Ржавые листья - Виктор Некрас

Дело вдруг увлекло его. А ну, кто окажется ловчее — он, кой зубы съел на тайных делах, или старый вояка да яростный молодой гридень?

— И что не можешь — тоже, — жёстко сказал князь. — Пойми, воевода, не словишь их — все главами вержем. Возьми воев сколь хошь, хоть сотню, хоть две, хоть полтысячи… И любого гридня с его людьми тебе дам.

— Особо много людей мне для того дела не надо, — задумчиво ответил Волчий Хвост, кой уже начал нащупывать замысел своего нового дела. — Мне надобно будет не многолюдство, а верность… Значит, лучше будет, коль я только своих кметей да воев возьму, что под моим началом обвыкли в бой ходить. Ну сотню воев подкинешь… а поставь над ними… — воевода помедлил, — а Гюряту Роговича и поставь.

— Не подведи, Военег Горяич, — мало не просительно сказал Владимир. — Я же помню, ни одно отцово тайное дело без тебя не обходилось, ты в этом лучший…

Волчьему Хвосту вдруг враз вспомнились его утренние думы: а чего это великий князь соловьём разливается? Ох, не к добру он про отцовы тайные дела вспомнил, не терпят владыки, когда много народу про то знает. Святослав другое дело, он витязь из витязей был, а этот-то…

Воевода отогнал дурные мысли. Накличешь ещё…

— Когда начинать думаешь? — спросил вдруг Владимир на удивление трезво, словно это не он только что причитал перед воеводой.

— Уже начал, — мрачно ответил Волчий Хвост. — Есть тут укромное место где-нито?

— А здесь? Не пойдёт?

— Пойдёт, — махнул рукой Волчий Хвост. — Ты, княже, сей час ступай к боярам да гридням, а здесь останусь. А ты, чуть погодя, пришли мне сюда Гюряту, я его там в палатах видел. Мне с ним переговорить надо.

— Без меня? — удивлённо поднял брови князь. Чувствовалось, что ещё чуть — и он начнёт наливаться гневом.

— Княже, ну не мне тебя учить, что чем больше народу про тайное дело ведают, тем хуже, — терпеливо ответил Волчий Хвост. — Ты вспомни, восемь лет тому, почто вы с Вольгом не смогли князь-Ярополка перемочь? Больно много народу про ваши замыслы ведало. Мне и делать-то ничего не пришлось…

Волчий Хвост осёкся, но было уже поздно. Слово, говорят, не воробей… Стар становишься, воевода, вот и похваляться уже стал, где не надо…

Глаза Владимира округлились:

— Так это ты!.. — он не договорил, хватая ртом воздух. Вновь обрёл дар речи. — Это ты нам помешал тогда!

Воевода только пожал плечами.

— Ладно, про то потом поговорим, — здраво сказал Владимир. — Жди тут, Гюряту пришлю вскоре же.

И исчез за дверью, оставив Волчьего Хвоста клясть свою болтливость.

Гюрята Рогович пришёл с Владимиром из Новгорода. Кметь из новогородской незнатной господы, он был одним из вожаков перунова братства. Недовольные усилением христиан в Киеве, именно они привели к власти Владимира в Новгороде во второй раз, когда он вернулся из-за моря с варягами. Так-то сказать, власть ему враз может и не пришлось бы взять, даже невзирая на рать варяжскую. Именно «перуничи» повернули новогородский люд и господу обратно в сторону князь-Владимира, подвигнув свергнуть киевского наместника.

Славен был Гюрята Рогович и в войне с князь-Ярополком. В битве при Любече, где столкнулись два невеликих княжьих войска, пробился Гюрята Рогович сквозь строй киевской рати, и захватил багряный прапор киян.

И в войне за червенские города також славен был кметь Гюрята Рогович, рубился в первых рядах пешего войска и повалил трёх ляшских кметей, за что и удостоился от Владимира-князя серебряной гривны на шею.

Лёгкий скрип двери сзади прервал раздумья Волчьего Хвоста. Чуть наклонив голову, высокий ростом Гюрята Рогович ступил через порог. Истый потомок варягов, и по стати, и по породе. Сосна кондовая, да и только. Русый чупрун красиво завернулся над бритым теменем, усы длинными прядями падают на подбородок. В тёмно-голубых глазах стынет осторожное раздумье и боевая готовность. Двигался Гюрята Рогович, ровно зверь дикий — осторожно и почти бесшумно. Рысь из дебрей полуночных.

— Гой еси, Военег Горияч.

— И тебе поздорову, Гюрята Рогович, — обронил Волчий Хвост. — Мыслю, знаешь уже всё?

Гюрята неопределённо повёл плечом, что могло значить всё, что угодно, от «может, да, а может, нет», до «твоё ли это дело».

— Вот и хорошо, — Волчий Хвост словно ничего не заметил. — Тогда слушай меня, поскольку главным буду я. Ты сей час неприметно с пира уйдёшь.

Он не спрашивал, сможет ли Гюрята с пира незаметно уйти. Должен смочь, коль в «Перуновой дружине».

— Подымешь своих воев, всю сотню, посадишь на вымолах на лодьи и пойдёшь вверх по реке. К вечеру тебе надо быть в Вышгороде. Там заночуешь…

— Можно и скорее, — обронил задумчиво «перунич».

— Кабы мне надо было скорее, я бы тебе так и сказал, — сказал Волчий Хвост, не повышая голоса, но так, что Рогович вмиг умолк. — Все должны видеть, что ты никуда не торопишься. Завтра выйдешь из Вышгорода на рассвете, а потом… потом тебя должны потерять.

Рогович молчал, только глядел вприщур, осмысливая услышанное.

— Лучше всего укройся на Турьем урочище, место вроде глухое. Коль там наскочишь на Свенельда, сразу шли вестонош, проси помощи хоть у кого, разрешаю. Тебе в одиночку его не осилить.

— Ну уж…

— Не ну уж! Ты ещё материну грудь сосал, когда Свенельд уже рати водил!

— А не окажется его там?

— А не окажется — станешь там станом и чтоб никто не знал, что ты там стоишь! Жди моего вестоношу. Куда он скажет, туда потом и иди. И помни главное: какие бы до тебя неподобные слухи про меня ни доходили — ничему не верь. Князь великий мне доверился, а тебе сам Перун велел. Внял?

— Внял.

— Исполняй.

В горнице вновь уже лились вина и мёды. Про Люта Ольстича уже было забыто.

Волчий Хвост с презрением усмехнулся, дождался того, чтобы его заметили все, чтобы это презрение увидели хотя бы те, кто сидел поблизости.

— Военег Горяич, скажи здравицу, — крикнул кто-то от столов. Над головами пирующих уже плыла к нему серебряная чаша с вином.

Этого Волчий Хвост и ждал. Подняв чашу, он хрипло возгласил:

— Я не буду сей час пить за великого князя Владимира Святославича — за это вы пили уже не раз, и выпьете не раз и без меня. Я не буду пить и за нашу Русь — за это мной пито тож уже не раз. Я хочу выпить ныне за того, кого нет сей час с нами, за великого князя Святослава Игорича Храброго, Князя-Барса. Пусть наши дети будут такими, как он.

Краем глаза воевода заметил, как скривился князь Владимир, как пала в палате тишина. Поднял чашу и выпил.

Вот и всё. К вечеру по Киеву поползут слухи, что Волчий Хвост наорал на пиру на князя, да и здравицу возгласил не за него, а за отца его. И Волчий Хвост будет не волчий, а собачий, коль слухи те не достигнут в скором времени Свенельда и Варяжко. Ибо если у них в Киеве нет своих людей, то он не воевода, а пастух, и не Волчий Хвост, а овечий.