Белая мель - Зоя Прокопьева

Возвращались обратно по деревне. Грызли огурцы. В одном доме, большом, на каменном высоком фундаменте, все окна были раскрыты. Там сидели за столом и пели, плясали, кто-то курил на лавочке у палисадника.

— Это у Витьки Хлыстова пируют, — остановился Вовка.

— Ага, — сказала Лидка и подкралась к открытому окну, заглянула. — Вовк, а там сидит та тетка, которая нас не записала в пионерский лагерь... Нас не записала, а Витьку записала...

Лидка отошла от окошек. Подождала. Те, что курили на лавочке, вернулись в дом продолжать пьянствовать.

— Вовк, у тебя есть еще огурцы? — спросила Лидка.

— Есть, — прошептал Вовка, вынимая из-за пазухи три огурца.

— Фишк, ты беги во-он туда, — показала вперед, в темный проулок. — Мы тебя догоним...

— Ладно. — Фишка ничего не поняла, но побежала — послушалась.

— Ты кинь в то, а я в это. — Лидка взяла у Вовки один огурец, думая о том, чтоб успеть кинуть и второй.

Отбежали и спрятались в крапиве.

В доме за столом поднялся визг, переполох — кто-то выскочил за ограду.

— Вот теперь пойдем, — сказала Лидка. Поднялась из крапивы и спокойно пошла вдоль улицы.

— Я крапивой обжегся, — хмуро сказал Вовка.

— Эй! — догнал их какой-то дядька. — Вы кого-нибудь здесь видели?

— Видели, — сказала Лидка. — Какой-то парень побежал вон туда, — показала в обратную сторону.

— Ах ты гад! — выругался дядька и затрусил догонять.

— Больно обжегся-та? — спросила она у Вовки.

— Больно.

— А ты подуй или слюной потри...

Под столбом стояла Фишка. Они спокойно дошли до дома счетоводихи — в двух окнах горел свет. Сквозь тюлевую штору было видно, что кто-то сидит у окна.

Вошли в траву и еле-еле нашли тыквину. Вовка от усердия и волнения забыл, куда ее спрятал. Лидка срезала бок тыквины, выдрала руками всю мякоть. Провертела две дырки, а над ними воткнула два обломка палки — получились рога.

— Что это будет? — спросила Фишка.

— Черт! — ответила Лидка.

— Их же не бывает! И зачем он тебе?

— Увидишь.

— А я знаю, — сказал Вовка, — потому что мы — мстители!

— А что мне делать? — спросила Фишка.

— Найди длинную крепкую палку, да потолще.

— Я сам — она не найдет, — сказал Вовка.

— Посмотри у бани, — посоветовала Лидка, вырезая ножиком рот и что-то похожее на торчащие зубы.

— А она не сильно испугается? — допытывалась Фишка.

— Кто ее знает. Наверное, не сильнее мамки, — вздохнула Лидка.

— Ой, кто-то идет! — испугалась Фишка.

— Это Вовка метлу тащит... Ну, Вовка, ну, Вовка — в базарный день цены тебе нет!

Вовка приосанился, выпрямился во весь рост.

— Присядь, дурак, чё вылупился-то! Тоже мне — разведчик.

Вовка старательно присел.

— Я забыл!

— Забыл! — прикрикнула Лидка. — А если б пули вокруг свистели?

— Не-е, я еще не нажился... Как же мамка без меня...

— Ну, то-то... А ты думай, прежде чем совать куда попало свою башку... Она тебе одна дадена — и мамка и башка... Ну, ладно, давай черенок... Вот молодец-то! В самый раз!..

Лидка отвязала метлу, а острым концом черенка проткнула тыквину.

— Темно, а то бы я так разрисовала — всем бы чертям завидно стало. Вовка, разведай — горит у них огонь?..

Вовка нырнул в темноту. Луны не было. Звезд не было. Тучи клубились низко. Трава была холодной от росы.

— Темно, — доложил Вовка.

— Тогда пошли, — сказала Лидка и поднялась. — Я пойду одна. Если поймают, то меня одну. Вовка, дай мне свечку и спички. Заберите огурцы... Меня ждите на углу, вон там. Ясно?

— Есть, ясно! — отчеканил Вовка и потянул Фишку в сторону.

А Лидка, с трудом неся под мышкой тыквину, прокралась в палисадник, затем к окошкам дома и прислонила свое чудище башкой к окну. Зажгла в тыквине свечку и сильно забарабанила в стекло раз-другой, а потом побежала.

Вслед ей понеслись истошные вопли, крики, и совсем неожиданно бабахнул выстрел. Зазвенели стекла. В соседних домах вспыхнули огни. Захлопали двери.

Лидка, когда бабахнуло, на секунду присела на дороге, а вскочив, дала такого деру, что зашумело в голове. На бегу она крикнула Вовке:

— Бежите в степь!

Бежали долго, бестолково. Лишь бы в темноту — подальше. Все еще слышались крики, но вроде за ними не гнались.

Они постояли, прислушиваясь и отпыхиваясь, пошли медленно.

Робко выглянула луна и осветила три их маленькие фигурки на ночной тихой пустоши. Все еще играла гармошка. Доносились песни и смех. Тарахтел движок электростанции. Перебрехивались собаки, да где-то в отдалении сонно взгогатывали гуси.

За полночь Лидка, чтоб не будить мамку, забралась на чердак. Только она улеглась, как мамка вышла.

— Лидк, а Лидк, ты пришла?

— Пришла.

— Где опять шастала?

— У Вовки была.

— Есть-то хочешь?

— Не-е, я огурцы ела.

— Это какие еще огурцы? Ох, Лидка, бить я тебя буду... Ты у меня только попробуй красть...

— Не, не огурцы — груздянку...

— Какую еще груздянку? Я тебе оставляла крапивницу.

— А я тебе оставила целый узел опенков... Не видала, что ли? Я у Вовки ела...

— А-а... Ты спишь?

— Не-е...

— Слезла бы — поговорить надо.

Лидке слезать совсем ни к чему — порвала платье. Надеялась зашить утром. А теперь вот как? Мамка пристала...

— Да говори, я ведь слышу и отсюдова.

Мамка, кряхтя, взобралась по лестнице, просунула голову в лаз.

— Слышь, вечор приходил сапожник из Корюкина: в отцы к тебе просится...

— Ну, а ты?

— Дак сказала, что подумаю...

— Вот и думай. Старый ведь он. Кривоногий — хуже б надо, да некуда... У всех отцы как отцы, а мне опять старого, да? Уж помоложе не можешь взять, что ли?

— Да я же сказала — подумаю. Чё кричишь-то?.. Сопля ты комариная, вот ты кто, тоже — учить принялась...

— А зачем тогда спрашиваешь?

— «Спрашиваешь, спрашиваешь...» Они что, отцы-то, на дорогах валяются? Али на грядках растут — выбирай какого хошь — так, что ли?

— Ну, не так...

— Тьфу ты господи! С тобой говорить, как в ступе воду толочь. Заладила: так — не так, бестолочь...

— Картошку-то когда полоть будем? — спросила Лидка.

— Видишь, поди, сама, что только и кручусь...

— Завтра да послезавтра приедут Колька с Маней — ладно уж, без тебя управимся. А укос-то нам дадут ли?

— Молчат пока.

— Чем Маруську-то кормить будем? Уж не сапожник ли твой накосит сена-то?

— Поди, накосил бы...

— Ага, жди... Держи карман шире. Я вон в угол у стайки Маруськиной начала кизяк собирать — дров-то теперь тоже не видать... А кизяк, хоть и кизяк, да свой.

— Ну, дров на картошку выменяем...

— Картошка-то у всех будет, а дрова на что и получше сменять можно.

— Ну, в колхоз сдадим картошки, или молока привезут.

— Тогда, может, не ждать, а тутока кой-где на задах покосить?

— Так когда ж я?

— А я схожу в кузницу к дяде Егору, попрошу сделать маленькую литовку...

— Ну и вовсе надорвешься. И так огород копала, воду таскала, а тебе еще надо силы копить — учиться.

— Копать-то мне мальчишки помогали. И ты копала...

— Чё там я копала... Шутка сказать — восемнадцать соток... А возить траву можно на тележке — Колька с Вовкой помогут. Погоди, может, на этой неделе что и решат.

— Ладно. Завтра я за опенками побегу — посушить на зиму надо...

— Говорят, этим летом рыжиков полно. Палаша сказывала — возами везут...

— Отпусти — мы сами сходим...

— Ну уж нет, и не заговаривай — одна не пойдешь. Кругом фулюганье шастает — всех еще вас укокошат... Спать, поди, хочешь?

— Хочу.

— Спи давай. Я тоже пойду...

И долго еще слышала Лидка сквозь скрип ставней то ли крик какой птицы, то ли вой ветра.

12

В воскресенье появились Колька и Маня. Гордые и обалдевшие от радости, они с ходу принялись одаривать друзей подарками. Колька привез им с Фишкой по берестяному туеску, а Вовке смешного человечка из корня березы — сам сделал. Маня подарила Вовке носовой платочек, обвязанный кружевами, а девчонкам по спичечному коробку с засушенными бабочками.

— Ты зачем же их мучила? — огорчилась Лидка.

— Я не мучила. Я притыкивала булавкой на стенку под кровать. Чтоб не украли, — обиделась Маня.

— А если бы нас с тобой вот так притыкнуть, а?

— Ой!

— Бить я тебя буду, — пообещала Лидка. — Ну, да ладно, спасибо тебе, Маня, что ты нас не забыла, правда, Фиша?

— Правда, — подтвердила Фишка.

— А бабочек мы отнесем в школу... А то прошлым летом Колька весь день за бабочкой бегал. Ну, рассказывайте, как вы там?

— Ой, а у нас был ежик! — оживилась Маня.

— Ха, ежик... Невидаль! У нас в подполе живет уж, — сказал Вовка.

— Покажи, — потребовал Колька.

— Так он редко вылазит.

— Все равно, — настаивал Колька.

— Ладно, — соглашается Вовка. — Мы ему молока в блюдечко нальем — он и вылезет.

— А еще мы разучивали песни и жгли костры. Очень было интересно! Правда, Кольк? — Колька кивнул. — А Колька влюбился. Вот! — добавила Маня.