Пламенный клинок - Вудинг Крис

— А Рассветные Стражи? Куда делись они?

— Об их подвигах нет известий уже две сотни лет. Они остались и минувшем и превратились в легенду.

Сора фыркнула.

— Петер говорит, что, лишившись Пламенного Клинка, оссиане признали себя побежденными.

Арен сжался при упоминании Петера, чересчур самоуверенного кроданского парня, проводившего в обществе Соры куда больше времени, чем того хотелось Арену.

— Так и было.

— Но ведь это всего лишь меч, — с недоумением заметила девушка. — Петер говорит, что кроданское войско никогда не сдалось бы из-за потери какого-то меча.

Арен не сумел скрыть обиду в голосе.

— Возможно, поэтому вы и победили.

— Тебе завидно! — поддела его Сора, и Арен насупился. — Ну перестань! Петер — обычный пустомеля. Замуж я пойду только за тебя.

— Если позволят твои отец и братья, — буркнул Арен. От упоминания соперника он сделался раздражительным и нечутким. — Ты знаешь, что сегодня Харальд и Джук меня стращали?

— Подумаешь! Они и на меня тявкают, — махнула рукой Сора. — Вот змеюки, у родной сестры из комнаты выкрали письмо! Очень по-взрослому. — Она плутовато улыбнулась. — Но я змеюка еще почище! Они запретили мне выходить из дому сегодня вечером, но я все равно ускользнула!

— Они знали, что ты собираешься встретиться со мной? — в ужасе спросил Арен.

— Подозревали. Но они не видели, как я уходила, а раз не видели, то и беспокоиться им не о чем. А вот и лестница! Давай поднимемся.

Вдоль полукружия выходящей к морю стены тянулся ряд ненадежных ступеней. Камни были выщерблены, кое-где отвалились большие куски и зияли устрашающие бреши. Однако лестница вызывала у Арена гораздо меньше опасений, нежели последнее замечание Соры. Девушка будто не понимала, насколько все серьезно и что может произойти, если их поймают. Арену угрожало кое-что посущественнее взбучки. Если отец Соры донесет губернатору, последствия затронут не только самого Арена, но и его отца, поэтому юноша встревожился не на шутку.

Он взял Сору за обе руки и развернул лицом к себе. Ему внезапно захотелось узнать, честна ли она с ним, будет ли ждать его возвышения с воинской службы. Ему предстоял целый год в разлуке, без возможности увидеть любимую, прикоснуться к ней. Целый год в неведении, чем она занимается и с кем. Арен долго избегал подобных мыслей (ему отлично удавалось уходить от сложных вопросов, как заметила однажды нянюшка Альса), но теперь под ногами словно разверзлась жуткая пустота.

Сора прочитала тревогу у него в глазах и приложила палец к губам Арена, будто напоминая, что он уже мужчина, а не мальчик. В такую ночь негоже падать духом. Если, конечно, ему хочется ее поцелуев.

Поэтому юноша подавил страх и, чувствуя разом облегчение и боль, направился вверх по ступеням.

Лестница резко оканчивалась на полпути, дальше были только воздух и звезды. Слева находился выход на балкон, когда-то опоясывавший башню снаружи. Теперь от него остался лишь изъеденный временем широкий выступ, а балюстрада давно развалилась. По всему протяжению выступа сидели озаренные луной люди, свесив ноги над землей на высоте трех этажей. Они не побоялись взобраться на такую верхотуру ради вида, открывающегося на пятнадцать лиг по всем направлениям. С высоты башни волшебное зрелище представало во всей красе.

Арен и Сора вышли наружу, присоединившись к наблюдателям, и глаза у Соры расширились: она впервые видела призрачный прилив.

Море сверкало. Дивное сияние разноцветными лентами скользило над волнами вдоль всего побережья. Там, где вода встречалась с сушей, в гротах и перед утесами, сияние достигало ослепительной яркости. Шаткие пристани и пришвартованные лодки, будто призрачные видения, колыхались в текучем белом свете.

Вдалеке виднелись панцирные киты — громадные чудища, покрытые плотной корой ракушек. Выпуская фонтаны, они переваливались с боку на бок и шлепали плавниками. Время от времени один из них с разинутой пастью выпрыгивал из воды, рассекая светящиеся ленты. Потом обрушивался вниз и скрывался в глубине, и вновь наступал покой, а сияющие полосы понемногу обретали прежние очертания.

Этих самых китов Арен и слышал всю дорогу до башни. Глубокое низкое урчание, отдававшееся у него в груди, странные неравномерные хлопки, жуткие завывания и взвизги, от которых замирала душа, — все эти сверхъестественные звуки напоминали о диких древних краях, где, как говорят, властвуют выходцы из мира мертвых.

Неудивительно, что в прежние времена моряки считали, будто во время призрачного прилива на сушу выходят души утопленников, сопровождаемые китами Джохи. Каждый оссианин надеялся после смерти вернуться в землю, где подручные Сарлы, Повелительницы Червей, размельчат его тело и снова пустят в круговорот жизни. Те же, кто уходил в море, молились Царю-аисту, Воплощению Моря и Неба, чтобы он переправил их обратно к Сарле, если им суждено утонуть. Призрачный прилив служил доказательством, что их молитвы не пропадают втуне.

Арен не верил в Девятерых: ни в Сарлу, ни в Джоху, ни во всех прочих. Он следовал за светом Вышнего и насмехался над невежеством праотцов. Но здесь, лицом к лицу с непостижимым величием призрачного прилива, трудно было не ощутить, как тянутся к тебе духи старого мира, как боги родины исполинскими тенями встают за спиной.

Он повернулся к Соре, намереваясь высказать свои мысли, но осекся, увидев слезы на глазах любимой. Она обхватила его лицо ладонями и привлекла его губы к своим.

ГЛАВА 8

«Усердие. Умеренность. Господство».

Девиз Святейших. Арен устремил взгляд через всю классную комнату на табличку, укрепленную над доской. «Усердие. Умеренность. Господство». Упорство и самообладание приводят к победе.

Если бы и с девушками дело обстояло так же просто!

Голос учителя беспрерывным гудением доносился сквозь сумятицу, обуявшую истомленный рассудок Арена. Доску покрывали буквы, цифры и линии, но их значение от него ускользало. Он напрягал внимание, однако его мысли блуждали далеко отсюда.

С начала призрачного прилива минуло три ночи. Три ночи, в которые Арен почти не спал, а если и задремывал, то резко пробуждался с колотящимся сердцем. Однажды ему пригрезилось, будто в комнату входит Полый Человек и останавливается у его кровати, а сам он лежит и не может пошевелиться. Полый Человек запрокидывает голову, и рубец у него на горле раскрывается, словно влажный красный рот. Арен в ужасе вскочил, поскуливая, как щенок.

Вестей от Соры не приходило, и вообще не было признаков, что она в городе. Это молчание беспокоило юношу. Неужели он чем-то ее оскорбил? А может, она захворала? Или ее братья проведали о той ночи?

Он в сотый раз отогнал эту мысль. «Сосредоточься», — велел он себе и снова уставился на доску, у которой магистр Бильк тыкал указкой в уравнение. Этот приземистый, пухлый кроданец с густыми косматыми бровями и седыми лохмами, торчком стоявшими у него над ушами, напоминал рассерженную сову. Еще с десяток учеников за партами старательно выводили цифры на маленьких грифельных досках. Арен попытался напустить на себя прилежный вид, но осознал, что его взгляд снова скользит по табличке с девизом.

«Усердие. Умеренность. Господство».

С наступлением призрачного прилива все изменилось. Утром отец, как и обещал, проснулся другим человеком и последние дни оставался таким же сердечным и открытым, как и всегда. Но Арена провести не удалось. Теперь в поведении Рэндилла чувствовались фальшь и притворство. Вокруг витала неопределенность, побуждающая задаваться вопросами, которыми юноша никогда прежде не задавался.

Например, Сора. Та ночь наедине с ней прошла восхитительно, лучшего и желать нельзя. Призрачный прилив впечатлил девушку, и свидание наполняли поцелуи и изъявления страсти. Но после расставания Арена обуяли сомнения. Они с Сорой много говорили о любви, свадьбе и детях, но и словом не обмолвились о заботах, страхах и трудностях. Арен хотел знать, как им удастся преодолеть сопротивление ее семьи, препятствующее брачному союзу. Хотел понять, как они сумеют выдержать годовую разлуку. Но подходящего времени, чтобы обсудить насущные вопросы, так и не представилось. И все из-за нее.