года мои не те,Чтоб елозить на тахте.

„Не могу не вспомнить факта…“

Не могу не вспомнить факта,Происшедшего со мной,На коне я ехал как-тоВ день весенний выходной.

Ехал, значит, на коне я,Ехал, стало быть, на нем,У него я на спине яЕхал я весенним днем.

Так и ехали мы двое,По дороге семеня —На спине я у него я,Между ног он у меня.

Были мы душой одною,Были телом мы одним,То ли он ли подо мною,То ли я ли по-над ним.

„Не нам бродить по тем лугам…“

Не нам бродить по тем лугам,Не нам ступать на те отроги,Где зреет дикий чуингам,Пасутся вольные хот-доги.

Не с нашей трудною судьбой,Во власть отдавшись томной неге,Небрежно закурить плейбой,Лениво отхлебнув карнеги.

Не наши стройные телаГавайским обдувать пассатам,Не нас природа родилаПод небом звездно-полосатым.

А в том краю, где нас на светПроизвела она когда-то,Почти и разницы-то нетВ словах „зарплата“ и „заплата“.

„Не рядовая это дата…“

Не рядовая это дата,Не просто день календаря.Мы восемь лет бредем куда-тоИ материм поводыря.

И пусть он мелет, наш Емеля,Что видит свет в конце туннеля.Но в том, что это красный светИ у ежа сомнений нет.

„Не шофером, не гипнотизером…“

Не шофером, не гипнотизером,Не шахтером, на худой конец,Нет, мечтал быть с детства прокуроромЯ, худой, веснушчатый малец.

Представлял, как строгий, неподкупный,Я сижу, затянутый в мундир,Повергая в трепет мир преступный,Да и прочий, заодно уж, мир.

И как он идет, шатаясь, к двери,Старый, кривоногий и хромой,Весь приговоренный к высшей мере,С детства ненавистный, завуч мой.

„Невиданной доселе масти…“

Невиданной доселе масти,Досель неведомых породВдруг появился этот плодНа самой верхней ветви власти.

Такой загадочный гибридНе в силах объяснить наукаВ названье явный привкус лука,Что многим портит аппетит.Да ну и мать бы их етит.

Возможно, в чем-то я и груб,Но что попишешь — правдоруб.

Пошел шестой по счету год,Как этот плод настырный зреет,Но все никак не покраснеетИ все никак не упадет.

Невольное

Я Аллу люблю Пугачеву,Когда, словно тополь стройна,В неброском наряде парчовомВыходит на сцену она.

Когда к микрофону подходит,Когда его в руки беретИ песню такую заводит,Которая вряд ли умрет.

От диких степей ЗабайкальяДо финских незыблемых скалНайдете такого едва ли,Кто песню бы эту не знал.

Поют ее в шахтах шахтеры,И летчики в небе поют,Солдаты поют и матросы,И маршалы тоже поют.

О чем эта песня — не знаю,Но знаю — она хороша.Она без конца и без края,Как общая наша душа.

Пою я, и каждое словоМне сердце пронзает иглой.Да здравствует А. Пугачева,А все остальное — долой!

„Некомпетентность правит бал…“

Некомпетентность правит бал,Упала вниз боеготовность,Цинизм вконец заколебал,Заколебала бездуховность.

Споили начисто народ,Идею свергли с пьедестала,Вдов стало меньше, чем сирот,Сирот практически не стало.

Наука полностью в огне,Искусство там же, но по пояс.Никто не моется в стране,Лишь я один зачем-то моюсь.

Неопубликованная стенограмма

Любимец уральских умельцев,Кумир пролетарской Москвы,Борис Николаевич ЕльцинСедой не склонил головы.

Последний октябрьский пленумНе выбил его из седла,Явился он вновь на коне нам,И конь закусил удила.

Возникнув с карельским мандатомНа главной трибуне страны,Он бросил в лицо делегатам:— Винить вы меня не должны.

Имею я полное правоЛюбые давать интервью.Даю их не ради я славы,А ради их правды даю.

Грозит перестройке опасность,Повсюду разлад и раздор,Да здравствует полная гласность!Да сгинет навеки Егор!

Своим выступленьем ораторПоверг в изумление зал,От ужаса встал вентилятор,И в обморок кто-то упал.

Настало такое молчанье,Какое бывает в гробу,Не веря себе, свердловчанеЗастыли с росою на лбу.

Но Бондарев крикнул: — Полундра!Гаси эту контру, братва!Загоним в карельскую тундруЕго за такие слова.

Затем ли у стен СталинградаКормил я окопную вошь,Чтоб слушать позорного гада,Нам в спину вогнавшего нож?!

Тут, свесясь по пояс с галерки,Вмешался какой-то томич:— Пора бы дать слово Егорке,Откройся народу, Кузьмич.

Свои разногласья с БорисомДо нас доведи, не таясь,Коль прав он — так снова повысим,А нет — сотворим ему шмазь.

— Секретов от вас не имею, —Степенно ответил Егор, —Сейчас объясню, как умею,В чем наш заключается спор.

Таиться от вас мне негоже,Коль речь тут на принцип пошла,Мы были в стратегии схожи,Но тактика нас развела.

Борис — экстремист по натуре,С тенденцией в левый уклон,Троцкистской наслушавшись дури,Он делу наносит урон.

И пусть за красивую фразуСыскал он в народе почет,Но нашу партийную мазуБориска в упор не сечет.

Родную Свердловскую область,В которой родился и рос,На хлеб посадил и на воблу,А пива, подлец, не завез.

Да хрен с ним, товарищи, с пивом,Не в пиве, товарищи, суть,Пошел он вразрез с коллективом,А это не кошке чихнуть.

Теперь, когда все вам известно,Пора бы итог подвести,Нам с Ельциным в партии тесно,Один из нас должен уйти.

При этом не хлопая дверью,Тут дело не в громких хлопках,Я требую вотум доверья,Судьба моя в ваших руках.

И маком расцвел кумачевымВзметнувший мандаты актив:— С Егором навек! С Лигачевым!А Ельцина мы супротив.

Я в том не присутствовал зале,Не дремлет Девятый отдел,Но эту картину едва лиЗабудет, кто в зале сидел.

Цепляясь руками за стены,Белей, чем мелованный лист,Сошел с политической сценыОсвистанный хором солист.

„Ничего мне так не надо…“