Стихи мои, простые с виду… - Игорь Иртеньев

Моя Москва

Я, Москва, в тебе родился,Я, Москва, в тебе живу,Я, Москва, в тебе женился,Я, Москва, тебя люблю!

Ты огромная, большая,Ты красива и сильна,Ты могучая такая,В моем сердце ты одна.

Много разных стран я видел,В телевизор наблюдал,Но такой, как ты, не видел,Потому что не видал.

Где бы ни был я повсюду,Но нигде и никогдаЯ тебя не позабуду,Так и знайте, господа!

„Моя неизбывная вера…“

Моя неизбывная вераНезнамо в кого и во чтоДостигла такого размера,Что еле влезает в пальто.

Такого достатка картиныРисует рассудок больной,Что пламенный лох Буратино —Печорин в сравненье со мной.

И глаз не смыкая бессонных,Мечтаю всю ночь в тишине,Как в белых солдатских кальсонахСпешит мое счастье ко мне.

„Мужчина к женщине приходит…“

Мужчина к женщине приходит,Снимает шляпу и пальто,И между ними происходит,Я извиняюсь, черт-те что!

Их суетливые движенья,Их крики дикие во мгле,Не ради рода продолженья,Но ради жизни на земле.

И получив чего хотели,Они, уставясь в потолок,Лежат счастливые в постелиИ пальцами шевелят ног.

„Мы с тобой, правительство родное…“

Мы с тобой, правительство родное,В этот трудный для отчизны час,Повышая цены на спиртное,Можешь вновь рассчитывать на нас.

Понимаем, повышенье это,Как ни крой его, ни поноси,Служит укреплению бюджета,То есть, процветанию Руси.

Чтоб врачу, шахтеру, инженеруВовремя зарплату заплатить,С пониманьем встретим эту меру,Стиснув зубы, дальше будем пить.

Роста экономики добиться —Вот девиз сегодняшних властей,Если скажут до чертей напиться,Всей страной напьемся до чертей.

Проложить дорогу к райским кущамМожем мы лишь только сообща.Да помогут пьющие непьющим,На себе их волоком таща.

„На душе, товарищи, такое…“

На душе, товарищи, такое,Что наружу выплеснуть не грех.Звонкой поэтической строкоюЛевых сил приветствую успех.

Неудачи нас не подкосили,Паровоз наш вновь летит вперед.Нынче в ногу с трудовой РоссиейТрудовая Англия идет.

Красный флаг над Эйфелевой башнейРвется ввысь, как символ перемен,Водрузил его наш друг бесстрашныйЛионель, прошу пардон, Жоспен.

Всюду торжествует дело наше,Как бы ни злословили враги.Снова революция на марше,Мир сегодня с левой встал ноги.

„На Павелецкой-радиальной…“

А. Еременко

На Павелецкой-радиальнойСредь ионических колоннСтоял мужчина идеальныйИ пил тройной одеколон.

Он был заниженного роста,С лицом, похожим на кремень.Одет решительно и просто —Трусы,ГалошиИ ремень.

В нем все значение имело,Допрежь неведомое мне,А где-то музыка гремелаИ дети падали во сне.

А он стоялМужского родаВ своем единственном числе,И непредвзятая свободаГорела на его челе.

На смерть героя

За что убили Чаушеску?Ведь он ни в чем не виноват,С ним поступили слишком резко,В живот направив автомат.

Невинной жертвы образ чистыйНавек впечатался в сердца.Как подобает коммунисту,Он им остался до конца.

Ряды героев поределиВ теченье считанных недель.Друзья, мне страшно за Фиделя,Скажи, ты жив еще, Фидель?

Я не могу без седуксенаВ тревожной мгле сомкнуть очей,Все представляю Ким Ир СенаВ кровавых лапах палачей.

Герои смерть не выбирают,А я поэт — считай, герой.Поэты тоже умираютНе так, как хочется порой.

Но если мой черед настанет,То я бы так вопрос решил:Уж если умирать — как Сталин,А жить — как Чаушеску жил.

„На стуле женщина сидела…“

На стуле женщина сиделаС улыбкой легкой на устахИ вдаль задумчиво глядела,Витая мыслью в небесах.

Поток мерцающего светаСтруил ее нездешний взор,Она курила сигарету,Роняя пепел на ковер.

И молвил я, от дыма морщась:— Прошу прощения, но выОтнюдь не чтите труд уборщицИ этим крайне не правы.

Понятья ваши о культуреБольшой пробел в себе несут,В местах общественных не курятИ пепел на пол не трясут.

Советской женщине негожеТабачный дым в себя глотать,Какой пример для молодежиВы этим можете подать!

Дымилась в пальцах сигарета,Молчал за стенкой телефон.Я долго ждал ее ответаИ, не дождавшись, вышел вон.

„Набирает силу летняя жара…“

Набирает силу летняя жара,Трудовая подошла к концу страда,Депутаты, как из дома детвора,Разлетаются из Думы кто куда.

Потянулся отдыхающих поток,Выбирай маршрут по вкусу, депутат,Кто на запад, кто на юг, кто на восток,Кто на север. Нет. На север? Виноват.

Их счастливей в целом мире не найти,Детской радостью наполнены сердца,Им открыты все дороги, все путиИ оплачены при этом в два конца.

Наблюдение

В здоровом теле —Здоровый дух.На самом деле —Одно из двух.

„Назови мне такую обитель…“

Назови мне такую обитель,Я такого угла не видал,Где бы наш рядовой потребительНи за что, ни про что не страдал.

Взять к примеру, того же меня бы,Чтоб за ним далеко не ходить,Я и сам потребляю неслабо,Что и сам же готов подтвердить.

И в процессе того потребленья,Что никак не стремится к нулю,Сплошь и рядом одни оскорбленьяОт своих же сограждан терплю.

То амбре им мое не по нраву,То им слух мои режут слова…По какому такому по правуМне мои ущемляют права?

Во всемерной нуждаясь защите,Я дождался Всемирного дня.Вы, товарищ, меня не тащите,Отпустите, товарищ, меня.

„Нам избирательное право…“

Нам избирательное право,Сказать по правде, ни к чему.Сия мудреная забава —Помеха русскому уму.

На кой нам эти бюллетени,Опросы, списки, округа,Когда без этой хренотениЗаходит за мозгу мозга.

И я бы памятник поставилНа Красной площади в МосквеТому, кто нас бы всех избавилОт лишней дырки в голове.

„Нам обвинения с Иваном…“

Нам обвинения с ИваномПризнать в свой адрес нелегко,Иван ни разу не был пьяным,Он пил лишь сок да молоко.

И я, равняясь на Ивана,За дело трезвости борец,Давно не поднимал стакана,Не тыкал вилкой в огурец.

Тянулось время без просвета,Года катились под уклон,Как вдруг потребовал поэтаК священной жертве Аполлон.

Заказ мне обломился срочный,Как будто с неба канул гром —Черкизовский завод молочныйВосславить пламенным пером.

Как там в пакеты разливаютТо, что на завтрак люди пьют…О, знал бы я, что так бывает,Когда пускался на дебют,

Что отомстит мне так жестокоНеуправляемый подтекст,От шуток с этой подоплекойЯ б отказался наотрез.

Поэт всегда за все в ответе,Прости, любимая страна,Что не сумел в простом пакетеЯ разглядеть двойного дна.

Народ. Вход-выход

Когда я вышел из народа,Мне было двадцать с чем-то лет.Оставлен напрочь без ухода,Небрит, нечесан, неодет,Я по стране родной скиталсяПешком, голодный и худой,Сухою корочкой питался,Сырою запивал водой.Но годы шли, летели годы,Короче, где-то через год,Наевшись досыта свободы,Решил я вновь войти в народ.Ему я в пояс поклонился,Как пионеры Ильичу:Прости, народ, я утомилсяИ снова быть в тебе хочу.Прими меня в свои объятья,Свои холщовые порты,Готов за это целовать яТебя, куда укажешь ты.Прости мне прежние метанья,Мои рефлексии прости,Прости фигурное катаньеНа трудовом своем пути.Ты дан навеки мне от Бога,Ты мой навеки господин.Таких, как я, довольно много,Таких, как ты, — всего один.Кто есть поэт? Невольник чести.Кто есть народ? Герой труда.Давай шагать с тобою вместеПо жизни раз и навсегда.Так я стенал, исполнен муки,В дорожной ползая пыли,И, видно, пламенные звукиКуда положено дошли.Внезапно распахнулись двериС табличкой „Enter“ т. е. „Вход“,И я, глазам своим не веря,Увидел собственно народ.Он мне совсем не показался,Хоть дело было ясным днем,Он как-то сильно не вязалсяС расхожим мнением о нем.Он не был сущим и грядущимВ сиянье белоснежных крыл,Зато он был довольно пьющимИ вороватым сильно был.Я ослеплен был идеалом,Я в облаках всю жизнь витал,А он был занят черным наломИ Цицерона не читал.Он не спешил в мои объятья,И тут я понял, что народЕсть виртуальное понятье,Фантазии поэта плод.И понял я, что мне природаЕго по-прежнему чужда,И вновь я вышел из народа,Чтоб не вернуться никогда.

„Наш Ту-154…“