Кровь и лед - Роберт Мазелло

— Трудновато снимать с движущегося корабля, верно?

Она обернулась, и Майкл увидел широкое лицо с высокими скулами и изогнутыми бровями.

— Да, это вечная проблема. Сама не знаю, зачем мучаюсь.

Держась одной рукой за леер, чтобы не потерять равновесие — море было вполне спокойным, но корабль все равно то и дело кренился на борта, — он направился к ней.

— Вы, надо полагать, фотограф, которого мы так долго ждали? — спросила женщина.

— Верно. — Он внезапно почувствовал себя уязвленным, словно с ним говорили как с представителем низшего сословия. — А вы, надо полагать, врач, который примчался на два дня раньше срока?

— Да. Когда вылетаешь со Среднего Запада, о нормальных стыковочных рейсах не может быть и речи. Довольствуешься тем, что есть.

Они представились друг другу, после чего Майкл обратил внимание на фотоаппарат.

— Вы все еще пленкой пользуетесь, — протянул он.

— А что плохого в пленочных камерах?

— В данный момент ничего. Но на полюсе вы можете столкнуться с проблемами. В условиях экстремального холода пленка растрескается в два счета.

Она одарила свою камеру, как предательницу, взглядом, полным укора.

— Мама и сестра заявили, что я просто обязана привезти из Антарктиды несколько фотографий. — Женщина встрепенулась и добавила: — А не одолжите разок-другой одну из своих камер? Моя родня все равно не догадается.

— Конечно. Нет проблем.

Сивучи поревели, затем нырнули в волны, на мгновение обнажив спины, и исчезли.

— Вы работаете на Национальный научный фонд? — спросил Майкл.

— Да. Приходится. Набрала целую гору займов на обучение, теперь надо выплачивать долги.

Майкл решил, что она покинула стены медицинского колледжа не более пяти-шести лет назад.

— К тому же в отношении чикагского госпиталя, где я работаю, недавно начали проводить проверки сразу шесть различных агентств. Я решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы на некоторое время уехать оттуда.

— И выбрали Антарктику? — Майкл не сомневался, что из этой дамы получится интереснейший персонаж, который он обязательно включит в статью для «Эко-Туризма», поэтому в уме начал делать кое-какие мысленные пометки.

— А вы в курсе, какие суммы отваливают тем смельчакам, у которых хватает мозгов подписаться в контракте на полугодовую вахту? — Внезапно налетевший порыв ветра подхватил ее тонкие косички (в некоторых из них просматривались светлые выкрашенные пряди) и зашвырнул за спину. — Я вам так скажу: никакие заработки в отделении скорой помощи с предложением ННФ и рядом не стояли. А впервые я услышала о возможности поработать в Антарктике от знакомого, который сам побывал здесь год назад.

— И что, он дожил до того момента, когда смог рассказать вам свою историю?

— Поездка изменила всю его жизнь.

— Так, может, вам именно этого и хочется? — заинтересовался Майкл. — Перемен в жизни?

Она слегка отстранилась и, прежде чем ответить, секунду-другую медлила.

— Нет. Я вполне довольна собственной жизнью. — Она посмотрела на него немного настороженно. — Вы, я вижу, очень любопытный.

— Прошу прощения. Дурная привычка. Издержки профессии.

— Фотографа?

— Боюсь, что я еще и журналист.

— A-а, вот оно что. По крайней мере теперь ясно, с кем я имею дело. Но давайте все-таки не торопить события. У нас будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга получше.

— Вы правы, — кивнул он. Его манера брать у людей интервью всегда отличалась некоторой топорностью. — Почему бы нам не начать все сначала и не поговорить о фотографии?

Майкл дал доктору несколько кратких рекомендаций относительно того, как необходимо снимать в море, особенно с учетом специфических условий освещенности в высоких южных широтах, после чего отправился назад в каюту.

«Не торопись. Пусть собеседник самостоятельно раскроет душу».

У двери в каюту он вдруг вспомнил, что для ужина с капитаном его попросили прилично одеться. Ну что ж, надо найти наименее помятую фланелевую рубашку, сунуть ее под матрас и какое-то время на нем поваляться.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

20 июня, 1854, 18.00

Для Синклера, лейтенанта 17-го уланского полка, эта ночь выдалась бы самой заурядной, если бы не ее неожиданное завершение.

Все началось примерно в шесть часов утра в казармах, после нескольких партий в экарте; Синклер проиграл двадцать фунтов. Его отец, граф Хотон, конечно, не обрадуется, когда сын снова обратится к нему за деньгами, — купив Синклеру офицерский чин, он поклялся, что больше не станет оказывать ему финансовую поддержку. С другой стороны, дабы не опорочить доброе имя семьи, отец однажды все-таки оплатил внушительный долг Синклера портному, а затем и еще один — эмигранту с Востока и владельцу сомнительного заведения в Блюгейт-Филдз,[3] где сынок предавался тому, что почтенный граф характеризовал как «недостойное поведение». Вряд ли отец откажет ему в еще одном маленьком одолжении, рассуждал Синклер, особенно теперь, когда его в любой момент могут направить в Крым воевать с русскими.

— Как насчет того, чтобы позавтракать в моем клубе? — спросил Рутерфорд, подгребая к себе выигранные деньги. — За мой счет, разумеется.

— Это меньшее, что ты можешь сделать! — воскликнул Ле Мэтр, еще один неудачник сегодняшней ночи. Из-за своей французской фамилии в кругу друзей он был известен как Француз. — Ты мои личные деньги будешь тратить!

— Ну, полно тебе, — ответил Рутерфорд, проводя рукой по экстравагантного вида бакенбардам. — Не будем ссориться. Так что скажешь, Синклер?

Синклер не горел желанием в ближайшее время появляться в «Атенеуме», так как нескольким завсегдатаям клуба задолжал небольшие суммы.

— Я бы предпочел «Черепаху».

— Ну что ж, «Черепаха» так «Черепаха», — кивнул Рутерфорд, с трудом поднимаясь со стула — вся троица во время игры успела изрядно накачаться. — А потом, может быть, и мадам Эжени визит нанесем. Как думаете? — Он многозначительно подмигнул приятелям и принялся засовывать фунтовые купюры в карман ярко-красного мундира. Рутерфорд пребывал явно в благодушном настроении, и не без причины.

Все трое, пошатываясь, вышли на Оксфорд-стрит, заставив своим видом нескольких прохожих шарахнуться в стороны, и пошлепали по грязным лондонским улицам. На углу Харли-стрит, где совсем недавно мисс Флоренс Найтингейл открыла госпиталь для малоимущих женщин, Синклер остановился, заметив миловидную девушку в белом медицинском чепце, которая высунулась из окна третьего этажа, чтобы закрыть ставни. Она его тоже заметила — сверкающие в тумане эполеты и начищенные золотые пуговицы трудно не заметить, — и он ей улыбнулся. Голова девушки скрылась внутри, и ставни захлопнулись, однако перед этим девушка ответила ему улыбкой.