Невеста моего брата - Патрик Бессон

— Смерть бомжа, — сказала Катрин, — не может быть хорошей новостью.

— Он всем мешал. Из-за него Фабьен не мог продать свою квартиру.

— От чего он умер? — спросил я.

— Кто-то его зарезал. Клянусь, что это не я. Должно быть, кто-то из его дружков. Эти люди ненавидят друг друга. В основном это бывшие заключенные.

— Во Франции бывшие заключенные ненавидят друг друга? — удивился Саверио.

— Во Франции все ненавидят друг друга, — сказала Катрин, — это национальный спорт, в рейтинге он стоит перед футболом и регби.

— Тогда почему в этой стране так приятно жить? — удивлялся итальянец с наигранной наивностью.

И высокопарно добавил, обращаясь к Софи:

— Нация с тремястами пятьюдесятью сырами.

— Из которых не все хороши, — заметила Софи.

— Те, что не хороши, надеюсь, вы не продаете.

— Я их продаю людям с плохим вкусом.

Мне не терпелось оставить тему сыра, к которой разговор постоянно возвращался, после того как Софи, протягивая свою корзину Катрин, сообщила свою профессию. Был даже такой момент, когда Саверио за обедом спросил серьезным тоном Катрин:

— Есть сыр — это плохо или хорошо для зубов?

Она не ответила. С первой их встречи Саверио задавал много вопросов, и Катрин отвечала далеко не на все, будучи всегда занята то там, то тут, то дома, то в саду.

— Моя история с бомжем никому не интересна. Вы должны бы порадоваться тому, что Фабьен скоро покончит с кредитами, которые изрешетили его финансы.

— Нельзя говорить в таких выражениях о смерти человеческого существа, — сказал Саверио. — Аннабель, ты переходишь границы.

— Сожалею, но ты не запретишь мне радоваться, что этот тип в конце концов очистил территорию. Он был ужасно грязным. Всякий раз, когда я проходила по улице Ангьен, мне блевать хотелось.

— Аннабель, хватит! — снова запротестовал итальянец.

С того момента, как они оставили тему сыра, мне было все равно, что они ссорились из-за бомжа, которого я видел единственный раз и который мне действительно показался грязным и неприятным. Но я видел в нем и одно достоинство: он усложнял жизнь моего брата, а следовательно, и его любовные дела с Аннабель. Катрин спросила меня, были ли у меня вести из Венгрии.

Я ответил, что нет. У нее их тоже не было. Это было странным. А были ли они у его невесты?

— Я получила одно SMS позавчера, — сказала Аннабель. — «Vse ok». Твой сын не гуманитарий, Катрин.

С каких пор они перешли на «ты»? Это произошло за моей спиной.

— Если ты хотела гуманитария, — сказала моя мать, — надо было брать Жиля.

— Я встретила его после Фабьена. Нельзя бросать мужа из-за его брата. Это неприлично и плохо заканчивается.

Я удивился, что Катрин тогда не спросила: а если он тебя бросит? Наверное, она об этом подумала, но очень осторожно, и не захотела говорить об этом публично. Аннабель сказала, окинув Софи нежным взглядом:

— Теперь уже поздно. Жиль уже занят.

Всеобщее внимание перенеслось на мою спутницу. Саверио сразу пришел в голову новый вопрос:

— А какой сыр делают в Венгрии?

Софи сказала, что не знает. Она начала понимать, что я не соврал ей насчет Саверио, что он действительно помпезный и холодный зануда, такой, каким я его описал по дороге. Женщину приглашают в гости к родителям по двум причинам: чтобы она нас возненавидела или для того, чтобы перестать ее любить. Правда, Саверио не был моим отцом, а Катрин была скорее матерью Фабьена. Единственный человек в этой комнате, с которым меня связывали какие-то родственные узы, была Аннабель, моя будущая невестка. Или будущая супруга, в зависимости от поворота событий. По пока она не была ни той, ни другой.

Я с нетерпением ждал окончания обеда, раздумывая, каким образом Катрин организует работу на кухне с Аннабель и Софи. Какой союз заключат между собой эти женщины, освободившись от мужчин, какие отношения завяжутся между ними и как долго они продлятся. Всю жизнь? Они встали из-за стола одновременно и согласованно. Это было похоже на начало балета, на котором Саверио присутствовал с блаженным видом. Он заявил мне, что мы самые счастливые мужчины на земле, и у меня возникло огромное желание обозвать его дураком, но я сдержался, потому что это выражение, часто употребляемое Аннабель, отныне было для меня проявлением интереса и обещанием счастья. Наблюдая, как Катрин, Аннабель и Софи крутятся вокруг стола, идут на кухню и возвращаются оттуда с такой грациозностью, мы даже не замечали, что на кухню они идут с занятыми руками, а назад — с пустыми. Я подумал, что дуэт превратился в трио и что в будущем мне придется противостоять критике не двух женщин, а трех. Они так быстро передвигались, убирая со стола, что нам казалось, будто мы находимся на кухне огромного ресторана. Саверио и я были не самыми счастливыми мужчинами на земле, а самыми несчастными. Мы были окружены тремя совершенными и нечувствительными женщинами, к которым нельзя было прикоснуться и которых нельзя было оставить. Как и Фабьен, мы оказались в тюрьме. В тюрьме, из которой он нашел единственный выход — смерть. Более хитрый и смелый, чем мы. Саверио был спасен ненавистью, которую Катрин начала испытывать ко всем мужчинам, которые не были ее мертвым сыном, в том числе и ко мне. После его чудесного исключения из семьи Вербье он исчез, не подавая о себе вестей. Я представляю, как он скачет где-нибудь в Тоскане или в Буркина-Фасо. Один я остался в тюряге, охраняемый этими тремя равнодушными псами, двое из которых к тому же отказываются меня видеть.

За обедом последовал традиционный перерыв на кофе в зале, где Саверио затрагивал самые актуальные новости, что превращалось для меня в игру, в которой мое мнение было всегда противоположно его мнению. При Фабьене это было намного забавнее, а находясь в Мароле, без него, из-за собственного безразличия я позволял иногда переубедить себя. Возникали моменты, когда я смягчался, глядя, как Саверио приглаживал рукой свой седой конский хвост.

* * *

Фирменным товаром Софи был козий сыр региона Луары: валансай, сель-сюр-шер, сент-мор из Турени, пулини-сан-пьер, кротэн де Шавиньоль и знаменитый шабишу. Я заглянул к ней в лавку и узнал, что она, оказывается, не просто торговка сырами, но и сыровар. Но я лучше буду называть ее «торговка сырами», чем «сыровар», так как это слово по звучанию похоже на слово «варвар». Напротив ее лавки была установлена мемориальная доска, посвященная старшему сержанту французской армии Сопротивления, погибшему 25 августа 1944 года в возрасте 39 лет. Софи была очень растрогана смертью в таком возрасте. Она вела поиски информации о нем через Интернет, собирала заметки и документы. Не хотел бы я однажды написать роман об этом сержанте? Я ей ответил, что это была бы лучшая книга о полицае или о фрице, который убил бойца армии Сопротивления. Больше Софи никогда не просила меня взяться за перо. О том, какую книгу я тогда писал, я ей не говорил. Она думала, что это были статьи. Однако от написания статей стук по клавиатуре компьютера совсем не такой, Он скорее похож на пулеметный, тогда как звук от моей работы над манускриптом похож на редкие выстрелы из ружья одинокого стрелка, убивающего тени своего прошлого.