Экспоненциальный дрейф - Андреас Эшбах

— Вы готовите заговор! — заявила Анна и посмотрела вокруг. Школьные друзья ее отца — Лутц, Вольфганг и Ив — сидели в кругу и от души смеялись. У каждого из них на коленях лежала рукопись. — Я все слышала.

— Нечего подслушивать писателей! — Отец показал на рукописи. — Мы читали диалог из моего нового романа — в ролях. Чтобы я знал, как он звучит. А по-твоему, мы уже готовим заговор. Теперь ты понимаешь, почему мы всегда закрываем дверь?

Анна была разочарована.

— Ах вот оно что.

Жаль. А казалось — это что-то по-настоящему интересное.

Вольфганг Кренц следил за диалогом между Петером и его дочерью со смешанным чувством удовольствия и страха.

— Я тебе уже говорил, что восхищаюсь быстротой твоей реакции? — спросил он Петера после того, как девочка, опустив голову, вышла из комнаты и двойная дверь вновь была заперта.

Хозяин со злостью на лице собирал обратно рукописи, которые он моментально раздал, когда они услышали подозрительный шорох из ящика.

— Девчонке всего восемь лет, но она уже пересмотрела все фильмы про Джеймса Бонда, которые вышли на видео. Пересмотрела — не то слово, она их знает наизусть. От нее всего можно ожидать. Если б я ввел такой персонаж в один их моих романов, читатели бы сказали, что это натяжка.

— Мы должны приступить к делу как можно скорее, — пока еще способны опережать шпионаж твоей дочери. К тому же растет количество радиотелескопов, с этим нам тоже придется считаться. Атакамскую большую миллиметровую сеть ALMA достроят в 2009 году. Еще один проект типа «Аргоса» в Огайо может стоить нам головы. А если китайцы, как запланировано, построят телескоп с зеркалом на пятьсот метров, то все кончено. Мы ничего не сможем сделать.

Ив кивнул.

— Вольфганг прав.

— Вот именно, — подтвердил Лутц, компьютерный гений компании, которую он создал вместе с Ивом. — Несмотря на неприятности с Абелем, сейчас действительно идеальный момент. Лет пять тому назад наш план был слишком рискованным, компьютерные системы очень сильно отличались друг от друга и не были настолько сложными, как сейчас. С другой стороны, в последнее время намного больше внимания уделяется слабым местам в системе безопасности Интернета и попыткам устранить их. По-моему, года через два все пути доступа будут для нас закрыты.

— Ладно, — подытожил Петер, — давайте перейдем к делу. Какие-нибудь предложения по поводу даты?

Воцарилась тишина.

— Трудно сказать, — проговорил Вольфганг. — Ведь этот день войдет в историю. Как 11 сентября.

Ив глубоко вздохнул.

— Ну, ты и сравнил… В любом случае, это должна быть дата, связанная с чем-нибудь хорошим.

Петер улыбнулся.

— Вы еще помните, когда мы все это придумали?

— Конечно, — ответил Лутц. — Секундочку… Нам было тогда по четырнадцать-пятнадцать лет. Это случилось летом. Мы сидели у тебя дома, точно так же, как и сегодня. Выдумывали всякую ерунду. И вдруг нас осенило.

— Да, я помню. Это произошло незадолго до чемпионата мира по футболу, — добавил Ив. — Германия-Голландия. Беккенбауэр против Кройфа. 1974 год. Но тогда вас это не интересовало.

— И сейчас не интересует, — пробормотал Лутц.

Петер Эйзенхардт выудил листок из кучи бумаг на письменном столе.

— Я посмотрел в своих дневниках. Мы придумали наш план третьего июня. В понедельник, как и в этом году. — Он огляделся. — Друзья мои, следовательно, мы не просто что-то задумали, но и потратили двадцать восемь лет и немало сил на выполнение задуманного. По-моему, если у нас есть возможность выбрать день, то пусть это будет наш юбилей. Давайте договоримся, что 3 июня 2002 года станет днем, когда мы изменим мир.

Глава девятнадцатая

Вольфганг Кренц достал свой ежедневник, в котором хотел сделать пометку на третье июня, но заметил направленные на него вопросительные взгляды.

— Наверное, лучше ничего не записывать, да?

Остальные синхронно кивнули. Как в былые времена.

— В особенности тебе, — сказал Петер.

— В этом есть доля правды, — согласился Вольфганг, убирая ежедневник. — Но что будем делать с Абелем?

Лутц стал массировать свой нос.

— Слышать уже не могу это имя.

— С моей точки зрения, то, что он неожиданно обрел сознание, вовсе не такая уж катастрофа, как мы изначально полагали, — продолжил Ив. — По крайней мере, если ты прав…

— Конечно же, прав, — перебил его Вольфганг.

— …то все, что Абель узнал о нас до инсульта, превратилось в какую-то паранойю, которая теперь полностью завладела им. Не знаю, как это могло случиться, я не специалист. Но, по-моему, это единственное логичное объяснение тому факту, что он считает себя именно инопланетянином.

«А для меня то, что он пришел в сознание, — еще какая катастрофа», — подумал Вольфганг.

— Короче, мы больше не обращаем на него внимания.

— Так точно! — от всего сердца воскликнул Лутц.

Вольфганг скривился. «Вечное соперничество программистов», — подумал он.

В середине января 2002 года главную новость, обсуждаемую во всех газетах и по телевизору, многие сначала посчитали сатирой: иск о запрете правоэкстремистской Национал-демократической партии Германии, направленный федеральным правительством, приостановлен в связи с тем, что один из свидетелей обвинения и член НДПГ оказался долголетним осведомителем немецких спецслужб.

Бернхарда Абеля очень заинтересовали эти события, хоть он пока не мог сказать, почему. Но он покупал еще больше газет, чем обычно, и не пропускал ни одного выпуска новостей, несмотря на то, что и писали, и говорили одно и то же.

— Я ведь тоже что-то вроде осведомителя спецслужб, — вдруг догадался он. В это время по телевизору диктор Вольф Лойевски обсуждал с бывшим начальником ведомства по охране конституции вопрос о том, не наступит ли конец всем правым группировкам, если немецкие спецслужбы прекратят внедрять в них своих агентов и выплачивать гонорары шпионам, что бывший начальник решительно отрицал. — Вот почему меня это так сильно волнует. Я сотрудник спецслужб внеземного правительства.

Эвелин издала звук, который мог обозначать все и одновременно ничего. В последнее время она выработала привычку садиться с бокалом красного вина рядом с Бернхардом, в то время как он, словно ненормальный, смотрел все выпуски новостей, репортажи со всего мира и разные научно-популярные передачи.

— Это именно так, — продолжал разглагольствовать Бернхард. — Идет суд над человечеством, а я веду следствие.

Эвелин с грохотом поставила бокал на журнальный столик.